На странных берегах семнадцатого века

Вера, в наигранном смущении опустив взгляд в пол (к счастью, ей удалось вспомнить одно из правил этикета, в котором даме не позволялось смотреть мужчине прямо в глаза), попробовала было найти что-либо, куда можно было присесть - ее история обещала быть длинной, а корсет как впивался в бока, так и продолжал не изменять своей позиции. Но, к несчастью девушки, в ее поле зрения не оказалось и намека на стул, табурет, кресло, или хотя бы комод. К тому же, ее немедленно посетила мысль, содержащая в себе сомнения относительно того, имеет ли право дама того круга, к которому она хотела себя причислить, усаживаться, не дождавшись приглашения от своего собеседника. Облегченно вздохнув и решив, что, быть может, оно и к лучшему, что ей придется стоять, Вера, наконец, собралась говорить, перед этим четко почувствовав, как в воздухе витает нотка неловкости и недосказанности в совокупности с львиной долей нарастающего недовольства. Не трудно было догадаться, что все вышеописанные чувства принадлежали Бладу, который все продолжал смотреть на нее непроницаемым взглядом. Вере даже стало казаться, будто ее пропускают через решето, или, к примеру, медленно натирают на терку для яблок. Страх к этому человеку отбивал у нее все желание врать ему, однако делать было нечего. Нервно сглотнув, она снова поняла, что потеет. Ее сердце стучало так, что девушке казалось, будто оно вот-вот выпрыгнет из груди и его не сдержит даже пыточный и, вполне возможно, пуленепробиваемый корсет, который цепко сдавливал ее ребра. Каждый стук звенел у нее в голове, но подобрать верные слова ей это не мешало, напротив, только распаляя пыл: - Сэр, я вижу, что вы – человек достойный и образованный, и потому надеюсь, что вы достаточно знаете о России, и в дальнейшем не будете задавать лишних вопросов, - она ненароком, словно-бы иcподтишка, подняла на него глаза. Он не выглядел удивленным, отчего она решила, что он, еще не услышав ее истории, заранее был уверен в том, что ее происхождение не имело никакого отношения к той же Франции или Великобритании. И Вера, обрадовавшись тому, что выбрала правильный путь, продолжила: - Раз вы уже не задаете вопросов, то я могу предположить, что вы знаете и о том, как правит наш царь, и что он – не тот человек, для которого интересы страны состоят лишь в ее внутреннем развитии. И вам так же должно быть известно, что для него первую важность имеют те люди, деятельность которых не ограничивается одним лишь собирательством. Одним из таких людей и был мой отец. Вы спрашивали меня по поводу моего титула? Так знайте, что я дворянка, и оказалась в столь отдаленном от моей родины месте по той простой причине, что мой отец не придерживался довольно популярного в моей стране мнения, что девушку необходимо прятать в доме и обучать лишь тем вещам, которые пригодятся ей в замужестве. Побывав пару раз в Европе в составе свиты Его величества, мой отец очень полюбил подобные путешествия, и, благодаря блестящим знаниям в мореходстве, сам проводил больше времени в плаваниях, чем на суше. А однажды ему пришла в голову мысль, что его детям необходимо так же посмотреть, насколько велик мир. И поскольку я – его единственная дочь, выбирать ему не пришлось. К тому же, ему отчего-то показалось, что при Французском дворе у меня будет больше перспектив в… Ну, вы понимаете, - Вера замялась, устав рассказывать явную небылицу. Ей самой было стыдно, что выходит так нескладно и нелепо, и она с каждым своим словом ждала, когда же капитан Блад рассмеется ей в лицо и наконец отправит ее гулять на рейке под носом у акул. - Но корабль, на котором нам предстояло добраться до берегов Франции, захватили пираты, стоило нам только заплыть на территорию Атлантического океана, - прервавшись на полуслове, Вера, до этого и так едва справлявшаяся с нервами, снова ощутила дрожь в плечах. Однако Блад воспринял это изменение в поведении девушки по-своему. - Из того, что вашего отца мы не нашли на корабле, я могу заключить весьма неблагоприятный для него исход этой истории, - вовремя спас ситуацию он, слегка приподняв брови. Вера, взглянув на него в тот же момент, отчего-то решила, что это придает ему озабоченный вид, будто он и вправду сочувствовал ее «утрате». Все карты были в ее руках – ей только и оставалось, что снова включить слезы как истинное женское оружие против мужской черствости, только вот Вера почему-то подумала, что на сегодня ей хватит истерик. Припомнив, как быстро он ее покинул, когда она не смогла совладать со своими эмоциями в первый раз, она решила, что Бладу не очень-то и легко выносить подобные сцены. Девушке почему-то подумалось, что такое поведение выдавало в нем того, кто не будет радоваться чужому горю, а подобная черта характера в людях Вере всегда очень нравилась. Оттого, посчитав, что Блад все же больше хороший человек, чем плохой, она поспешила прервать слезы, вот-вот уже готовившиеся вырваться. И едва заметно улыбнулась, не забыв о том, что должна выглядеть по меньшей мере грустно, так как для Блада она совсем недавно лишилась отца. - Они убили его и всех, кто был там, не просто так. По его словам, он вез важную вещь, которую следовало передать Франции, и именно эта вещь осталась там, на корабле. И мне просто необходимо вернуться туда, иначе пострадает не только его честь, но и моя дальнейшая репутация окажется в весьма шатком состоянии. В том, что я чудом осталась жива – разумеется, лишь благодаря вам и вашей команде, - я вижу божье провидение. И это значит, что вы мне обязаны помочь вернуть доброе имя моей семьи. Иначе, боюсь, я останусь совершенно одна в этом мире, - стараясь говорить эмоционально (впрочем, ей не нужно было прилагать для этого никаких усилий – Вера и без того была взволнована), девушка так же следила и за тем, чтобы ее речь выглядела складно. На чужом языке говорить было тяжело, и она знала, что ей простят некоторые огрехи в счет ее происхождения. Но Вера не имела никакого понятия о том, как именно звучал английский в эпоху, в которую жил капитан Блад, и лишь смутно припоминала, что все же были незначительные отличия между английским ее родной эпохи и его времени, гостьей которого она стала случайно. Боясь того, что еще вот-вот, и история станет совсем неправдоподобной, Вера поспешила закончить. - Что ж, мисс, для меня осталась нераскрытой только одна тайна – ваше полное имя и статус, - невозмутимо сказал Питер Блад, почувствовав, что Вера больше не собирается ничего добавить. Девушка в замешательстве опешила – ей казалось, что она все уже рассказала, включая и пресловутый статус. Но, тут же припомнив раннее сказанные слова, она все же поняла, что Блад был прав. Решив взять девичью фамилию прабабки (не собственную же говорить, которая уж точно не звучала по-дворянски), Вера, посчитав, что здесь не будет лишним книксен, представилась наполовину вымышленным именем: - Графиня Вероника Павловна Деремонтова, сэр. - И я полагаю, вы ничем не можете это подтвердить? - Только своей честью и тем, что отныне моя жизнь всецело зависит от вашего решения, - не растерявшись на явный вопрос с подвохом, парировала Вера, с гордостью приподняв голову. По словам Питера Блада, корабль, трюм которого так некстати оказался на пути девушки в ее собственную каюту лайнера, принадлежал Испании, и, поскольку команда капитана Блада оставила от вражеского фрегата одни только щепки, теперь единственный для Веры шанс вернуться домой покоился на дне океана милях в трехстах от того курса, по которому плыла нынче Арабелла. Нельзя было передать того уровня расстроенности Веры, который охватил девушку, когда капитан Блад рассказал ей столь печальную новость. Мгновенно представив себе, что теперь путь назад для нее, возможно, закрыт навсегда, она тут же поняла, что все проблемы, которые когда-либо присутствовали в ее жизни, теперь стали мелочью по сравнению с масштабностью передряги, из которой ей теперь уж точно не выбраться. Да и маршрут поездки, продуманный еще несколько лет назад, теперь накрылся медным тазом – Вера быстро смекнула, что раз люди Блада без зазрения совести нападают на флотилии, чисто теоретически находящиеся под защитой армии короля Карла четвертого, то ей нечего и рассчитывать на то, чтобы ее высадили где-нибудь на берегах Испании. Подозрения девушки подтвердились, когда Блад заявил, что в знак оправдания ее безвыходного положения, в которое ее вовлекли отчасти и его люди (виной тому вовсе не их кровожадность, а всемерное подчинение приказам своего капитана и желание обезопасить жизнь молодой леди, поэтому леди вовсе не должна опасаться, что кто-либо причинит ей здесь вред), он обязуется сопроводить особу столь высокого происхождения до берегов Франции, которой на данный момент служит его эскадра (Вера заметила, что Блад отчего-то не стеснялся вставлять в свою речь испанские определения), а так же лично представить королю и всячески посодействовать ее обустройству в незнакомом обществе, где безопасность и доброе имя любой беззащитной леди могут оказаться в достаточно шатком положении - конечно же, если поступки самой молодой леди не будут тому виной (но и в том случае он, как допропорядочный джентльмен, обязуется встать на защиту ее чести). Речь была сказана достаточно хладнокровно, но Вере почему-то чувствовалась в словах Блада доля иронии, будто все, что он говорил – шутка, и что на самом деле ни в какую Францию ее никто везти не собирается. Быть может, тому виной были его глаза, которыми он ни разу не посмотрел на девушку, пока говорил – Вера все пыталась уловить в них хотя бы едва заметный блеск, по которому можно было бы понять, стоит ли ему довериться, однако Блад каждый раз оказывался ловчее, с непринужденной небрежностью фокусируя взгляд в точку позади нее. Одним словом, попытки Веры так и не увенчались успехом. Впрочем, практически не меняющееся, слегка удивленное, но вполне сочувствующее выражение его лица придавало девушке уверенность в том, что она попала в нужные руки. Да она и не имела права выбирать, так как этой привилегии ей никто даже не предлагал. Все, что ей оставалось – с покорностью принять судьбу, поглубже вдохнуть воздух через верхнюю часть грудной клетки, чтобы туловище под корсетом распределилось в более удобное положение, и, подперев бок и второй рукой (стоять уже было совсем невмоготу), смиренно согласиться с решением капитана Блада. Что ж, Франция семнадцатого века, во всяком случае, не обещала быть скучной. *** Почти все время пути девушка провела на палубе, за исключением лишь тех часов, когда приходила часть суток, предполагавшая сон, а так же не особенно погодных и ветреных дней, количество которых, впрочем, было ничтожно мало. С командой, помимо уже знакомого Волверстона и Джереми Питта, оказавшегося молодым человеком всего на пару лет младше Веры (что касалось его возраста), угловатого склада (что касалось физической составляющей его внешности), с взъерошенной каштановой шевелюрой, не видевшей расчески, казалось, с момента его рождения, и с темными глазами, отражавшими истинную природу всех самых неудержимых юношеских порывов, тем не менее сдерживаемых в связи с так же видимым проблеском интеллекта (что касалось эстетичной составляющей его внешности) и, как и подтверждали слова Блада, беспрекословным выполнением каждого приказа капитана (что касалось моральных аспектов его общего образа), Вере как следует пообщаться так и не удалось. Зная о том, что графини вряд ли будут удостаивать себя такой честью, девушка старалась ничем себя не выдавать: никогда не заговаривала первая, отвечала лишь тогда, когда ее спрашивали, а так же всячески остерегалась встревать в чужие разговоры, с грустью осознавая, что сама себе она все больше начинает напоминать тень, которую никто не видит и с которой никто не считается. Было ли оно так на самом деле, мы никогда не узнаем, так как Вере не довелось выяснить, что же думают о ней люди Блада. Подслушивать она не любила, стараться увидеть отношение других людей к себе лишь по их выражением лиц толком не умела, хоть и пыталась, а сам капитан Блад разговаривал с ней крайне мало, все общение сводя к тому, что интересовался, все ли с ней хорошо и не требуется ей чего-либо, что могло бы облегчить ее пребывание в настолько неподходящем для леди месте. В этих вопросах она видела лишь издевку, отчего быстро утомлялась после подобных разговоров, в которых всегда отвечала, что ей ничего не было нужно и она рада и тому, что ее приняли и столько с ней возятся. К счастью, Вера оказалась устойчива к качке, и переносила достаточно экзотичное путешествие без трудов. Разве что, кровать в капитанской каюте казалась ей тверже, чем в третьем классе круизного лайнера, но то была такая мелочь, что девушка и думать про нее забыла уже на третий день путешествия. То ли по вине самой Веры, то ли по другому неведанному обстоятельству, новых целей для пополнения боевого опыта Блада и вообще любых других кораблей на пути Арабеллы не было, так что добрались они до Франции без лишних хлопот и за достаточно короткий срок. В общем, когда сверху крикнули «суша», и за бортом и вправду помимо бескрайнего окена показалась тонкая полоска берега, девушка уже вполне освоилась в своей новой обстановке.