Узник дружбы

      Стив не испытывал ни малейшего возбуждения. Он не был из той категории людей, которых возбуждают ссоры и публичность. В его представлении процесс самоудовлетворения сугубо личный и не предназначенный для чужих глаз, в особенности глаз других мужчин, и тем более близких друзей. Злость и находящийся в комнате Баки не помогали Стиву создать подходящую атмосферу и достичь нужного настроения.       В тишине комнаты слышались глухие шлепки и громкое дыхание. Механическое движение рукой при отсутствии настроения все-таки принесло свои плоды. Стив стал постепенно возбуждаться. В голове все еще роилось слишком много мыслей, большинство из которых были о Баки. Было странно дрочить и думать о Баки. Это смущало едва ли не сильнее, чем мысль о том, что тот сейчас может наблюдать необычную картину.       Стив продолжал сидеть, зажмурившись. И очень надеялся, что у Баки взыграла совесть и тот отвернулся. В какой-то момент Стив наконец-то смог выбросить лишние мысли из головы, и дело пошло быстрее. У него в голове не было какого-то конкретного образа, подпитывающего возбуждение, просто тело реагировало на стимуляцию. И, возможно, на смятение, потому что гамма чувств была очень противоречивой и неоднозначной.       Когда финал был уже близок, Стив зачем-то открыл глаза. Взгляд уперся во внимательно рассматривающего его Баки. Стива бросило в жар от такого бесстыдства со стороны друга. Если бы он мог, то остановился. Но не мог, совершенно точно не мог, потому что напряжение, жар внутри требовали выход. Стив задышал еще быстрее и, не переставая двигать рукой, кончил. Кончил, глядя Баки в глаза.       Сердце в груди быстро стучало, в ушах шумела кровь, но Стив все равно услышал громкий выдох. Не свой — Баки. Баки выдохнул так, словно сам был напряжен и только что получил разрядку. Он бросил на Стива виноватый взгляд и отвернулся, накрывшись одеялом едва ли не с головой.       Придерживая левой рукой штаны, Стив встал с кресла-каталки, взял со стола салфетку и вытер себя. Он вернул кресло к кровати Баки, чтобы тот мог сам до него дотянуться, уничтожил следы сегодняшнего прегрешения. И наконец-то смог забраться в свою кровать.       Стив знал, что Баки, как и он сам, не спал. Они оба напряженно молчали, осмысливая то, что произошло. За последнее время их дружбе пришлось пройти через испытания, а теперь на ее долю выпало еще одно. Можно ли остаться друзьями после таких слов? Или после такой сцены?       Пока что Стив не нашел ответы на эти вопросы.              Наутро Баки был подозрительно тих: он не устраивал свои обычные истерики, не ругался на пустом месте и не пытался задеть Стива. Он даже не распечатал новенькую пачку сигарет, забыто лежащую на тумбочке. Баки мялся, несколько раз явно хотел начать разговор, но не мог собраться с духом. Стив все это прекрасно видел, но и не думал помогать Баки, тот заслужил молчаливый укор.       — Стив, — наконец-то выдавил из себя Баки, — прости меня.       — За что? — Стив закончил готовить завтрак и поставил на стол две тарелки.       — За все. Я вел себя как полный мудак. Ты не виноват в том, что со мной произошло. Я просто… — Баки развернул кресло так, чтобы сидеть спиной к Стиву. — Просто, почему я?       Полиция до сих пор не нашла виновного в нападении на Джеймса Барнса. Показания Баки им ничего не дали: тот ничего не видел, ни с кем не ссорился, врагов не имел. Стив периодически захаживал в участок, чтобы узнать что-то новое, но всегда получал сочувствующий взгляд и беспомощно разведенные руки. Поэтому Баки оставался в неведении, из-за чего в рассвете лет оказался прикованным к инвалидному креслу. Незнание не способствовало улучшению его эмоционального состояния.       — Бак, ты не заслужил такое, но… — Стив пытался подобрать правильные слова. — Я бы хотел быть высоким и сильным, но некоторые вещи не изменить, с ними нужно просто смириться.       — Слушай, насчет того, что я сказал вчера, — перебил его Баки. — Во мне говорила злость. Ты мой лучший друг, и тебе вовсе не нужно быть высоким, чтобы быть сильным. Ты делаешь мир лучше. Если бы все были такими как ты, Стиви, то мир вообще был бы прекрасным местом.       Стив невольно улыбнулся. Он читал газеты и слушал радио, ему казалось, что мир разваливается на части из-за всех ужасов, что с ним происходят. Он ощущал свое бесконечное бессилие. А Баки думал иначе.       — Спасибо, — коротко ответил Стив.       Он подошел к Баки и развернул его к себе лицом, а потом протянул руку для рукопожатия. В его друге за последнее время изменилось многое, но рука была все такая же твердая. Маленькая ладошка Стива привычно утонула в его ладони.       Даже дышать стало легче. Стив боялся, что их дружба, крепкая, настоящая дружба, может закончиться. Но все обошлось, у Стива все еще есть лучший друг — единственный и неповторимый Баки Барнс.       — Знал бы ты, как я хотел тебе врезать за свинское поведение… — признался Стив.       — Так врезал бы! — возмутился Баки. — Я это заслужил! У меня ноги не ходят, а с мордой все в порядке, кулаком приложить можно. Вот сюда, — он ткнул пальцем в левую щеку.       — В следующий раз я так и сделаю. Правда лучше, если этого раза не будет.       — Стив, я все осознал. Я опустился на дно и оттолкнулся от него, теперь можно двигаться только вверх.       Баки говорил спокойно, и он улыбался. Не кривил губы в злой усмешке, не раздраженно скалил зубы, не саркастически ухмылялся — он улыбался. Улыбкой, которую обожаемые Баки девушки прозвали кошачьей. Баки и правда был чем-то похож на кота: гулял, где хотел, беспечно вел себя и нравился людям. После травмы обаяние Баки испарилось, но теперь стало постепенно возвращаться.       — Да, пора двигаться вперед.       Стив тоже улыбнулся. Улыбка давно ему так легко и свободно не давалась.              

***

      За последнее время Баки успел нагрубить и довести не только Стива, он и с родителями вел себя по-свински. Однажды, придя с учебы, Стив услышал в их квартире шум голосов. Он не хотел подслушивать, но уши затыкать не стал, ведь он к себе домой пришел. Судя по голосам, в квартире были мистер и миссис Барнс. Они часто заходили проведать сына, поддержать его, а уходили абсолютно подавленными и расстроенными. Стив не стал прислушиваться к разговору, а поспешил уйти. Он тихонько спустился по лестнице и стал просто гулять. Обойдя несколько кварталов, он вышел назад к их дому и столкнулся с Барнсами.       Мать Баки сильно сдала за последнее время: морщины, которые Стив раньше вообще не замечал, проступили намного четче, у нее потухли глаза, а с лица сошли все краски. Сейчас Стив по красным глазам догадался, что миссис Барнс недавно плакала. Но она выглядела почти счастливой! Нависшая над ней тень горечи отступила. Увидев Стива, миссис Барнс порывисто обняла его и поцеловала в щеку. На несколько секунд замерев в ее объятиях, Стив услышал короткое «спасибо».              Из комнаты пропал сигаретный дым и запах табака, сама атмосфера стала совсем другой. Баки стал возвращаться к жизни. Пока Стив был в художественной школе, он нараспашку открывал окна и наслаждался свежим воздухом, слушал шум улицы и смотрел на знакомый район. Вскоре ему стало тесно в четырех стенах, и через неделю Баки попросился выйти на улицу.       Мистеру Барнсу и Стиву пришлось повозиться, чтобы спустить инвалидное кресло по лестнице. К Баки вернулось его чувство юмора, поэтому он сыпал веселыми комментариями, наблюдая за действиями своих провожатых. Те слишком сильно перестраховывались, держали коляску в четыре руки, боясь, что Баки может упасть. Он позволил им заботиться о себе, хотя совсем недавно ругался и хамил.       Стив подозревал, что Баки стеснялся того, что его могут увидеть знакомые и начать донимать вопросами приятели. Поэтому для прогулки выбрал тихие бруклинские переулки. Баки сам крутил колеса своей каталки, а Стив только помогал, когда тот не справлялся.       — Хорошо себя чувствуешь, не устал? — постоянно донимал Стив.       — Я устал от сидения дома, — отмахивался Баки, — хорош голосить.       — Я не голошу, — возмутился Стив.       — Да ты как матушка-наседка с годовалым ребенком. — Баки лихо развернул коляску, явно красуясь. — Знаешь, подучить еще несколько таких пируэтов, и я смогу красоваться перед девчонками.       Если Баки заговорил о девчонках, то он точно начал выздоравливать. Не физически, а душевно. Скоро снова будет очаровывать всех встречных-поперечных.       — Можно на спинке еще эффектную монограмму сделать, никто перед тобой не устоит. — Стив развел руки в стороны, словно показывая баннер. — Я тебе нарисую что-нибудь подходящее.       — Фух, хоть какая-то польза от твоей мазни, — рассмеялся Баки. Это была шутка, Баки сам уговорил Стива всерьез заняться творчеством и даже на добровольных началах иногда ходил на его лекции.       — «Баки — дурак». Идеальная надпись, — не остался в долгу Стив.       Это был первый день, когда Баки вздохнул полной грудью.                     Жизнь Баки и Стива неуловимо изменилась. Баки окончательно стал самостоятельным, теперь он встречал Стива с учебы с готовым ужином, а не уставший Стив под вечер топтался у плиты. Каким-то образом Баки даже научился делать уборку, хотя скорее просто прекратил активно мусорить, из-за чего их квартира перестала быть похожа на саму себя. Все эти перемены радовали Стива.       Стив покупал Баки журналы и газеты, тот всерьез увлекся техникой и стал пытаться что-то мастерить. Начал он с того, что разобрал радиоприемник, а потом не смог собрать его назад. В ответ на полувиноватый взгляд Баки Стив развел руками: что теперь остается делать, пусть чинит. Теперь вечерами в их квартире частенько было очень тихо: Стив корпел над домашними заданиями, а Баки продолжал ковыряться в книгах. Через несколько провальных попыток он смог собрать радио назад, правда с хрипами и помехами, но кого это волновало. Со временем у Баки стало получаться все лучше, он поднаторел в тетродах и пентодах. Баки не опускал рук, он уже думал о том, как прокормить себя в будущем, не сидеть же вечно на шее у родителей. Поэтому он уже пытался овладеть специальностью, чтобы всерьез когда-нибудь заняться ей. Баки, добровольно сидящий за учебниками, — Стив не думал, что когда-нибудь это увидит.       Постепенно все пришло в норму. Баки перестал нуждаться в няньке, он запросто смог бы жить один и с успехом заботиться о себе самостоятельно. Но Стив даже и не задумывался, что можно вернуться жить домой, к маме, его и здесь все устраивало. Все-таки он уже давно не ребенок, чтобы под маминым заботливым крылышком сидеть.       Стив не забывал маму, он стабильно навещал ее каждую неделю и иногда забегал к ней на работу. Он рассказывал об учебе, показывал свои новые иллюстрации и хвастался успехами Баки как своими собственными. Мама поддерживала его, когда у Стива опускались руки от бессилия, и радовалась, когда тот с сияющими глазами пересказывал их с Баки будни.              Стив был хорошим и заботливым сыном, но, занятый своими проблемами и успехами, он проморгал кое-что очень важное.       Его мама, как и он сам, не отличалась отменным здоровьем. Она всегда старалась следить за собой, чтобы не принести заразу в дом — ни в коем случае нельзя было подвергать хилого Стива лишней опасности, для того каждая простуда могла оказаться последней, не говоря уже о чем-то серьезном. А если все-таки заболевала, то переносила болезнь на ногах, ведь ей надо было содержать их маленькую семью. И так из года в год она надрывала себя и свой организм, чтобы поставить на ноги Стива. Тот знал, что ей приходилось тяжело, но не представлял, насколько.       Все началось с кашля. Миссис Роджерс не обратила него внимание и продолжила ходить на работу. Если бы она показалась врачу, который работал буквально за соседней стенкой, то все могло бы быть иначе. Даже когда у нее поднялась температура, она все равно продолжала исправно отрабатывать свои смены. Только когда совсем не осталось сил, миссис Роджерс осталась дома, устроила себе лишний выходной. Она подумывала о том, чтобы попросить соседку сходить за Стивом, но все-таки решила не беспокоить его. Зачем лишний раз нервировать мальчика, тот только что долго ухаживал за своим другом, а теперь у них все наладилось, пусть наконец-то для себя поживет.       Миссис Роджерс думала, что если просто отоспится, отдохнет, то с ней все будет в порядке.              После учебы Стив зашел в булочную и купил пару ароматных рогаликов. Недавно он подзаработал, выполняя домашние задания за менее ответственных однокашников, и теперь собирался порадовать маму.       Придя домой, Стив своим ключом открыл дверь. Обычно мама слышала, как ключ скрипит в замке, и спешила встречать его, но не в этот раз. Неприятно чувство беспокойства кольнуло Стива, когда он увидел обувь матери в прихожей: значит та не на работе.       — Мам? — взволнованно спросил Стив. Он зашел в гостиную, на ходу положил рогалики на стол и сразу пошел в спальню миссис Роджерс. — Мам!       В спальне были плотно закрыты шторы, а в комнате стоял давящий спертый воздух. Стив бросился к кровати и взял мать за руку.       — Мама, мамочка, — совсем по-детски сказал он. — Что с тобой?       — Небольшая простуда. — Голос у нее был совсем слабый, от небольшого усилия она зашлась кашлем. — Осторожнее, не заразись. — Даже в такой ситуации мать в первую очередь думала о своем сыне.       — Это не простуда! — Стив положил ладонь ей на лоб. Горячая, очень горячая! — Тебе нужен врач, я сейчас схожу за мистером Гутцайтом.       — Стив…       — Мам, я быстро.       — Пить…       Стив вскочил на ноги и бегом побежал на кухню. Он набрал стакан воды и вернулся к постели больной. Мелкими глотками он споил маме четверть стакана, а после она устало откинулась на подушку. Она слабо улыбнулась и поблагодарила его. Убедившись, что маме больше ничего не нужно, Стив бросился за врачом.       Пока он бежал по знакомым улицам, сердце в груди замирало от страха. Только не мама! Стив никогда не видел ее в таком состоянии, болезнь явно началась не вчера и не сегодня. Если бы он почаще заходил к матери, то давно знал бы о том, что с ней. Бросил ее болеть одну: воды некому принести, сварить бульон, открыть окно.       Поток бессвязных мрачных мыслей прервался, когда Стив добежал до дома, где жил врач, лечивший его с детства. Мистер Гутцайт был врачом по призванию, он был готов любое время прийти к пациенту.       В этот раз помощь врача уже не понадобилась: миссис Роджерс не дождалась их, пневмония убила ее очень быстро.