Самое время для свершений

   Она никак не проснется.    Каждый раз, когда Тревелиан силится открыть глаза, они закрываются вновь. Перед ней мелькают люди, которые потом встречаются во сне: мать Жизель промокает с ее лица пот; Лелиана занимается синяком у нее под глазом; Жозефина негромким голосом вслух читает книгу; Каллен молится и замирает на полуслове.    И ради последнего Тревелиан решительно заставляет себя проснуться, хоть в теле и ощущается вялость. Он ее не замечает, опустив лицо на сложенные руки. Каллен почему-то выглядит меньше, и она хмурится, не догадываясь, что упускает. Даже при свечах нагрудник блестит слишком ярко, и вскоре Вестница понимает, что все еще завернута в его плащ, несмотря на кучу одеял, которыми ее завалили.    Она старается заговорить, но горло разрывается от боли. Тревелиан вытаскивает руку из-под одеяла и неуклюже пытается стянуть с плеч мех. Протягивает руку, чтобы коснуться его колена.    Каллен вскидывается и поднимает взгляд. У него тоже потрепанный вид, взлохмачены волосы, и на щеке заживает порез. Она помнит, что когда они расставались у Церкви, оттуда стекала кровь, — теперь же осталась покрасневшая затянувшаяся полоса.    — Вот, — надтреснутым голосом говорит Тревелиан, все еще пытаясь стащить застрявший мех.    Каллен тянется, но не за плащом, а за кувшином с водой. Наполняет чашку и подносит к ее губам, не обращая внимания на попытки избавиться от меха, и она сдается, пьет, и вода бальзамом льется в горло.    — Как вы? — спрашивает он, когда она утоляет жажду. Голос у него такой же несчастный, как у нее.    — На меня будто гора свалилась, — Тревелиан ерзает под одеялами, проверяя свое состояние. Левое плечо отчаянно болит — на него она упала, когда убегала. Якорь сильнее разрывает ладонь, и Тревелиан из последних сил сжимает пальцы, пряча зеленоватое свечение. Ей до сих пор кажется, что Корифей дергает за поводок, пытаясь лишить ее последнего оружия.    Каллен без страха перед меткой берет ее за руку, и она перекатывается на бок к нему лицом.    — Создатель, мы думали, что вы умерли, — его все еще не покидает ощущение, что она может погибнуть от простуды или боли.    Тревелиан выдавливает старую, знакомую ухмылку. Синяк под глазом болит, но Каллена надо убедить, что она жива.    — Я не вернулась трупом, — говорит она, и он измученно фыркает. — Парой синяков меня не убьешь.    — Вижу.    Она на секунду задерживает взгляд на его лице — расслабленном от облегчения, взгляд карих глаз направлен на нее — и тогда со вздохом закрывает глаза.    — Правда, они отняли все силы, — признается Тревелиан, утыкаясь лицом в мех и подушку.    Каллен осторожно сжимает ей руку.    — Отдыхайте. Сейчас нам ничто не угрожает.    Тревелиан мимолетно вспоминает Корифея — дракона — и думает, что это не такая уж правда, но у нее не остается сил, чтобы бороться с подступающей сонливостью. Она засыпает, и молитва командора маяком во тьме следует за ней.