На странных берегах семнадцатого века

Над Парижем медленно сгущались сумерки - подобно газовой пелерине, небрежно накинутой на плечи юной жеманницы, они придавали городу таинственной загадочности и того очарования, едва заметного, которое не каждый был способен увидеть и распознать. Только немногие, обладающие нужным чутьем и тонкостью натуры, могли понять, что в вечернее время Париж будто преображался. Днем город казался простым и понятным, словно на ладони: при свете солнца улицы выглядели, как старые знакомые, и по ним без опаски можно было передвигаться в одиночестве, даже если они были безлюдными. Однако в час перед закатом город окрашивался в серо-сизые тона, как будто надевал маску, в которой его было не узнать с первого взгляда: любая тень, казалось, могла принадлежать притаившемуся грабителю или парочке влюбленных, укрывшихся от чужих глаз. И если первого следовало опасаться, и потому задерживаться на очередном переулке не пристало, то вторые были вполне безобидными для общества - в их дела было допустимо вмешиваться лишь амуру или святому Валентину, но никак не простому прохожему. Это была другая причина, почему простые гуляки без особой надобности по вечернему Парижу не расхаживали в обычный будний день. Но то был совершенно не обычный день. День, на который назначен королевский праздник, никак не может назваться обычным. И потому, вопреки всяким издавна сложившимся правилам, по вечернему Парижу тут и там слонялись прохожие - все, от богато одетых зажиточных горожан до нищих в ветхих лохмотьях, чувствовали особенное, до того ими успевшее стать забытым чувство единения и гордости за свою страну, все еще не забывшую, что истинный талант каждого француза заключается в его умении радоваться и разделять свою радость с другим. Парижане радовались тому, что сегодня можно было позабыть про свои каждодневные дела и на один день отдаться мыслям и пересудам о том, что же на самом деле происходит за воротами Лувра и в стенах городской Ратуши. Женщин интересовало то, в каком костюме появится королева Анна и сколько платьев она сменит за время представления. Мужчины задавались вопросом, кто из господ приедет на праздник, и ставили пари, чей прогноз окажется наиболее удачным. Одним словом, в тот день абсолютно все разделяли предвкушение перед началом бала, словно они сами были приглашенными и им предстояло выплясывать па на глазах у богато разодетой публики. То тут, то там пестрели их яркие наряды, отовсюду были слышны их веселые голоса. Впрочем, не все прохожие разделяли всеобщую радость. Из праздной публики выделялись три темные фигуры, которые уже давно, едва ли не с полудня, бродили возле моста Арколь, а позже разместились у левого крыла здания Ратуши, неподалеку от второй арки с парадным входом - большими коваными воротами с позолоченными гербами. Личности эти, хоть и были одеты в одинаковые черные плащи и широкополые шляпы, были совершенно непохожими друг на друга. Первый, который нервно ходил из стороны в сторону, был невысокого роста, по телосложению его можно было с уверенностью назвать мальчиком, стремившимся стать мужчиной, но никак не взрослым юношей, на которого он явно желал походить манерами и поведением. Другой переминался с ноги на ногу на одном месте, а сам был похож на огромную каменную глыбу, которую и десяти молодчикам было бы сложно сдвинуть с места. Третий же совершенно не был ничем примечателен - он прятался в тени, спиной облокотившись о стену и скрестив руки на груди. Его шляпа была сдвинута на лоб куда с пущей бдительностью, чем у его товарищей, он был закутан в плащ так, что нельзя было разглядеть ни его фигуру, ни его одежду. Стоило только взглянуть на него, и можно было понять точно - он совершенно спокойно ждет, когда свершится что-то, известное только ему и его товарищам. Однако, как бы ни было это странно, на троицу, достаточно выделявшуюся среди обычных зевак и гостей, никто не обращал никакого внимания. Горожане Парижа были увлечены собой и балом, оттого не замечая ничего, что с ними и предстоящим празднеством не было связано. К главному входу Ратуши подъехала карета, запряженная четверкой гнедых лошадей в бронзовых упряжках. Дверца открылась, и сперва из кареты вышел разодетый вельможа с манерами британского фата и лисьим взглядом - он подал руку молодой богато одетой женщине, которая выходила медленно, подбирая пышные юбки громоздкого платья и с опаской оглядываясь по сторонам. Непримечательная фигура отделилась от стены - мужчина, слегка приподняв поля шляпы, направился к даме, выходившей из кареты. - Непривычно видеть вас в испанском наряде, мадемуазель Вероника, - сказал он, едва поравнявшись с ней. Девушка вздрогнула от неожиданности, узнав его по голосу. Она не ожидала видеть Блада так скоро - думала, он не осмелится к ней подойти, когда вокруг суетились гости и их лакеи, желая найти лучшее место, чтобы оставить свои кареты. Лорд Уильямс приветственно кивнул капитану Бладу. Тот лишь слегка качнул головой, мельком присмотревшись к багрово-желтым цветкам на лацкане жакета лорда Уильямса. Вера, извинившись перед британским лордом, знаком показала Бладу подойти к ней и отошла в сторону. - Я не ждала вас так скоро. Д`Артаньян будет опаздывать, но я не знаю точного времени, когда он прибудет. Вы должны быть постоянно начеку, - сказала девушка, между тем обидевшись на слова Блада о своем костюме. - Я оставил Волверстона и Питта, можете не волноваться - они всегда начеку, - ответил Блад, отогнув вверх широкие поля своей шляпы. Заметив живой блеск в его синих глазах, Вера посчитала, что Блада, должно быть, забавляет окружающая обстановка. - Вам удалось побеседовать с королем? - спросил Блад скорее из вежливости, чем ради интереса - так показалось девушке. Она кивнула, оглянувшись по сторонам из желания прикинуть, как выглядят другие дамы. У многих платья были, казалось, пошиты исходя из определенного стилевого направления - костюмы одних девушек напоминали собой платья пастушек, другие - охотничьи наряды, третьи явно были созданы, вдохновляясь народными мотивами. Из чего Вера могла заключить, что Марлезонский балет - некоторая разновидность бала-маскарада, костюмированное представление, в котором каждому гостю предназначена своя роль. На капитана Блада и Веру обратили внимание две дамы, приехавшие в одной карете: они шептались между собой, стоя чуть поодаль и, не стесняясь, разглядывали Вериного собеседника. Девушка, заметив их, улыбнулась - вполне ожидаемо, что и она, и Блад, как люди новые, о которых никто ничего не знает, будут привлекать внимание публики. Она была уверена, что через несколько минут слух о появлении незнакомцев на балу распространится среди всех гостей. - Лорд Уильямс очень помог мне, устроив встречу с Его Величеством, - добавила девушка, желая дать понять Бладу - у их общего знакомого тоже есть свои заслуги в интриге с подвесками, которую она затеяла. Вера все еще надеялась, что они втроем в скором времени станут доверять друг другу, раз каждый из них попал в похожую беду. И хотя лорд Уильямс так и не был проинформирован, для какой цели была нужна столь срочная аудиенция с Людовиком, девушка думала, что со временем он об этом узнает, вне зависимости от того, благополучно завершится ее затея или нет. Черная сетка вуали, спадавшая на лицо, мешала девушке — она бы хотела избавиться от нее, но боялась, что кардинал и другие гости бала могут вновь признать в ней леди де Винтер, что ей сейчас было совершенно ни к чему. Капитан Блад внимательно смотрел на Веру. - Мне жаль, что вам придется опоздать на представление из-за меня, - отчего-то сказала вдруг она. - Не беспокойтесь на этот счет. Никто не узнает, что главное представление будет разыграно за кулисами, - Блад хмыкнул, шутливо посмотрев на девушку. - И вы в нем будете играть одну из главных ролей, - подхватила Вера, улыбнувшись. Наконец, она поняла, почему Блад так легко согласился участвовать в ее авантюре - ему, как истинному пирату, на суше было скучно, его душе не хватало настоящих приключений и сложных передряг. Конечно, нехитрая придумка Веры не шла ни в какое сравнение с морскими сражениями, но это было хотя бы что-то. *** Оказавшись в зале Ратуши, долгое время девушка не могла вдоволь насладиться зрелищем, которое ей выпала удача увидеть: ее мысли всецело занимал капитан Блад, а точнее, задача, которую ему и его друзьям предстояло выполнить. Вере было и впрямь стыдно за то, что столько людей выполняют ее глупые фантазии, что лорд Уильямс потратил на ее костюм наверняка огромную сумму денег, что она заставила Блада прохлаждаться под дверьми Ратуши, пока она сама находится здесь, на балу, среди красиво одетых господ. Музыканты играли медленную, незамысловатую музыку, вполне годящуюся на то, чтобы развлекать постепенно собиравшихся гостей. Дамы и кавалеры не спешили танцевать - видимо, все ждали появления короля и королевы. Вера нервничала так же и потому, что на нее обращали слишком много внимания - с того самого момента, как лорд Уильямс привел ее в зал, к ним стали подходить некоторые знатные гости, видимо, знакомые ее британского друга. Они с интересом смотрели на Веру, начиная незамысловатую беседу с лордом Уильямсом о пустяках вроде погоды или убранства зала, в котором все собрались. Затем лорд Уильямс представлял ее как заморскую княжну с сложнопроизносимым отчеством и фамилией, отчего интереса у его собеседников только прибавлялось - они начинали задавать вопросы про родину девушки и все тому подобное, и так по кругу. За первые полчаса к Вере подошли четыре человека - трое из них были какими-то высокопоставленными персонами и выглядели комично в пестрых камзолах и ярких гольфах, не слишком отличаясь друг от друга, последними же к ней подошли мужчина и женщина. Не смотря на явную разницу в возрасте между ними, девушка вскоре поняла, что они - супружеская пара. Мужчина держался достаточно статно для своего возраста. Женщина, еще молодая, но с проявлявшимися при мимике морщинами, словно сторонилась своего супруга. Как и Вера, она скрывала свое лицо - при ней была расписная полумаска, которую она придерживала за длинную ручку. Верины современницы непременно назвали бы ее полной, однако лишний вес не портил ее фигуру; спущенные рукава из полупрозрачной органзы открывали взгляду мягкую линию ее плеч, украшенный жемчугом и лентами лиф оливкового платья имел низкий вырез, недвумысленно подчеркивающий ее достоинства. Женщина держала себя так, словно знала себе цену и явно имела прямое отношение к высшей французской знати - озвученный лордом Уильямсом титул Веры не удивил ее, она лишь поджала губы и посмотрела на девушку, словно та была занятным экспонатом в музее, а не живым человеком. Веру такое отношение задело. Впрочем, казалось, что эта дама - одна из близких знакомых лорда Уильямса, так как скорее она сама была инициатором беседы с ним, чем ее муж, который был совершенно не вовлечен в их разговор. - Мадемуазель? Я сперва решила, что вы - мадам, - она скосила взгляд в сторону лорда Уильямса, - В любом случае, думаю, Парижское общество должно прийтись вам по вкусу, - заявила дама в довершении, когда лорд Уильямс сказал, что мадемуазель Вероника впервые во Франции. Девушка пока не успела добавить ничего от себя, но теперь она решила наверстать упущенное. Вера по натуре вообще была человеком мягким, но высокомерие дамы, явно решившей, что перед ней стоит дикарка из страны, где царят варварские обычаи, ее слишком уж раздражило. Она не хотела наживать себе врагов среди местных интриганок, а женщина эта, судя по всему, была как раз-таки одной из них, но Вере не терпелось показать, что она тоже чего-то стоит. - Я на это надеюсь. Но, говорят, прокисшее блюдо теряет свой вкус, - холодным тоном ответила она, с удовольствием замечая, как дама с досады поджимает губы и, вздернув подбородок, устремляется к другой группе гостей. Ее муж, впрочем, оживился: - У вас отличный французский, мадемуазель, - сказал с ухмылкой он перед тем, как направиться вслед за своей женой. - Буду рад видеть вас и вашу спутницу моими гостями, лорд Уильямс. Я отправлю вам приглашение, - уходя, добавил мужчина, поправив аккуратно уложенные усы. Лорд Уильямс учтиво поклонился: - Это будет большая честь для меня, герцог, - сказал он ему вдогонку, затем улыбнувшись Вере. - Мисс, вы очень смелы. В этот раз вам повезло, но на вашем месте я бы не спешил заводить врагов среди французской знати. Особенно таких, как эта леди. Девушка пожала плечами: - Наверное, вы правы и я погорячилась. Возможно, если бы эта дама сперва представилась, прежде чем говорить со мной, я бы вела себя иначе, зная, кто она. Вера слукавила - она не жалела о своих словах, французский двор и впрямь не вызвал у нее большого восторга, хоть ей и довелось находиться среди его представителей не больше часа. - В следующий раз будьте осмотрительнее. Мадам де Шеврез в меру злопамятна, но склонна менять свое расположение, если это будет иметь для нее выгоду, - заметил лорд Уильямс, с хитрецой посмотрев на девушку. Вера едва не сдержалась, чтобы открыть рот от удивления, и еще раз взглянула на даму в оливковом платье, которая теперь находилась в окружении мужчин разных возрастов и с интересом беседовала с ними. Мария де Роган Шеврез была действительно не тем человеком, с которым можно было говорить подобным образом. Вера, осознав большую разницу между своим положением и положением герцогини де Шеврез, поняла, что она в общем-то была права, свысока смотря на безызвестную чужестранку. Девушка даже решила, что любая из представительниц высшего французского общества будет смотреть на нее не иначе, как подобным образом, да и к тому же, поскольку Вера для каждой из них была незамужней девушкой из знатной семьи, воспринимать как соперницу в амурных делах. Кроме всего прочего, Вера так же успела понять, что среди француженок семнадцатого века в моде были дамы, которые могли похвастаться пышными телами. Девушка такими данными уж точно не обладала - еще одна причина, по которой местные жены и дочери высокопоставленных господ будут считать ее чужой. Впредь Вера пообещала себе не сердиться, если одна из них будет позволять себе высокомерный тон в общении с ней и принять это, как неизменный факт. Для начала следовало завоевать себе имя среди них, а потом уже позволять дерзкие ответы. Но обещание было напрасным: в тот вечер больше ни одна дама не соблаговолила удосужить девушку своей беседой. *** Гревская площадь постепенно опустела. Гуляки со временем разбрелись по домам, так как глазеть теперь было не на что - уже прибыли король и королева, а все приглашенные давно нашли места для своих карет и тоже отправились наслаждаться танцами и весельем. Стемнело; сумеречные сиренево-серые краски Парижа сменились на насыщенные черные и синие тона, только белое здание Ратуши с мерцающими желтым окошками выделялось светлым пятном. В больших окнах второго этажа мелькали темные фигурки - это танцевали и наслаждались светской беседой гости. Представление началось. На улице, за исключением лошадей и извозчиков (многие из них покинули кареты своих господ, устремившись в ближайшие трактиры, другие же предпочли провести досуг в сладкой дремоте), уже давно никого не было. Только пара загулявшихся зевак все стояла под окнами Ратуши - видимо, в надежде хоть одним глазом увидеть прекрасное действо, наслаждаться которым было доступно лишь немногим счастливчикам, кому удалось получить приглашение на бал. Впрочем, до них никому не было дела. Даже нежданно появившемуся прохожему, который, казалось, устремлялся к черному входу в Ратушу - он сделал крюк, повернув в сторону левого крыла здания. Видимо, прохожий спешил - временами он едва ли не бежал, но, тут же оглянувшись вокруг и будто спохватившись, сбавлял темп. Было заметно, что он стремился не обращать на себя лишнее внимание - шел он, опустив голову вниз, а широкие полы шляпы закрывали его лицо. Одну руку он держал рядом со шпагой, вероятно, зная, что ему в любой момент грозит опасность. Другая же была спрятана под курткой, и можно было легко догадаться, что в ней он что-то скрывал от чужих глаз. Прохожий совершенно не смотрел по сторонам, словно четко знал, куда ему нужно идти. И именно это упущение помешало ему достигнуть цели - если бы он был бдительнее, то вряд ли бы столкнулся с одним из городских зевак, которых не так часто увидишь в столь позднее время. Прохожий задел зеваку плечом, да так, что сам едва ли не упал и чуть было не выронил бумажный сверток, который прятал под курткой. Шляпа слетела с его головы и, словно монета в один ливр, кубарем прокатилась по мощеной плитке. Зевака, оказавшийся мощным верзилой не меньше, чем с шесть футов ростом, преградил дорогу незадачливому прохожему и явно не собирался оставлять инцидент без внимания: - Нет, вы смотрите. Скоро каждая крыса обнаглеет и будет рыскать где попало. У тебя глаза-то есть, болван? - возмутился он, скрестив руки на груди. Прохожий, удержав равновесие, попытался было обойти зеваку, который быстро пресек попытку, тот час же сделав шаг в ту же сторону, куда пытался свернуть прохожий. - Мсье, я очень спешу, и, будь у меня время, поговорил бы с вами иначе. А сейчас прошу вас дать мне дорогу, так как я не хочу наступать еще раз на те же грабли, - взмолился прохожий, видимо, сообразив, что так просто его не отпустят. Верзила не спешил сдавать позиции. - Не заговаривай мне зубы. Нечего сбивать с ног честных граждан, да тащиться невесть куда очертя голову. Прохожий вновь попробовал уйти, но наткнулся на второго зеваку - тот был полной противоположностью верзилы, худой и низкий, по комплекции и росту не уступавший прохожему. С ним одним он может бы еще и справился, но двое займут куда больше времени. А прохожий, как уже помнит читатель, очень спешил. На самом-то деле задача у него была крайне важная и секретная, да и личность прохожего требует отдельного внимания: Д`Артаньян, он самый, собственной персоной, был озабочен куда более важными делами, чем споры с простыми гуляками. Все его мысли заняты были лишь крайней необходимостью как можно скорее встретиться с очаровательной Констанцией и передать ей сверток, ведь она наверняка уже давно ждала его и даже, быть может, сомневалась в его надежности. Как, должно быть, она обрадуется, если узнает, что ошибалась! А вдруг, если ему подвернется удача, миловидная жена галантерейщика наградит его поцелуем в знак своей благосклонности? Одним словом, такая помеха, как два городских простака, упрямствующие из-за сущего пустяка, совершенно не входила в планы Д`Артаньяна. И если в похожей ситуации, которая уже случалась в его жизни, дворянина и мушкетера можно было вызвать на дуэль и тем самым отложить выяснение причин инцидента на более удобное время, то распаляться ради недалеких мужланов у него не было никакого желания. Тот, второй, держался довольно дерзко - он вплотную подошел к Д`Артаньяну и фамильярным жестом обнял его за плечи. Д`Артаньян улыбнулся, так как его лицо оказалось лицом совсем молодого юноши, на вид лишь несколькими годами младше самого Д`Артаньяна. Что говорить о его внешних качествах, то юноша напомнил ему лица, какие встречались Д`Артаньяну среди земляков-гасконцев - он был смугл и черноволос, его карие глаза глядели на Д`Артаньяна с вызовом и задором. Д`Артаньян даже решил, что юноша и впрямь даст ему выйти сухим из воды. - Друг! Я назову тебя другом, потому что мне нравится твоя физиономия. Вижу, ты куда-то спешишь, да так сильно, что не смотришь под ноги. А все знают, что тот, кто не смотрит под ноги, может прошляпить удачу. Верно, Волверстон? - юноша взял Д`Артаньяна под локоть и вопросительно посмотрел на верзилу. Тот лишь кивнул, не двинувшись с места. - Так вот, друг. Свою удачу ты уже прошляпил, - закончил юноша, весело подмигнув Д`Артаньяну. Тот напрягся - довольное выражение лица юноши насторожило его и вдруг пробудило в нем предчувствие, что эта нелепая ситуация ничем хорошим не закончится. - Эй, что здесь происходит? А ну бросьте немедленно эти шутки и отпустите беднягу! - раздался из-за спины Д`Артаньяна чей-то голос, показавшийся ему знакомым. Едва обладатель голоса договорил фразу, смуглый юноша тот час же опустил Д`Артаньяна и отпрянул в сторону. Верзила нахмурился, явно недовольный тем, что все пошло инчае. В душе Д`Артаньяна вновь пробудилась надежда, что его крайне важное дело еще успеется. Вновь осчастливленный и окрыленный скорой встречей с молодой красавицей, которая теперь уж точно состоится, он обернулся, желая узнать, кого он обязан поблагодарить. Перед Д`Артаньяном стоял хорошо сложенный мужчина в черном бархатном камзоле с серебряной вышивкой. По его выправке и манере держаться Д`Артаньян тут же решил, что он не менее, чем занимает высокий военный чин, и, как вывод, принадлежит к классу аристократии. Гасконец подумал, что мужчина был иностранцем: загорелая кожа бронзового оттенка, черные длинные волосы, а так же острый нос с едва заметной горбинкой делали его похожим на испанца. Однако, акцента в его речи не было. Д`Артаньян вспомнил, что уже видел его раньше и узнал в нем того капитана из Кале, которого он не стал дожидаться на пристани и отправился в Англию самостоятельно. Догадливый гасконец тогда понял, что капитан этот не очень-то и горел желанием везти его в Англию, пойдя на уступку лишь ради чистосердечной девушки, которая в тот момент была с ним рядом и по собственной доброте уговорила его о помощи. Наверняка у него были свои мотивы пойти на поводу у желаний той молодой леди, однако Д`Артаньяну не было до этого никакого дела - он мог лишь думать о своем задании да о прекрасной камеристке, и всякие другие мысли не надолго задерживались в его голове. - Добрый вечер, мсье! - сказал мужчина, кивнув ему, - не думал, что мы вновь встретимся, да еще так скоро. Я - капитан Блад. Мы уже виделись, если вы помните, - продолжил он, покосившись в сторону верзилы. Тот пихнул в бок смуглого юношу, и в следующий же момент оба скрылись из виду, будто их отродясь не было на площади. Д`Артаньян этого даже не заметил - все происходило за его спиной. - Да, рад видеть вас! - ради приличия коротко сказал Д`Артаньян. Впрочем, сейчас он в какой-то мере был в долгу перед капитаном, и даже сам понимал это. Но, гасконская гордость и память об истории в Кале не позволили ему рассыпаться в благодарностях. - Вам повезло встретить меня. Этот город вечером небезопасен, да вы и сами это наверняка знаете, - сказал Блад, пожав руку Д`Артаньяну. Последний, помня о своем важном деле, не собирался заводить долгий разговор. Д`Артаньян внимательно посмотрел в желтые окна Ратуши, пытаясь найти силуэт одинокой изящной фигурки - в голове ему представилась картина, будто у одного из этих окон его ожидает Констанция, которая все переживает за то, жив ли он сейчас, а если и жив, то удалось ли ему исполнить столь опасное задание. Фантазия пуще прежнего подогрела его энтузиазм - Д`Артаньян сорвался с места, на ходу прихватив упавшую во время нелепого столкновения с гуляками шляпу. Обернувшись, он воскликнул, обращаясь к капитану Бладу: - Прошу простить меня, но я очень спешу. Прощайте! - и был таков. Блад лишь хмыкнул, глядя ему вслед.