На странных берегах семнадцатого века

Удачно сложившаяся интрига придала Вере новых сил – следующие несколько дней девушка пребывала в приподнятом настроении, не тоскуя о потерянном доме и, тем более, не помышляя о возвращении назад. Париж семнадцатого века захватил ее и очаровал. Вера ощущала себя одной из тех знатных дам, которых видела на Марлезонском балете, и у нее были все для этого основания – она устроилась не хуже каждой из них. Вера жила в респектабельных апартаментах в центре Парижа. Одевалась в новые платья каждый день, имела собственную служанку, ела вкуснейшие и мастерски приготовленные блюда. Девушка даже свыклась с отсутствием чая – молоко по утрам и вино на обед и ужин не казались Вере чем-то слишком уж необычным. На обед подавали супы и жаркое из ягненка или баранины, на ужин – запеченное мясо, соус к которому каждый раз был новым. Завтрак же состоял из неизменного куска хлеба, с которого так и сыпались крошки (поэтому его нужно было ломать руками, а не резать ножом), мягкого сыра и иногда – пары вареных яиц. По утрам, стоило девушке проснуться, приходила служанка – при ней всегда были ковш с холодной водой, тазик, и несколько не слишком длинных полосок из ткани. Это заменяло душ - полосками ткани, смачивая их в розоватой от трав воде, протирали тело, не снимая ночной рубашки. Так же в комнате Веры, за ширмой, стояла неглубокая ванна на деревянном постаменте. Эта вещь тоже применялась по назначению. Вере поначалу было непривычно принимать процедуру, касающуюся личной гигиены, при посторонней девице, еще и непосредственно принимавшей в этом участие, так как та меняла воду и влажной тканью протирала ноги и руки Веры. Однако девушка так и не набралась смелости выгнать служанку, убедившись в том, что для данного времени это - лишь каждодневная рутина. Вера решила, что не стоит озадачивать прислугу своим поведением. Прояви она настойчивость, среди слуг бы сразу распространились слухи о странной гостье господина. А зная о том, как быстро в Париже узнают все самые последние новости, Вера не хотела рисковать. Для девушки было неожиданностью, что в семнадцатом веке так внимательно относятся к чистоте тела, так как в своем времени Вера слышала много не слишком лестных слухов о гигиене во времена Людовика, так что эта сторона вопроса ее вовсе не пугала, и очень быстро она привыкла к специфике водных процедур в семнадцатом веке. Корсет уже не доставлял ей особенных неудобств: девушка уже давно догадалась, что не обязательно затягивать его слишком уж сильно и просила прислугу оставлять шнуровку насколько можно более слабой, мотивируя это тем, что ее фигуре достаточно и этого. Так и было в действительности, и потому никто не задавал ей лишних вопросов. Вечером, перед наступлением темноты, Вера гуляла по Парижу вместе с Бладом и Лордом Уильямсом, который каждый раз рассказывал множество интересных фактов об истории города и жизни знатных парижан. Днем оба почти не выходили из рабочего кабинета, беседуя долго и увлеченно, много раз перерисовывая чертежи - Вера, не умея сдержать любопытство, со скуки временами подглядывала за ними через небольшую щель в двери. Если вечером досуг девушки занимали прогулки по городу, то днем делать было особо нечего. Вера нашла несколько английских книг и попробовала их читать, но слог и стиль написания показались ей сложными даже для ее уровня, и начатое дело девушка тут же забросила. Французский же текст семнадцатого века для нее был сродни японской каллиграфии. Правда, некоторые слова все же угадывались, но этого все равно не хватало для того, чтобы занять себя чтением. Однажды в библиотеке лорда Уильямса Вера нашла нотную рукопись и попыталась ее играть за клавесином. Осознав, что почти не помнит, как читается басовый ключ, девушка расстроилась. Да и не мудрено - в последний раз она садилась за пианино лишь в подростковом возрасте. К тому же, партитура была оркестровой, неудобной для чтения за клавишами. Поиграв по памяти кусочки из до-минорной прелюдии Баха, Вера сдалась после пары помарок и бросила заниматься музицированием. Хотя нежный, серебристый звук клавесина казался девушке приятным и как нельзя больше подходящим для музыки немецкого барокко (а ведь раньше она играла эту вещь только на пианино), Вера очень давно не занималась музыкой и не хотела мучить уши обитателей дома игрой дилетанта. Девушка вздохнула и закрыла крышку инструмента, обернувшись; ее глаза округлились от неожиданности. В дверях стоял капитан Блад, внимательно ее разглядывая. Впервые Вере удалось застать его врасплох и встретиться с ним взглядом. Вдруг девушка остро ощутила пульсацию вен у висков. Вместе, синхронно, Блад и Вера сделали несколько шагов навстречу друг к другу. - Хорошая музыка и взгляд женщины обладают одним свойством - берут верх над чувствами и здравым рассудком. Это - причина, по которой я стараюсь избегать встречи и с тем, и с другим. Вера не смогла ничего ответить - лишь чувствовала, как горят щеки. - Однако, с вами мне трудно придерживаться моих правил, - добавил Блад, еще раз взглянув на нее. Вера опустила взгляд, принявшись рассматривать узоры на мягком ковре. Девушке казалось, что надо было на это что-то ответить, однако нужные слова не находились. Она, к тому же, отчего-то боялась выглядеть глупо. Вера нахмурилась и спрятала руки в складки платья. Потом, не зная толком зачем, посмотрела наверх, стараясь скрыть свое смущение. После балета она чувствовала некоторую неловкость в поведении Блада по отношению к ней, и хотя сама по ночам все так же видела все тот же сон про танец в золотом зале, днем она совершенно не задумывалась о том, почему сон все никак не проходил. Причина была одна - наутро он тут же забывался, как и бывает положено всякому приятному сну. И только теперь, когда она осталась наедине с тем, кто являлся главной причиной всех образов в том сновидении, Вера вдруг вспомнила об этом и почувствовала, как ее охватывает легкое головокружение - такое обычно бывает, если сильно-сильно закружиться, затем резко остановившись. Яркий луч солнца отразился на прозрачном хрустале люстры, которая висела под потолком, разрисованным розовощекими, хитро глядевшими на девушку амурами, резвившимися посреди лазурного неба - такими же были глаза ее собеседника, когда она, набравшись смелости, вновь посмотрела на него. Вера причмокнула губами и едва улыбнулась уголком рта, к своему удивлению заметив, что Блад не отвел взгляд и на этот раз. Совсем осмелев, она взяла его за руку, притянув к себе. Его длинные пальцы были затянуты в черные перчатки. Увидев возникшее в его глазах непонимание, Вера тут же отпрянула и, зажмурившись по непонятной для нее самой причине, повернулась спиной к Бладу. Как она могла позабыть, что находится в семнадцатом веке, где отношения между мужчиной и женщиной строятся совсем иначе? Если даже в ее родном двадцать первом веке инициатива со стороны девушки была редкостью, то что можно было говорить о той эпохе, в которую она попала? Вера не была совсем уж неопытной в подобных делах и интуитивно понимала, что не все мужчины готовы сразу сделать первый шаг. Интуиция ей подсказывала так же и то, что Блад был из их числа. Ей было бы не страшно показать свою заинтересованность первой (томиться в ожидании проявления его чувств ей бы ужасно наскучило), но не в условиях, заданных данной эпохой. Сейчас она понимала, что рискует даже потерять уважение со стороны человека, к которому, как ей казалось, она начинала чувствовать нечто большее, чем просто дружескую симпатию. - Простите, у меня вдруг резко закружилась голова, - нашлась как оправдаться она, отметив себе, что говорит чистую правду. Схватив подвернувшуюся кстати кипу нот, лежавших на клавесине, девушка метнулась к выходу, попутно едва не споткнувшись о подол собственного платья. *** В тот день она попросила, чтобы на вечернюю прогулку с ней отправилась лишь служанка, придумав отговорку для лорда Уильямса, что им вместе с капитаном Бладом необходимо много работать, а она может и сама себя развлечь. Поначалу ее слова обидели британского лорда, однако в них была доля истины, и потому он не слишком препятствовал ее желанию. У Веры была своя цель, которую она обдумывала еще с первого дня пребывания в Париже, но боялась рассказать о ней своим спутникам, остерегаясь того, что они не поймут ее: ей не терпелось побывать в доме Миледи, и, если повезет - хотя бы одним глазком взглянуть на нее саму. И вот настал тот день, когда ее затея осуществилась. Найти дом было несложно - Вера заранее спрашивала о нем у лорда Уильямса во время одной из совместных прогулок, и тот рассказал ей практически все подробности о его обитателях. Разумеется, те, которые выгодны самой леди Кларик и которые она сама же распространяла с помощью своих слуг. Да и находился он на той же площади, где жила сама Вера. Нужно было всего-то пройти несколько шагов. Тот факт, что женщина, с которой ей было бы лучше не встречаться, жила с ней практически по-соседству, Веру ничуть не настораживал - она знала, что миледи вряд ли подозревает о ее существовании. Если кардинал и Рошфор не смогли догадаться о том, что она - двойник графини Де Ла Фер, а король не стал вызывать ее к себе на личный разговор после истории с подвесками, то пока еще можно было жить спокойно. Вечерний Париж в будний день пустовал. Влажный воздух и прохладный ветер разогнали зевак, так что на улицах почти совсем не было прохожих и карет. Из дома номер шесть, что располагался на площади Вогезов, вышла молодая белокурая женщина в платье из розового шелка, кутаясь в лиловую бархатную накидку. За ней поспешила служанка, однако госпожа остановила ее, знаком указав ждать у ворот. На другой стороне улицы стояла запряженная четверкой лошадей карета, возле которой одетый во все черное мужчина неподвижно кого-то ожидал. Стоило ему увидеть, как женщина вышла из дома, тут же он бросился к ней. Женщина вскрикнула и попыталась бежать, но мужчина оказался проворнее и сильнее - он быстро схватил ее, и в следующую же минуту вместе с ней запрыгнул в подъехавшую вовремя карету. Служанка же успела лишь всплеснуть руками и убежать в дом, вероятно, собираясь позвать на помощь. Над Парижем сгущались сумерки и в укромных маленьких улочках города начинали сгущаться тени. На город спускалась ночь. ***