Сталью, бархатом

Варрик узнает о гибели Лиандры от шокированной Изабеллы, тупо смотрящей в стену и отмывающей руки от крови и сажи прямо зачерпнутым из кружки вином. Изабелла нервно дергает плечами и, вопреки своей обычно многословности, говорит рублеными короткими фразами, почти полностью состоящими из слов, от которых рискуют свернуться уши. Варрик ощущает нечто смутное на фоне общего остолбенения от страшной новости; он не может понять, что он испытывает из-за того, что его не было рядом с Хоуком, когда перепаханная стежками, как тряпичная кукла, Лиандра умирала на руках своего венценосного сына. Андерс приходит в "Висельник" в тот же вечер, когда Изабелла уходит искать в Нижнем Городе хоть что-то, способное стереть чудовищную картину, стоящую перед ее внутренним взором. Андерс растерян, лицо его хмуро, а движения плавные и медленные, как обычно, когда он глубоко о чем-то задумывается. Варрик настораживается, Варрик уже знает, что Андерс был у Хоука, как знает, что Андерс был с Хоуком и когда тот в спешке и ужасе разыскивал по городу пропавшую матушку; но Варрик не ждал, что визит окончится так скоро. Андерс начинает рассказывать только после третьей кружки вина, когда пьянеет так сильно, что его клонит в сон. Хоук поил его терпким антиванским бренди, Хоук сидел на краю собственной кровати и глаза его лихорадочно блестели, а пальцы, удерживающие полный бокал, все еще вымаранные в крови его матери и ее убийцы, подрагивали резко и сильно. Хоук говорил с замершим в углу на стуле Андерсом о чем-то, и его повествование было рваным и дерганым. Куски не сшивались с кусками, и Хоук смотрел на Андерса - и сквозь него, и такого жуткого взгляда Андерс у Хоука не помнил вовсе. Он говорил о Лотеринге, как малышка Бетани впервые заморозила воду в кувшине; как мама рассказывала им о своем прошлом, как Хоук подхватил серьезную заразу и его, едва не отплевывающего собственные легкие, выхаживали всей семьей. Андерс уходит в свои подземелья, а Варрик кусает край пера и думает, что ему стоит наведаться к Хоуку самому. Варрику впервые страшно, страшнее, чем когда на их руках, по его вине в старом тейге умирала бедняжка Бетани, и ее светлые глаза покрывались мутными бельмами, а ногти беспорядочно скребли по каменному полу и нагруднику Хоука. Потом становится только страшнее. В Висельник приходил Фенрис, и Фенрис отплевывается от пойла, злой и раздосадованный; потом уже Варрик понимает - испуганный. Он навестил Хоука, но не знал, что сказать. Говорить и не пришлось. Его история повторяет историю Андерса, только Фенрис выдержал дольше. Он ушел, только когда Хоук неловко на лестнице в библиотеке рассадил новую бутылку о ступени, и разодрал осколками в кровь пальцы, неловко упав следом. Фенрис отмыл ему руки, перевязал и сбежал, оставляя Хоука с его остекленевшим взглядом одного. У Варрика все нет времени заглянуть - или на самом деле, или он сам ищет себе дела, чтобы только не убеждаться в худшем. К нему приходит Авелин, и она по-настоящему испугана. Хоука словно прокляли, говорит она. Хоук умирает, говорит она. Он уже даже не пьет - в доме, где не горит камин и занавешены окна, где холодно и промозгло, пылятся бочки в погребе и гниют припасы на кухне. Его мабари сбежал в казармы к Авелин, и за ним ухаживает Донник, откармливая постоянно скулящую собаку. Это страшно, говорит Авелин. Хоук не открывает двери, говорит она. - Еще день, и я собственными руками вытащу его из этого дома, - говорит она. Но губы ее поджаты, а на побледневшем лице веснушки горят особенно ярко. Ей страшно. Ей очень страшно. - Он сам себя убивает, нельзя так. Конечно, нельзя - думает Варрик. Варрик приходит к нему уже затемно. Взяв свежий пирог и бутылку фруктового сока, он прозябает под дверьми поместья, выстукивая кулаком по резной древесине. Служанка Хоука, миниатюрная эльфийка, ютится у Мерриль, в первый же вечер высланная белым, как бумага, хозяином прочь. Пес у Авелин. Сам Хоук демоны знают где. Варрик уже всерьез задумывается вынуть из рукава отмычки, в очередной раз громко обращаясь к двери, когда различает шаркающие шаги, приглушенные и медленные. - Хоук, дружище, - Варрик надеется, голос его не дрожит так сильно, как вздрогнуло все в нем самом. - Открывай же, ночь на дворе, негоже честным гномам так орать. Варрик оставляет сверток с пирогом и тяжелую бутылку прямо в прихожей, сам заперев за собой двери. В доме тяжелый, густой воздух, окон давно не открывали, холодно и темно. Он плетется за ушедшим в спальню Хоуком, отмечая, что в доме запустение, но не бардак. Значит, сил громить от горя все и вся у Хоука не было. - Мне жаль, что меня не было рядом, - выдавливает из себя Варрик, едва минуя порог спальни. Хоук садится на сбитые покрывала под тяжелым балдахином. Поднимает медленно голову. - Тебе бы только тошно стало, право, - хрипит Хоук. Голос его кажется Варрику...ржавым. Только это слово подходит. Ржавым, скрипящим, неживым. Он долго молчал, пересохшее горло явно теперь болит. Но Варрику правда жаль, теперь он чувствует это остро; понимая даже, что не смог бы помочь ничем там, ему кажется, что тяжелый груз горя он бы мог хоть чуть снять с плеч Хоука. Но, возможно, ему только кажется. - Вчера приходил Себастьян, - продолжает Хоук глухо, а Варрик оглядывает заляпанный высохшими темными пятнами пол, переступает с ноги на ногу. - Позавчера была Мерриль, принесла маргаритки. Маргаритки лежат у кровати, выложенные осторожным узором, явно руками самой малышки Мерриль. - Говорит, маргаритки лечат от скорби. - Поджимает губы Хоук. - Девочка молодец, - подбадривает Варрик безуспешно. - О тебе все волнуются. Хоук усмехается. Варрик хочет было убеждать его, рассказать, как поочередно вся их веселая шайка сумасшедших навещала его в Висельнике, и как они все напуганы и выбиты из колеи случившимся, но замолкает. Конечно, Хоук знает, что о нем пекутся. Просто сейчас это искривляется под весом потери; сейчас это не кажется важным, потому что они навещали, пили с ним, слушали и выкладывали цветы у постели охранительными знаками, но никто не смог помочь. Они любят Хоука. Почти боготворят. Хоука, всегда готового помочь, ищущего компромисс, ставящего их выгоды выше собственных. Хоука понимающего, помнящего, улыбающегося, умного и уравновешенного. Хоука, который вытащил их всех из дерьма и не ожидает даже простого "спасибо" за это. Хоука, который рад, что они просто с ним, просто есть у него. Хоука бескорыстного, Хоука светлого, Хоука понятного и привычного. Но не осунувшегося от горя, с чернильными тенями под глазами, запавшими щеками и сединой на висках. Не того Хоука, у которого трясутся руки, и вино расплескивается на дубовый стол мимо заляпанных бокалов. Не того Хоука, который улыбается так тяжело и так страшно, в котором сквозит только боль, только отчаяние, только страх. Этого Хоука, с высохшими белыми губами, с обломанными до крови ногтями, дерганого, исхудавшего, как живой труп, дышащего медленно и тяжело, с трудом связывающего слова - такого Хоука они не знают. С таким Хоуком они не знают, что делать. Его плохо знает и Варрик. Но зато Хоук знает исхудавшего от тоски и чувства вины Варрика, и Хоук сидел с ним после Глубинных Троп, просто и незатейливо одним своим присутствием, теплой ладонью на плече и долгими разговорами по ночам напоминая, что он, Варрик - еще жив. Что он еще нужен. Ему, Хоуку, нужен. И Варрик не сбегает, хотя все это запустение, тяжелый воздух и едва передвигающийся Хоук подталкивают только к побегу. Он проходит за Хоуком в спальню, смотрит, как Хоук болезненно ему улыбается, как осторожно садится на кровать и опускает руки; на запястьях и на сгибах выступили темные, синие вены, ярче, чем обычно, жутче, чем обычно. - Дружище, - говорит Варрик, и Хоук поднимает на него мутные глаза. Варрик останавливается в двух шагах от него. Рассказывает все же, как обеспокоены остальные. Их общие друзья, те люди, которые связывают их друг с другом еще крепче. Те люди, о которых они заботятся и которые криво и по-своему заботятся о них. Хоук опускает голову, закусывает губу, и Варрик понимает, что сделал только хуже. Добавил еще и вины ко всей той тьме, что клубится внутри Хоука. - Гаррет, поговори со мной, - Варрик придвигается ближе, делает первый из двух разделяющих их шагов. Хоук рвано вздыхает и порывисто разводит руками. Роняет ладони на колени. - Мне плохо, Варрик, - просто говорит он, после еще одного тяжелого, болезненного вдоха. Говорит хриплым, глухим, больным голосом просто и без обиняков. - Я один. Я всех потерял. Второй шаг дается легче. Варрик медленно кладет руку Хоуку на плечо, а он лишь улыбается криво и хмурит лоб. Его глаза блестят от невыплаканного, невысказанного. - Все это было для них. Дом, слава, деньги. Вместо того, чтобы грести все это, надо было просто их защитить. Просто защитить. - Ты сделал намного больше для них, чем кто бы то ни было еще, дружище. Ты сделал все... - Что мог? - Хоук кривит сухие губы и окидывает взглядом запустение, стараясь не смотреть на Варрика. - Мне даже дышать больно. Будто я тоже уже умер и пытаюсь создать видимость жизни. Варрик садится рядом на смятые, темные покрывала и старается повернуть Хоука за плечо к себе. - Пойдем к Эльтине, поищем утешения? - Спрашивает он, горько усмехаясь. Ему хочется добавить: Я втянул тебя в это. Из-за меня ты лишился Бетани. Оно бы сложилось иначе, не будь Глубинных Троп и всего этого дерьма. Вини меня. Тебе еще стоит пожить, ты еще многим нужен. В доме так пусто и тихо, что слышно, как смеются во дворе соседнего поместья гости званого бала; их смех в пустом доме Амеллов разносится, отражается от стен и шипит глухо и пугающе. - О, утешение, - скалится устало Хоук. - Мередит прислала мне корзину цветов. Цветы от Мередит, даже смешно. Белые, огромные лилии. А под ними был лириум. Чистый, такой яркий. Вот кто знает, как утешить своих учеников. Варрик сильнее трогает его по плечу, а Хоук хрипло выдыхает. - Так и лежит у дверей, под скамьей. Цветы, наверное, уже совсем высохли. Он так и не принимал до сих пор лириум, Варрик знает. Мередит знает тоже; Варрик не может придумать, что еще сказать. Плечо Хоука у него под рукой вздрагиват в такт его тяжелому дыханию. - Надо выкарабкиваться, - наконец шепчет Варрик. - Ты нужен, Хоук. - Хочешь увидеть, как я в очередной раз подведу всех? - У Хоука дрожат пальцы, а на исхудавшем лице очерчиваются тенями желваки. - Ну-ну, Гаррет, мой мальчик, - тяжело усмехается Варрик. - У тебя есть я, я всегда буду рядом. И если подведем, так вдвоем. На двоих, знаешь ли, вина легче делится. Это слабо похоже на утешение или на ободрение, но Хоуку этого оказывается достаточно. Он наконец поддается руке Варрика, позволяется повернуть себя. Устало закрывает глаза и опускает голову Варрику на плечо. - Тебе нужно выспаться, - шепчет Варрик, наспех стягивая перчатку, стараясь не спугнуть Хоука, и гладит его голыми мозолистыми пальцами по курчавому затылку. - Хорошенько поесть. Новая кухарка в Висельнике готовит по какому-то варварскому рецепту такое рагу и пироги. Можно целую книгу писать, ешь, пока не лопнешь, не останавливаясь. И он скорее чувствует, чем видит, как Хоук слабо улыбается. - Хорошо, - глухо отзывается он. - Вооот, - уже веселее продолжает Варрик, отыскивая в окружающем их беспорядке глазами теплый плащ Хоука с капюшоном. - Пока будешь есть, я тебе расскажу новости; новостей, знаешь ли, целая прорва! А еще я почти дописал книгу, и мне нужно мнение доверенного человека об одной весьма пикантной сцене. - Про дракона сцена, что ли? - хмыкает Хоук. Он помнит - улыбается Варрик. Конечно, он помнит. Это же Хоук. Он гладит его затылок, ладонь другой руки устроив на спине Гаррета, и чувствует его дыхание на своей открытой в вороте ярко расшитой рубахи ключице. - Про дракона, про дракона, - тянет он. - Но, знаешь, я передумал! - И добавляет, пока Хоук не успел напрячься. - Сначала вымыться, потом спать и есть. А то от тебя прет, как от твоего пса. Даром, что он у Авелин! - Даже собака от меня сбежала, - усмехается Хоук. - Собака рисковала подохнуть с голоду. Ты, кстати, тоже. - Варрик осторожно отстраняется, решив, что плащ они найдут по ходу продвижения к дверям поместья. - Хорошо, что у тебя есть Варрик. И Варрик спасет тебя. Гаррет улыбается, и улыбка его - отражение привычной прежней. И Варрик вздыхает свободнее, ведя осторожно ладонью по виску Гаррета, по его скуле, покрытому густой щетиной подбородку. В Висельнике шумно и тепло. В комнатах Варрика горит весело камин, и служанки послушно закрывают двери, выслушав пожелания Варрика относительно обильного позднего ужина на две персоны и количества горячей воды. Пока Хоук неловко выпутывается из собственного плаща, заботливо застегнутого Варриком на три фибулы и подпоясанного, сам Варрик приносит медную ванночку и ставит ее у камина. Ему не приходится объяснять, почему он будет помогать Хоуку мыться. Хоук обделен лишней скромностью, и, Варрик надеется, сам понимает, что после нескольких дней без еды, в темноте и почти без движения он ослаб. Руки у него дрожат, ноги держат его с трудом. Он крепкий здоровый мужчина, и даже при Варрике ему приходилось голодать на порядок дольше - но горе подкашивает сильнее, чем вынужденный голод. Служанки приносят бочку, Гаррет с трудом втискивается в скромных размеров ванночку, а Варрик, подкатав высоко рукава, с видом важным и серьезным обливает его плечи и голову водой из ковша. - Сам не могу? - шутит Хоук, неудобно оглядываясь, когда Варрик пенит в широких ладонях густое едкое мыло. - Уронишь мочалку еще, я не в праве такого допустить, - поджимает скорбно губы Варрик. Хоук улыбается широко. Жаль, что даже в самых узких кругах потом будет не похвастаться, что видел защитника Киркволла в таком состоянии, - думает Варрик, осторожно промывая жесткие курчавые волосы у Хоука на затылке, массирует пальцами виски. Хотя, ухмыляется он сам себе, когда Хоук вытаскивает мокрую ногу из ванночки и свешивает ее за край, и с его пятки капает на дорогой ковер, - хотя ему и не хочется об этом рассказывать. Такие истории греют только людей, в них участвовавших. Только для этих людей они имеют значение и со временем становятся бесценны. Варрик оттирает его кожу грубой мочалкой, Хоук свободно подставляется и смеется, когда с таким же серьезным видом Варрик мылит ему бороду. - Запаршивел совсем, - фыркает Варрик, едва сдерживая улыбку. Смех Хоука прежний; громкий, приятный, чуть хриплый. Мокрый, кое-где еще в пене, он поднимается, забрызгав пол вокруг ванночки и ждет с улыбкой, пока Варрик обтирает его грудь полотенцем, вытягивая руки и встав на цыпочки. - Да, гномы для такого не созданы, - хмыкает Варрик, и Хоук наклоняется, чтобы он мог дотянуться до мокрых, пряно пахнущих мылом волос. - Спасибо, Варрик, - тепло улыбается Хоук. - Рано еще благодарить, - Варрик показывает на пока пустой стол. - Халат на кровати, замотайся пока, а я потороплю наших красавиц, чтобы скорее накрывали на стол. - Хорошо, - кивает Хоук. Когда Варрик и весело смеющиеся девушки заходят в комнату, Гаррет спит, неловко упав на кровать. Он лежит на боку, под его плечом подушка, и длинные сильные ноги, покрытые темными редкими волосами обнажены до самых бедер меж полами спадающего на ковер халата. Девушки смущенно и заинтересованно улыбаются, а Варрик прижимает палец к губам, показывая им расставлять блюда по столу молча. Он выгоняет их почти взашей, смеющихся и слегка зарумянившихся, все оглядывающихся. Гаррет спит спокойно, дышит ровно и глубоко. На скулах выступил здоровый слабый румянец, и больше не кровятся потрескавшиеся было сухие губы. Варрик вытягивает из-под него осторожно одеяло, чтобы накинуть поверх, и долго сидит рядом, бездумно глядя, без единой мысли в голове. Сидит, перебирая пальцами по тонкой ткани халата, укрывшей предплечье Хоука. Смотрит, как он дышит, как спокойно во сне его лицо. Когда на смену тупой пустоте в голове приходят едкие мысли о том, что они чуть не потеряли Хоука, такого, оказывается, слабого, такого теплого и привычного, которого потерять казалось невозможным, - Варрик все-таки встает с постели и уходит к столу. Над пустым листом, водя мягким краем пера по губам и бестолково теребя его в пальцах, Варрик думает над всем сразу. Хоук почти не шевелится, только поводит плечом, словно через сон почувствовав, что Варрик его больше не касается. Когда Хоук просыпается, Варрик так же сидит, и лист перед ним пуст. Перо даже не намочено в чернилах. Защитник Киркволла выглядит на порядок лучше, чем накануне; трет пальцами глаза, щурится, оглядывая комнату и накрытый стол. Варрик откидывается в кресле, наблюдая, как Хоук натягивает на плечи сползший совсем халат. - Горячее вино или горячий отвар? - спрашивает он, уже зная, что Хоук выберет; - все остыло, можно разбудить кухарку... - Мм, нет, - Хоук уже у стола, запихивает в рот отломленный кусок пирога. - Таг хагашо. Он ест прямо руками, стоя, пока Варрик вешает на крюк над огнем полный чайник, закидывает пучок свежих трав и плотно закрывает. - Ты не спал? - оглядывается Хоук, от пирога не отрываясь. - Сторожил сон мессера Защитника, - отзывается Варрик. Тяжелое беспокойство медленно покидает его; Хоук на силу запихивается пирогом, явно не испытывая особого голода, но Варрик решает не мешать ему. Аппетит появится позже, они оба это знают, когда скорбь и вина отступят еще немного. Пока нужно просто поддержать скудные силы, хоть чуть вернуться в колею. Варрик понимает, что упустил время: пока Хоук спал, можно было разбудить служанок, заплатить, чтобы его имение привели в порядок. Растопили камины, заменили испорченные продукты в погребе и на кухне свежими. Девочки у Варрика работают честные, можно рассчитывать, что ничего ценного из поместья вместе с мусором и пылью не исчезнет, а корзина с лириумом из-под лавки перекочует в один из сундуков, и никто о ней не узнает. Варрик смотрит на глубокие царапины на пальцах Хоука, вымазанных в масле, и вспоминает как был сбит с толку Фенрис, когда рассказывал об инциденте с бутылкой и ступенями. Вода кипит скоро. Нужно задержать Хоука еще ненадолго - думает Варрик, за локоть усаживая Гаррета за стол и начинает рассказ о почти дописанной книге. Рассвет поднимается над Киркволлом, когда сытый Гаррет допивает третью высокую кружку терпкого отвара и смеется над озвученной Варриком развязкой. Скоро Варрик провожает его до кровати, и они сидят, спрятав ноги под одеялом, пока Варрик, не удержавшись, рассказывает о испуганных Андерсе, Авелин и Фенрисе еще раз, уже с подробностями. Когда Хоук заснет, думает Варрик, - надо сразу отправлять девочек в поместье, а пока поставить подавать в Висельнике помощницу кухарки. И послать за служанкой-эльфийкой Хоука, чтобы возвращалась и помогла с уборкой. Он продумывает простой и четкий план, решает, что делать в первую очередь; в его план включено пригласить их общих друзей в Висельник по очереди, чтобы Хоук пришел в себя скорее. Место имеет притащить даже собаку. План Варрика идеален и должен быть воплощен немедленно. Варрик просыпается через несколько часов. Убирает руку с живота Хоука, осоловело оглядывается, пытаясь вспомнить, как заснул. В камин явно подбросили дров, со стола убрано. Хоук спит, и его рука под спиной Варрика, а предплечье под его головой. Варрик понимает, что затечь рука у Хоука должна была уже просто неимоверно, понимает, что лишился нескольких часов, которые можно было бы потратить на дело. Понимает, но не торопится вставать. В конце концов, он помог Хоуку справиться с такой страшной тяжестью, когда другие не смогли. Хоук сопит, уткнувшись в подушку. В конце концов, они заслужили право на отдых. Варрик осторожно перекладывает его руку, массирует ему запястье и сгиб локтя, разгоняя кровь, затем устраивает ее поверх своего живота и ложится удобнее, накидывая на них обоих одеяло.