На странных берегах семнадцатого века

Все сложилось как нельзя лучше: Блад удовлетворил все ожидания короля Людовика, продемонстрировав ему трижды побывавшие в чужих руках подвески, и у того уже не было никаких сомнений в словах Веры. Оставалось лишь вернуть их королеве и дождаться неминуемого позора Ришелье, что и было сделано. К сожалению девушки, у Веры не вышло понаблюдать за тем, как капитан Блад передаст подвески королеве: ей пришлось покинуть свое пристанище для слежки, так как оно находилось на пути Людовика, сразу же отправившегося обратно на празднество. Вера все еще не хотела попадаться ему на глаза, и потому, как только сообразила, что король может ее заметить, вновь накинула вуаль и поспешила выбраться из-за колонны, спустившись затем по лестнице вниз. Лишний риск девушке был ни к чему. Когда Вера вернулась в зал, ее сразу же отыскал лорд Уильямс, который, как и прежде, принялся развлекать ее разговором о деталях этикета и других тонкостях, которые могли бы вызвать вопросы у Веры на балу. На этот раз рядом был и Блад. Он лишь стоял чуть поодаль от Веры и лорда Уильямса, и, щурясь, разглядывал гостей. Блад совершенно не вмешивался в беседу Веры и лорда Уильямса, и даже когда девушка предпринимала тщетные попытки завлечь его в разговор, отвечал холодно и односложно. Казалось, он словно отстранился от всего, что его окружало, и вряд ли планировал принимать участие в празднестве. Вера, решив, что на то воля Блада, оставила свои надежды разговорить его. Гости в зале притихли и не танцевали, словно ожидая чего-то важного. Музыканты едва слышно наигрывали кантиленный мотив, который клонил Веру в сон: девушка успела утомиться. Ей казалось, что времени было уже за полночь, а она была не из тех, кто привык поздно ложиться - в любой другой день в это время Вера бы уже обязательно спала. Девушка с радостью бы попросила лорда Уильямса отвезти ее домой и с не меньшей радостью бы сняла тяжелое парадное платье, улегшись наконец спать, но нужно было дождаться, когда все разрешится. Вскоре вернулась королева в голубом платье из парчи с серебряной вышивкой. Корсет наряда был украшен испанским воротником из белого кружева. Королева Анна Австрийская степенно вошла с чувством собственного достоинства, отражавшемся в выражении ее лица и в общей манере держаться, что вполне соответствовало статусу ее монаршей особы. Когда она остановилась, каждый, кто находился в зале, поклонился Ее Величеству. Включая и Веру: ей, впрочем, было непривычно падать ниц перед кем-либо, так что девушка сделала поклон не с таким усердием, как другие гости, и, успев исподлобья окинуть присутствующих, заметила, что кардинал лишь слегка кивнул королеве головой. Также девушка увидела и то, что он не отводил взгляда от подвесок, нашедших свое место на лифе платья Анны. Выражение лица кардинала было неповторимым: он был похож на кота, раздосадованного неудавшейся охотой, и явно не верил своим глазам, пытаясь на ходу подсчитать подвески. Людовик стоял посреди зала, среди расступившихся гостей, и с любопытством смотрел на Анну, ожидая свою супругу. Скрипки и виолы взяли звонкий, мажорный аккорд, и королева, кивнув своему мужу, медленно подошла к нему. Между ними завязался разговор. Вера не могла услышать их, так как стояла достаточно далеко, не могла и подойти ближе, так как было бы невежливо бросать Блада и лорда Уильямса. Девушка лишь приблизительно догадывалась, о чем они говорили. Людовик совершенно не подавал виду будто что-то задумал. Королева улыбалась и выглядела весьма довольной; Вера, взглянув на ее розовощекое лицо с массивными чертами лица, обрамленное светлыми кудрями, ненароком подумала, что у этой женщины очень хитрые глаза. На испанку она не была похожа вовсе, но девушка не придала этому особое значение, так как раньше видела портреты с ее изображением. Настоящая Анна Австрийская и та, что смотрела на Веру с портретов, которые девушка разглядывала в двадцать первом веке, имели, впрочем, достаточно много общего. Анна была женщиной с мощным подбородком, широкими скулами и высоким покатым лбом. Лишний вес добавлял и без того крупным чертам массивности, утяжеляя нижнюю часть лица. Глаза – большие, темно-карего цвета, но бледные из-за едва заметных светлых ресниц. Длинный нос с крупным и мясистым кончиком занимал, казалось, больше всего места на ее и без того достаточно обширном лице. Особенно огромными казались пухлые, крупные губы. Все в ней, начиная от некрасивого носа и заканчивая некрасивым ртом, было крупнее привычного, и казалось гигантским по сравнению с носами и ртами французских девушек, не все из которых тоже, впрочем, славились утонченной внешностью. Подобно чертам своего лица, телосложением королева Анна была рослой и крупной женщиной. Она походила больше на привлекательного мужчину, ради забавы надевшего женское платье, чем на даму, не прослывшую красотой: одна из главных добродетелей представительниц женского пола, а именно - женственность, вовсе не была ее достоянием. Ее некрасивость, впрочем, была благородной: бледная кожа оттеняла яркий румянец, почти мужская жесткость скрашивалась королевской осанкой, а так же длинными белыми, словно фарфоровыми пальцами и тонкими кистями рук, которые посчитал бы честью изобразить любой живописец. Светло-голубой охотничий костюм, пошитый на испанский манер, совершенно не шел ей к лицу, и, как казалось Вере, лишь портил ее фигуру. Именно из-за этой женщины герцог Бэкингем был готов пожертвовать всем? Вера разглядывала королеву Анну и все не верила, что на протяжении лишь нескольких веков так резко изменились стандарты красоты. Ведь как-то считали же ее современники одной из самых красивых женщин Франции! Или это мнение было порождено лишь лестью? Или Анна была настолько интересной женщиной, что ее недостатков действительно никто не видел? Вера все еще задавалась этими вопросами, когда к королеве подошел ярко одетый мужчина - Герцог Орлеанский, как догадалась девушка. Из чего следовало, что все шло по плану и вторая часть балета только началась. Король было направился к другой даме, но замешкался, пытаясь рассмотреть кого-то в толпе зрителей. Вера, интуитивно почувствовав, что этим "кем-то" была именно она, спряталась за спину капитана Блада. Ей вовсе не хотелось лишнего внимания со стороны короля и придворных, она была слишком уставшей для танцев, да и у Людовика были наверняка свои мотивы для того, чтобы видеть Веру подле себя. Вполне возможно, решила девушка, что он о чем-то догадывался и хотел бы самолично увидеть ее реакцию, когда все разрешится. Заиграли скрипки. Гости стали танцевать. К Вере повернулся капитан Блад, до того остававшийся совершенно безучастным ко всему происходящему. Он покосился на танцующих и, едва улыбнувшись лишь уголками рта, сказал: - Вы должны составить мне компанию в следующем танце. В вашем платье непростительно прятаться за спинами зрителей, мисс Вероника. Вера посмотрела на капитана Блада, готовая уже было отказать и сослаться на усталость, но прикусила губу. Синие глаза Блада вдруг показались девушке куда ярче и прекраснее освещенного огнями бального зала, где повсюду блистало золото. Он возвышался над ней в своем черном бархатном камзоле с серебряной вышивкой, так хорошо подчеркивавшем мужской стан и выглядевшем куда выгоднее вычурных и пестрых нарядов местных вельмож. Его иссиня-черные волосы спадали на плечи мягкими волнами и совершенно не походили на комичные пышные парики парижских фатов семнадцатого века. Вера раньше даже не замечала, что казавшийся ей орлиным нос Блада был на самом деле весьма тонок и красив. Девушка лишь кивнула, осознав, что не в силах не только отказать капитану Бладу, но и выдавить из себя мало-мальски связный ответ. - О, это замечательная мысль, капитан Блад! Вы вдвоем просто обязаны поучаствовать в танцах. Случайность это или нет, но ваши костюмы смотрятся вместе просто чудесно! К тому же, сейчас начнется эпизод охоты, и большое количество танцующих будет как нельзя кстати! - подхватил тут же лорд Уильямс, явно обрадовавшись тому, что Питер Блад наконец проявил интерес к празднику. Девушка чувствовала, что краснота ее щек немедленно бы выдала ее, не будь на ней спасительной черной вуали. Первый танец вскоре закончился. Король и королева не стали менять партнеров, и танцующих покидать не спешили. Заиграл оркестр, резко прозвучал охотничий рог. Танцующие выстроились в две колонны, мужчины - по одну сторону, женщины - по другую. Возглавляли действие, как нетрудно было догадаться, Людовик и Анна. С первыми аккордами оркестра пары поклонились друг другу, и каждый сделал шаг навстречу партнеру. Танец, на счастье Веры, оказался медленным. Он хоть и содержал в себе сложные для новичка па, но девушка этого не ощущала. Вера не чувствовала усталости, позабыла про боль в теле от корсета и про главную интригу этого вечера. Рядом был Блад - один этот факт менял все. На какой-то момент ей даже показалось, что гости бала застыли и смотрят лишь на них; Вера, до того воспринимавшая все вокруг реальностью и никак не понимавшая, что перед ней оживают страницы книги, вдруг сама ощутила себя героиней из романов Остин, и поняла, что хотела бы, чтобы этот танец никогда не заканчивался. Наверное, именно поэтому ей показалось, что он закончился слишком быстро. Но затем начался новый. И еще. И еще. Вера выполняла шаги, прыжки, поклоны, снова прыжки. Каждое из ее движений было ведомо Бладом. В каждом из них девушка ощущала, что ее собственная воля целиком растворилась в мелодии оркестра и власти ее партнера. Она даже не думала этому противиться, воспринимая интуитивно как нечто совершенно естественное. Удивительная легкость и чистая, почти детская радость не покидали ее вплоть до того момента, как прозвучал последний аккорд второго акта. Танцующие остановились, некоторые сразу же разошлись. Блад все не отпускал Верину руку. Вере мешала сосредоточиться одышка - она слышала, как громко стучит ее собственное сердце, но отчего-то не ощущала слабости, как это было после первых двух танцев в самом начале бала. - Подождите, мисс Вероника. Мы не можем себе позволить пропустить все самое интересное, - сказал наконец капитан Блад, хитро посмотрев в сторону Людовика и королевы. Вера, вспомнив про причину, ради которой она оказалась на Марлезонском балете и которая в случае неудачи вполне может стоить ей свободы, будто очнулась от забытья и повернула голову туда, куда смотрел Блад. Анна и король теперь были совсем рядом, шагах в десяти от них, не меньше. Девушка могла не только услышать их разговор, но и прочитать их эмоции. Людовик, впрочем, не особенно давал поводу узнать их, что для правителя было вполне ожидаемо. - Я рад, что вы последовали на поводу моего желания и выполнили мою прихоть, - начал он, не отрывая внимательного взгляда от подвесок на платье своей супруги. Королева Анна снисходительно кивнула. - Я теперь понимаю, что вы были весьма бдительны к подарку, который был для вас дорог, и опасались надевать его лишний раз. Чтобы впредь этого не было, мне стало известно, что имеется точная копия этой прекрасной вещицы, и я не придумал ничего лучше, как достать ее специально для вас, - сказал Людовик, протянув изумленной Анне небольшой шелковый мешочек. Кардинал Ришелье, находившийся так же неподалеку, наблюдал разговор Людовика и Анны с не меньшим интересом, чем Вера и капитан Блад. Королева, приняв подарок, тут же развернула сверток, и, внимательно рассмотрев сверкающие бриллианты, воскликнула: - Как вы щедры, Ваше Величество! На моем платье лишь двенадцать подвесок. Здесь же их четырнадцать! Я уверена, этот подарок стоил вам многого! - Что вы, его всего лишь пришлось вызвать из Англии, - сказал Людовик, наблюдая за тем, как бледнеет лицо Анны. Королева мельком взглянула на подаренные подвески, затем подняла глаза и встретилась взглядом с капитаном Бладом, который едва заметно кивнул ей. - Должен признаться, он не обошелся мне так дорого, потому что свой вклад внесли и его высокопреосвященство, - добавил Людовик, улыбнувшись Ришелье. Тот было позеленел от злости, но все же сдержал эмоции и, так как деваться ему было некуда, сказал с наигранной учтивостью: - Да, я хотел преподнести эти два подвеска ее величеству, но не осмелился предложить их ей сам и прибегнул к этому способу. Выражение лица Анны тут же изменилось; королева улыбнулась с интригующим видом, что говорило о ее догадке по поводу причастности Ришелье к этой истории. — И я тем более признательна вашему высокопреосвященству, — ответила Анна Австрийская, будто передразнивая своего мужа, — что эти два подвеска, наверное, стоят вам столько же, сколько стоили его величеству все двенадцать. И на этой ноте она удалилась для переодеваний, оставив от досады выглядевшего взлохмаченным кардинала Ришелье совершенно ни с чем. Когда королева покинула бальный зал, Людовик, заметивший наконец Веру, учтиво кивнул ей. Это, вероятно, значило, что король остался доволен, все обошлось, и ей теперь нечего за себя бояться. Так что оставаться на балу дольше - не было никакого смысла. *** Была уже глубокая ночь, когда Вера и Блад лишь добрались до апартаментов лорда Уильямса. Его спальня находилась внизу, и в этом смысле ему повезло больше, так как девушка была уверена, что их британский друг наверняка успел заснуть, пока Блад и Вера только поднимались наверх. - Уверена, капитан Блад - ваш ювелир оказался гораздо талантливее, чем тот, которому довелось сделать оригинал, - сказала довольная Вера, когда уже оказалась в своей комнате. - В этом нет никаких сомнений, потому что ему пришлось выполнить на два подвеска больше, - ответил капитан Блад, задержавшись в дверях Вериной комнаты. Напоследок он вдруг повернулся, пристально посмотрев на девушку. - Спокойной ночи, мисс Вероника, - добавил он. Затем Блад отправился к себе. Девушка мечтала только о том, чтобы добраться до кровати и наконец лечь спать. Что она и сделала не без помощи прислуги, к которой уже начинала привыкать, за что стыдила себя, так как выросла совершенно с иными представлениями о необходимости прислуги в ежедневном обиходе. И если в ее времени еще можно было сделать все самой, то здесь Вера сама не могла даже снять собственное платье, отчего чувствовала себя совершенно беспомощной. Выполнив необходимый ритуал по избавлению от костюма, вымотавший последние ее силы, Вера наконец легла на кровать, которая показалась ей самой мягкой и удобной из всего, на чем ей вообще доводилось спать. Девушка тут же провалилась в мир снов, где ей мерещились мелодии из Марлезонского балета, светлый золотой зал и пронзительные глаза капитана Блада. Ей снилась безмерная, нескончаемая синяя гладь океана, на которую они так были похожи. И ей снился танец в зале городской Ратуши, который никогда, никогда не заканчивался.