***
Франсуа несколько дней не появлялся, и Кристин начала волноваться. Тетушка Дюпон только хмыкала, глядя, как племянница уже в третий раз распускает вышивку из-за ошибки. Капитан ей пришёлся не по душе. Его чрезмерная открытость миру и веселье раздражали. Она не могла объяснить себе, почему именно. «Неужели старею? — подумала тетушка, отчего еще больше разозлилась. — Нет, не поэтому, не поэтому! ». Когда тебе минуло пятьдесят пять, это уже угрожающе. Она еще была красива, но красота увядала, как роза в жаркий день. Тонкая вуаль морщинок становилась заметней, от солнца появлялись пятна на лице, и вывести их не получалось, постепенно падало зрение. Тётушка не хотела признаваться себе, что прошла ее молодость и что отныне мужчины смотрели на нее с уважением, а не восхищением и восторгом. «Да, этим он и раздражает, — горько призналась она, поправляя платье перед зеркалом. — Именно этим. Ах ты, жеманная старая кокетка! Тебе бы только покорять сердца! Седина в волосы — бес в ребро? Ложись-ка, милочка, в кровать, пора достойно умирать! Шекспировские строчки? Или, быть может, мои, сочиненные в подражание?.. Глупая, глупая, — она вздохнула тяжело. — Пускай уж ходит. Образованный, вроде умный, с мальчиками ладит, с племянницей не заигрывает... — тетушка еще раз оглядела себя и кивнула. — Не суди, да не судим будешь! Смирись, твой век прошёл, и ядом назад его не вернуть». Но, все-таки, обидно. Обидно, что капитан не удостоил ее хоть каким-то вниманием. Мог бы польстить ее самолюбию одним взглядом, может быть, она и успокоилась бы. Из коридора донесся веселый голос, и тетушка одернула платье сильнее обычного. «Спокойнее, — она уже аккуратно поправила свою шаль. — Спокойнее, милочка. Какая глупость. Что за странная, женская натура... Тебе бы лучше волноваться за девочку, а не о такой нелепице. Очарует и не заметит, что я, не знаю? Сама так вышла замуж». Сегодня она снова спустилась к ним, и в который раз Франсуа, завидев ее, мгновенно закрылся и стал напоминать статую. Кристин укоризненно взглянула на тетушку, но она прошествовала до кресла у камина с совершенно непроницаемым лицом. К удивлению Франсуа, она словно исчезла при этом из комнаты. «Придется следить за словами с еще большей внимательностью», — подумал он тоскливо. Вскоре, однако, он забыл про нее: мальчики растеребили перо. — Несносные, — он усмехнулся. — Что ж я буду теперь делать? — То же, что делаю я со сломанной брошью: выбросьте, — неожиданно подала голос тетушка. — Позвольте, брошь можно починить, — Франсуа взглянул на нее. — Вы ведь еще не избавились от нее. «Вот ведь знаток женщин, — изумилась тетушка. — Конечно, ни одна дама в своём уме так просто не выбросит украшение!». Вслух она ничего не сказала, только неопределенно махнула рукой. — Мадам, уверяю вас, что не доломаю ее, — Франсуа склонил голову вбок. — Мальчики все равно заняты уравнениями, а мне сидеть и ждать без дела грустно. Так я скучаю только на званых приемах, если меня принуждают на них идти. Кристин ожидала, что тетушка вспылит, но, к ее удивлению, она кивнула медленно, встала и вышла. Вскоре она вернулась с брошью. Франсуа осторожно взял украшение и, повертев его на свету, кончиком пера аккуратно подцепил сломанный вовнутрь лепесток и, покачивая, вытащил его. — Как это вы умудрились? — изумилась девушка, оставив вышивку и подойдя к столу. — Мы пытались его вынуть, но он так плотно сидел... — Да он просто цеплялся сломанным концом за цветок, — охотно пояснил Франсуа. — Остаётся приделать его чем-то на место... Если позволите, мадам, я возьму ее домой и подумаю на досуге. Полагаю, листок можно слегка нагреть на свече и прижать на место. — Берите, месье Тео, — тетушка кивнула. — Сдается мне, у вас золотые руки, и вы можете починить все что угодно. — Починить могу многое, — согласился капитан, убирая брошь в карман неизменного зеленого сюртука. Чуть помолчав, он добавил со вздохом: — Пожалуй, все, кроме человека... — Человек пусть сам себя чинит, — отрезала тётушка, возвращаясь в своё кресло. — Его забота. — Именно, — Франсуа тепло улыбнулся ей, и тетушка вдруг ответила ему неуверенной, слабой тенью улыбки. — Извне человека не починить. Другой может лишь подавать инструменты. Изменить самоё себя можно только лично... Жан и Николя сидели и давились беззвучным смехом. Тетушка Дюпон не выдержала и тоже пришла послушать! Где же это видано! Она, всегда ворчливая и относящаяся к Франсуа, как к врагу, вдруг захотела поучаствовать в их беседах! Невероятно. — Отвлекаетесь, господа, — вернул их на землю Франсуа. — У вас еще три задания, а вы болтаете. Мальчики, продолжая посмеиваться, уткнулись в свои листы. Тетушка молчала, глядя на огонь свечей. Кристин неловко теребила шёлковую нить, которой расшивала платок. Удивительно, что мнение Франсуа совпало с мнением тети. Она казалась ей такой упрямой и сварливой, а Франсуа — добрым и ласковым... Между ними не было ничего общего. И тут вдруг они так легко нашли согласие. То ли Франсуа искусный дипломат, то ли тетушка Дюпон совсем не такая, какой хочет казаться. Однако какую интересную вещь они сказали: человека извне не починить! Не исправить... Неужели совсем никак? Ведь есть же люди, занимающиеся именно этим, не просто же так строят дома милосердия! Словно прочитав ее мысли, Франсуа произнес тихо: — Человеку можно сколько угодно давать молоток, но если он им не хочет пользоваться, в инструменте нет смысла. Одним словом, было бы желание. — Вот желание можно вложить извне, месье Тео, — наконец-то возразила тетушка. — Другой человек может его дать. — Но желание, как и любое чувство, возникает изнутри, — просто отозвался Франсуа. — А другой человек — лишь еще один инструмент, который его помогает... породить. Хотя, конечно, с таким инструментом чинить сердце и душу сподручнее. — Какой вы циник! — тетушка сложила руки на груди. Франсуа в ответ рассмеялся добрым, тихим смехом. Он почувствовал: она признала поражение, и даже восхитился, с каким спокойствием и достоинством это было сделано. Никакого раздражения, злости... «И чего только ей нравится играть вздорную старуху, когда она — умная женщина? — он перевел взгляд на Кристин. — Неужто чтобы я боялся?.. Ну что ж, мадам Дюпон, буду подыгрывать, чтобы вы были покойны. Ведь вы тоже правы... Весьма двусмысленно выглядят уроки в глазах общества, когда я сижу тут с мадмуазель Буффер и мальчиками без вас... Конечно, вы правы, ваша племянница — красавица, каких найти сложно, умна, умеет слушать и делать выводы... Странно, что она все еще не замужем». Он вдруг смутился, сам себя одернул и уставился на листы бумаги, все еще чувствуя себя неловко. Что ему в голову пришло? К черту такие мысли, он ведь на задании! Урок теперь невыносимо долго тянулся даже для него. С каким облегчением капитан увидел, что Жан и Николя закончили вычисления!.. Он проверил их с такой скоростью, что мог бы позавидовать Юнгханс, любящий математику и разбирающийся в ней лучше. — Кажется, я чем-то смутила бравого офицера, — рассмеялась тетушка Дюпон, когда он ушел. — Как быстро он сбежал... Только шпоры звякнули. Боже мой, он забыл свою трость! Кристин посмотрела сначала на тетушку, потом на трость, потом на закрытую дверь, и щеки ее вспыхнули. Тетушка покачала головой, поставила трость в угол, словно она в чём-то провинилась, и ушла к себе. Раздражения больше не было, его снял сегодняшний разговор. «Эх, вы, капитан! — подумала она, присев на кровать. — Такой умный, а наивный! Сами сказали мне, что чувство рождается изнутри. Неужели вам ничего непонятно?.. О, лучше уж мне, все-таки, быть старой. Это куда интереснее: наблюдать со стороны!».Глава V. Разговор третий. О том, как можно починить безделушку вроде печати, броши или человеческого сердца
2 марта 2018 г. в 15:43
В полумраке комнаты ярким пятном горел камин. Грач сидел в кресле, откинувшись на спинку, и не шевелился, грея пальцы о чашку чая. Острым взглядом из-под ресниц он наблюдал, как Андре делал из гипса оттиск печати. Генштабист не сказал майору, что снял с нее маленький шарик из-под вензеля — рискованно было снимать точную копию. «Бедный Тео, он даже не знает, что будет носит подделку подделки...» — Грач приложил руку к виску. Голова снова начинала болеть, его раздражал свет от камина и монотонное шипение воды, которую майор плескал на блюдце, чтоб оно не развалилось. Хотелось, чтобы печать уже была готова. Тогда можно будет потушить камин, распахнуть окно, выпить настойку и лечь. И, даже если небо рухнет, не вставать. Пусть сами разбираются...
— Почти... — Андре взял блюдце и осторожно принялся вливать расплавеленный металл в гипсовый оттиск. — Сейчас по форме распределим, и все...
Грач медленно кивнул, чтоб не отвлекать его разговорами. Андре предупредил, что палочкой можно разбить форму, если неправильно мешать: она не успела высохнуть до конца. Неверное движение — придется заново все отливать. Еще полчаса впустую.
К досаде Грача, в кабинет без предупреждения влетел Мирабель с громким криком:
— Поймал почти за руку!.. Письма!..
Андре дернулся, нажал слишком сильно, и гипс развалился пополам. Еще не застывший горячий металл разлился по столу, запахло паленым деревом. Грач молниеносно подпрыгнул и выплеснул недопитый чай на загоревшуюся столешницу.
— Да чтоб вам провалиться! — Андре щипцами схватил со стола остатки гипса и сургучевый слепок и со злобой швырнул их камин. — Я что, миллионер, чтоб тратить свои материалы в таких количествах?!
Мирабель притих, чувствуя, что только присутствие постороннего спасает его сейчас от смерти. Грач разглядывал свой стол, наклонив голову набок. По его лицу невозможно было понять, насколько сильно он зол, но представить себе его гнев Мирабель мог: стол, сделанный из красного дерева, стоил целое состояние. «Если не убьет, то буду почти в рабстве, — тоскливо подумал он, приложив руку к разбитому виску. Когда перехватывал письмо, получил кулаком сначала в ухо, а потом ему на голову успела опуститься тяжелая трость, хорошо хоть только оглушило. — Повезло, что табор помогал, жандармы не схватили. В таком виде без разбору взяли бы... ».
— Я дам вам старую золотую цепочку от часов, майор, — медленно проговорил Грач, не отрывая взгляда от стола. В голосе послышалось раздражение. — Из нее сделайте верхушку, а низ зальем медью. Попробуйте не из гипса, а из глины. Нам не так важно, чтобы печать имела ровные края... Обожгете глину в камине, а потом потушите его.
Андре, все еще ворча, принялся снова делать оттиск. Грач перевел взгляд на Мирабель.
— Я... письма перехватил. Русский шпион... — Мирабель неуверенно протянул два конверта. — Я его за руку почти схватил.
— Вы решили сыскать славу несчастного Русского Гамлета? — Грач опасно сузил глаза.
Мирабель чуть пожал плечами, словно удар набалдашником по голове был сущим пустяком.
— Конечно, храбрость — прекрасное качество. Но не считаться с опасностью, Мирабель, это, скорее, глупость, а не смелость, — сурово заметил Грач.
— Что же получается... вы только что назвали меня идиотом?..
— Заметьте, вы сами себя так назвали. Ваша проблема в том, что вы слишком любите играть. Не стоит таскать Смерть за усы. Она такое обращение не любит. Это вам не домашняя кошка.
— Моя пуля еще не отлита, — рассмеялся в ответ Мирабель, прижимая к разбитому виску платок, протянутый ему Андре.
— Найдется тот, кто пожертвует вам свою, — Грач сел обратно в кресло, чувствуя, что теперь настойка уже не поможет, придется перетерпеть. — Убирайтесь отсюда. Корпию найдете сами, я не собираюсь вставать в ближайшие полчаса. И начните уже, ради бога, исполнять мои приказы, а не то, что придумали сами. Наделали шуму. Теперь даже в случае нарушения Россией договора, мы не имеем право воспользоваться этими документами, потому что нас сразу обвинят в нападении и подлоге. Ну кто так делает?! Зачем вы превращаете искусство разведки в ремесло?! Не любите этим заниматься — не занимайтесь.
Мирабель молчал. Он знал: воспользоваться письмами можно, уже ведь делали так... Да и кто такой этот русский шпион, чтоб из-за него поднялось много шуму? Ничего не будет. Не принято спасать провалившихся с треском и скандалом агентов. Власти будут отрицать, что он действовал по их указке, и это нормально. Признание, конечно, облегчает совесть, но усиливает наказание... Грач злится из-за стола и, конечно, из-за головной боли. Ну, из-за сургуча и из-за цепочки, может быть. Потому что в другом случае он просто кивнул бы головой и не стал бы показывать раздражение.
— Закончил, — через некоторое время нарушил тишину Андре. — Только ей будет нельзя слишком давить на бумагу. Золото попалось не чистое, мягкое, помнется.
— Давить и не придется, это же для отвода глаз. Потом переплавлю обратно на цепочку, — Грач пожал слегка плечами. — Оставьте на столе, я сам достану ее, когда остынет... Благодарю, майор. Идите... — Андре случайно смахнул вниз ложечку, и она со звоном упала за каминную решетку. Грач поморщился. — Осторожнее только, не роняйте больше ничего! Аж зубы свело...
Мирабель был слишком занят мыслями, Грач — расслабился и прикрыл глаза, и никто не заметил, как Андре, поднимая ложку и туша камин, вытащил из-за углей сургуч со старым слепком.