Cherchez la femme

      Франсуа всю ночь не спал. Сначала оттого, что не спал дядя, после – потому что не мог уснуть. Рене под утро задремал у него на плече, а он все сидел и сидел, боясь шевелиться. Ему казалось, что если он двинется, что-то замрет, разобьется и выпадет из груди. Казалось бы, одной загадкой меньше в жизни, а было больно. Больно за дядю, за отца, за мать, в конце концов, за себя. «Боже мой, какая все-таки страшная штука — Любовь!» — Франсуа вздохнул. Пора уходить, но дядя выглядел неважно, и он медлил.       Наконец, когда часы пробили восемь, Франсуа тихо поднялся и, поручив дядю служанке, поспешил домой. Нужно было приготовить задания Жану и Николя, а заодно привести себя в порядок. Времени на все про все не так уж и много. Так можно и не успеть… А он не любил опаздывать. Пьетро снова принес ему накрахмаленную рубашку. На этот раз капитан не обратил на это никакого внимания. Потом разберется, что он задумал. Все потом.       Кристин вечером сразу заметила, что Франсуа выглядит уставшее. Он пропустил мимо ушей большинство шуток Жана и не отреагировал никак на сломанное Николя перо. Капитан сидел, подперев голову кулаком, и наблюдал за ними из-под ресниц, пока братья писали упражнения. Кристин, видя его состояние, тихо попросила принести чаю.       — Вы ангел, мадмуазель, — Франсуа улыбнулся измученно, когда Софи поставила перед ним чашку чая. — Мне уже не так легко не спать ночами…       — А вы не спали? — Кристин, конечно, догадалась, но не хотела признаваться.       Он кивнул, помедлив. Минут пять молчали. Франсуа грел пальцы о чашку. Жан и Николя писали, поглядывая в его сторону. Кристин смотрела на носки своих туфель и размышляла, стоит ли сегодня вообще заводить беседу. Сама она не любила говорить, когда уставала. Франсуа, однако, было жаль. Таким она видела его впервые. Он действительно устал… А еще ей казалось, что именно сейчас ему нужны какие-то слова.       — Месье Тео, — она наконец-то осмелилась оторвать взгляд от своих туфель, — у вас случилось что-то?..       — Ничего, — он улыбнулся, глядя в чашку, — ничего… Просто за вчерашний день в моей жизни все перевернулось с ног на голову, и я пытаюсь разложить все по полочкам.       — Вы влюбились! — воскликнул Жан, хлопнув ладонью по столу. Кристин открыла рот, чтобы возмутиться, но, взглянув на Франсуа, замолкла. Он беззвучно смеялся, глядя на мальчика. — Что? — возмутился тот. — Я в книге читал! — Ребенок, — Франсуа со смехом махнул рукой, — не спешите, мой юный друг. Лучше работайте… Любовь не такая штука, которую так легко обнаружить. Впрочем, да, вы правы, я не спал из-за любви. Несколько иного рода, но можно выразиться и так.       Кристин сжала пальцами подол платья. Лучше бы вообще не начинала разговор!.. Она для себя уже решила, что месье Тео ей нравится. Он был милым, вежливым человеком. Пусть в первый день их знакомства он показался ей некрасивым и нескладным, то сейчас угловатые черты лица сгладились и больше не казались странными. Если он влюбился, то… Кристин вздохнула. Нельзя так. Все-таки, это глупо. Если бы отец был дома, было бы проще…       — А вы влюблялись? — продолжал тем временем допрос Жан.       — Жан! — встрепенулась Кристин. Его вопросы уже переходили границы приличного.       — Ничего, мадмуазель Кристин, — Франсуа махнул рукой, — влюблялся. И дважды любил. Это две большие разницы, мой милый друг. Дай боже, вы когда-нибудь ее увидите.       — А почему вы не женились?       Кристин вздохнула шумно. Братья порою заставляли ее чувствовать себя слишком неловко. Кроме того, это интересовало и ее. Такой человек, как месье Тео, не может не нравиться женщинам.       — Я хотел, — Франсуа пожал плечами, и в его взгляде зажегся и погас какой-то неясный огонек. — Помолвка сорвалась. Тогда, конечно, было горько. Сейчас не жалею.       Кристин рассеянно кивнула. «Наверное, он все еще ее любит, если не женился с тех пор», — она принялась накручивать на палец темный локон. Больше говорить не хотелось. Вдруг братья зададут еще глупых неуместных вопросов! А ей потом краснеть за них… и за себя. Он ведь точно видит, что ей интересно!..       Она решилась спросить его еще раз, точно ли все в порядке, лишь когда пошла провожать до дверей. Последнее время ей нравилось некоторые вещи делать по дому самостоятельно.       — Возможно, вы поймете меня, мадмуазель Буффер, — капитан улыбнулся печально. — Вы росли с тетей, я — с дядей.... Не хочу вас мучить подобным разговором сейчас, надо самому сначала все обдумать. Я пойду?       Кристин кивнула неуверенно. Странно, что он спросил разрешения, словно она держала его. Франсуа накинул на плечо плащ и взял трость. Кристин хотела уж закрыть за ним двери, но вдруг спохватилась и тихо окликнула его:       — Месье Тео! Позвольте задать вам еще один неловкий вопрос…        Франсуа обернулся и, помедлив, согласился.       — Вы сказали, что влюбленность и любовь — разные вещи. Почему?       Франсуа тихо рассмеялся и заметно расслабился. Видимо, он ожидал чего-то другого.       — Влюбленность, мадмуазель, более эгоистичное чувство. Вы просто хотите быть рядом с человеком, потому что он вам симпатичен. Любовь же подразумевает под собой спокойную уверенность и самоотречение во имя другого. Вы заботитесь о ком-то, и в ответ заботятся о вас.       — Поэтому умирают только за любовь, а не за влюбленность? — Кристин внимательно вглядывалась в его лицо. — Вы бы смогли?       — Ах, мадмуазель… Умереть за любовь несложно. Найти любовь — вот что сложно, — Франсуа вздохнул и отвел взгляд. — Доброй ночи вам.       Он ушел, а Кристин вернулась в гостиную. Сидеть здесь после ухода Франсуа стало традицией. Тут было тихо, никто не мешал думать об услышанным. Все было как-то… сложно. Мир казался нереальным. Не хотелось двигаться. Вдруг от ее движения иллюзия рассыплется на тысячи осколков? Она поранит руки, собирая их воедино. В том, что собрать придется, она не сомневалась. Это ведь ее мир!.. И мир Франсуа.       Как похожи их судьбы, и как они отличаются! Она не стала поправлять его, что росла-то она с матерью лет до двенадцати. Неважно. Важно то, что оба они чувствовали себя брошенными. Ощущение потерянности — вот что она заметила в нем с самого начала их знакомства, но никак не могла распознать. Наверное, Франсуа еще тяжелее, ведь он мужчина. Он не может просто так взять и вылить всю свою боль со слезами…       Надо обязательно напомнить ему в следующий раз, что он хотел продолжить тему.        Шаркая старыми туфлями, вниз спустилась тетушка Дюпон. Она прошла к камину и села в кресло, кутаясь в шаль. Кристин не сразу заметила ее, а тетушка не торопилась привлекать внимание.       — Вы сегодня что-то задержались, — произнесла она, когда племянница перевела на нее взор и вздрогнула от неожиданности. — О чем-то серьезном говорили?       — О любви, — Кристин вздохнула, разгладив складку на платье.       — Бог ты мой! — тетушка всплеснул руками.       — Нет-нет, тетя!..       — О да, — она странно улыбнулась, — милочка, знаю я ваше «нет-нет». Стоит вас оставить в покое и одних, так о ней и заходит речь.       — Тетя! — у Кристин даже глаза заблестели от слез. — Не то… у него какое-то горе. Вы бы видели его взгляд! Он всегда веселый, а сегодня в нем можно утонуть и захлебнуться болью. Ему очень, очень плохо.       Тетушка Дюпон в ответ пожала плечами. «Милая моя Кристин, если ты тонешь в глазах мужчины, стоит подумать о том, а не ты ли причина печали…», — она улыбнулась уголками губ.       — Надо сказать, милочка, он все-таки приятный человек, — добавила она уже вслух.       — Тетя! — Кристин вскочила. — Прекратите!.. Еще пару недель назад вы ненавидели его всей душой.       — Я не знала его, — она тоже встала, сонно зевнув. — Теперь знаю. Послушай свою старую тетушку. Она научилась разбираться в людях. Не смотри на меня волком и не плачь, я не сказала тебе ничего обидного.       Кристин шмыгнула носом и убежала к себе. «О, молодость! Absit omen*», — тетушка Дюпон сама задула свечи и, медленно поднимая старческие ноги, заковыляла к себе наверх.

***

      Франсуа уже собирался ложиться спать, когда к нему влетел Пьетро. Слуга выглядел крайне встревожено.       — Сеньор, к вам генерал Дюбуа…       Грач зашел следом, не дожидаясь приглашения. Он был при полном параде, даже перчатки не снял.       — Мементо, простите, что без приглашения, — он взглянул на Пьетро, и слуга немедленно исчез. — Дело принимает интересный оборот. Вы должны поехать со мной в Париж. Прямо сейчас. Одевайтесь скорее. Вы неважно выглядите. Болеете?       — Отчасти, — отозвался Франсуа, вздохнув. — Моя жизнь тоже обрела весьма интересный оборот.       — Вы влюбились? — Грач склонил голову вбок.       Франсуа бросил на него странный взгляд и зашел за ширму. И Грач туда же. Пьетро все пытается одевать его с иголочки, Жан сегодня подумал о любви, и вот теперь генерал Главного Штаба!       — Почему сразу влюбился? — он выглянул из-за ширмы, завязывая шейный платок.       — Вы какой-то шальной, — Грач окинул взглядом комнату. — Вон, даже узел неверно завязали.       — Я всегда так завязываю!       Грач пожал плечами, словно говорил: «Ладно, как хотите». Франсуа нервно одернул рубашку и накинул сюртук. Нет, невыносимо!..       — Грач… Отчего вы так решили? — переспросил он уже в карете.       — Оттого, что вы повторили свой вопрос уже дважды, — Грач чуть-чуть ухмыльнулся, и взгляд его на секунду потеплел. — Смотрите, Мементо, любовь помешает вам выполнить вашу задачу. Все же, мадмуазель Буффер прикрытие…       — Катитесь к черту, — Франсуа нахохлился, хмурясь, — не то я припомню вам Луизу…       — Мементо, — Грач нахмурился, — не стоит. Я не смеюсь над вами, а всего лишь даю совет. Послушайте меня, чтобы не попасть в сходную ситуацию. Вы себе вообразить не можете, насколько мне от себя противно.       Франсуа взглянул на него и смолчал. Задеть Грача он не хотел. Впрочем, Грач не злился.       — Любовь будет здесь слишком громкими словами, — он кашлянул.       — А когда-то вы мне сказали, либо любите, либо нет, — Грач фыркнул. Он был доволен, что нашел, к каким словам прицепиться. — Бросайте курить.       — Как только Луиза терпит вас, — не остался в долгу Франсуа.       — Странная женская черта... Десять — нет, двадцать мужчин! — сватались к ней, а она смотрит на меня... — Грач невесело усмехнулся, зевнув.       — А вы?       — А я, Франсуа, смотрю в шоры... Только прямо и только на благо страны... — он прикрыл глаза. — Однако какая страшная вещь — любовь...       — Вы ревнуете? — Франсуа недоуменно взглянул на него.       — Ревную, — удивительно просто согласился Грач, не открывая глаз. — Знаете, что страшно? Я веду себя отвратительно, пытаясь вдолбить в ее голову одну мысль: «Я не ваш человек». И что же? Вместо того, чтобы бежать от меня, она бежит ко мне! Женщины определенно говорят на другом языке.       — На языке любви, — Франсуа улыбнулся. Слово слишком часто звучало сегодня, оттого было смешно.       — Увы, в таком случае наши отношения звучат как «неминуемая гибель». Я опасный сожитель…       — Возможно, но прекрасный муж.       — Надеюсь, никогда не проверю ваше предположение, — Грач фыркнул насмешливо. — Мы оба страдаем. Любовь не должна причинять боль. Если она ее причиняет, она перестает называться любовью, вот в чем штука. И знаете что? Луиза понимает это и еще больше любит меня. Бесконечный ночной кошмар! Что стоит ей выйти замуж за любого из ее ухажеров?!       — Вероятно, то же, что мешает вам не ревновать?..       — Катитесь к черту, Мементо, — лениво пробурчал Грач, отмахнувшись от него, как от мухи. — Мне в пору пулю в лоб всадить, а вам смешно... И вообще, вы снова, черт вас побери, вынуждаете меня откровенничать с вами. Лучше подремлите. Путь долгий. Я не хочу тратить драгоценное время на исповеди.       Генерал замер, словно действительно мгновенно провалился в сон. Франсуа прижался виском к стенке кареты, разглядывая своего спутника исподлобья. Это с Грачом творилось что-то странное, а не с ним. Он сильно изменился, оставшись неизменным. То ли он записал Франсуа в свои личные священники, то ли стал доверять ему, то ли еще что-то. Сам начал разговор о любви, сам разоткровенничался ни с того ни с сего, сам обиделся… Странный человек. Зато теперь не отрицает свою любовь к Луизе… Весна определенно с ним что-то сделала. Или Луиза. Или Антуан.       То, что Антуан обладает какой-то властью над Грачом он заметил еще в день их знакомства. Тихий, молчаливый юноша, чем-то напомнивший ему Линде, он выбивался из системы Главного Штаба, тем не менее будучи в ней. Он был всем обязан Грачу, и все же, он не преклонялся перед генералом и не задирал его. Просто делал свое дело, иногда помогал другим, улыбался застенчиво и печально. Вот все его заслуги… Франсуа не заметил другого — что такое же влияние на Грача оказывает и он сам.