Ускользая сквозь пальцы, хватайся

*** Когда Сэм ушел, Дин уперся взглядом в окно и уже точно не знал рад он тому или нет. С одной стороны, видеть Сэма в таком разбитом состоянии, точно после разговора с тем врачом, едва сдерживающим себя, с краснеющими глазами и постоянно вздыхающим и качающим отрицательно головой, будто он просто не согласен со всем что бы ему не говорили, просто не выносимо. Будто сам чувствуешь всю его боль. Был бы Дин на его месте, он прятал бы за цветастым самоуверенным фасадом болевую воронку, как от бомбы, сброшенной на Хиросиму. Потому что, черт побери... тебе только что сказали, что твой брат отдаст концы через пару недель. Добегался, спекся, прожарился до хрустящей корочки. С другой стороны, то что он ушел даже хорошо, потому что он пойдет сейчас и проветрит голову и его первый шок пройдет и вернется трезвость сознания и ясность мышления. И может быть там, где-то в коридоре или на улице, или может быть даже в Импале Сэму наконец-то станет ясно, что Дин прав и ничего они с этим поделать не смогут. Он поразмыслит над его словами и согласится, возьмет машину и поедет дальше. Может быть, искать отца и возмездия за смерть Джессики, а может быть, вернется к прежней жизни, к учебе в университете, к нормальному существованию, о котором он так давно мечтал. Потому что... потому что теперь не будет никого, кто завалился бы к нему среди ночи и потащил за собой назад в охотничью кошмарную жизнь. Ту жизнь, которую Сэм ненавидел всей душой и готов был на все, чтобы не быть ее частью, но и ту же самую, неотделимой частью которой был отец и даже сам Дин. А значит, покидая ее навсегда, он покидал и их. Хотя нет, насчет последнего Дин уже сомневался, особенно в последнее время. Вернулся же он за ним в тот яблоневый сад. В общем, как ни крути сплошные плюсы. А горе от потери... поболит и пройдет. Как всегда... Вот только почему-то от мыслей этих, об уезжающем Сэме, становилось снова больно в груди, словно кто-то начинал давить и сжимать в тиски, колоть острыми шипами и сверлить новые дыры в и без того замученном сердце. Ведь как бы он себя ни обманывал, как бы ни притворялся, но уходящий, отвернувшийся от него брат, разрывал его душу просто на части. И возможно это она там болела и мычала сквозь сжатые губы внутри, не желая соглашаться с холодными прагматичными выводами разума. Это было настолько жалко и отвратительно, что он как маленький ребенок сейчас хотел только одного, чтобы Сэм оказался рядом, остался с ним... хотя бы просто посидел... до самого... самого конца. И, дьявол, одновременно не хотел. Потому что Сэм бы вздыхал, качал головой, грустил и даже иногда плакал бы, думая, что Дин его не видит, как было после смерти Джесс, потому что вот он перед ним лежит как на ладони и медленно умирает. И если бы Сэм, не дай бог, взял бы его за руку, Дин точно бы скончался раньше времени. Не то от разрыва сердца, не то от разрыва чувства собственного достоинства и гипертрофированной мужской гордости. Хотя... скорее всего и того и другого. И если бы у него сейчас не болел каждый мускул в теле, как сказал этот чертов доктор (умник, блин!), от перенапряжения в момент удара током, вызвавшим непроизвольное сокращение мышечных тканей, то Дин встал бы и побежал догонять Сэма. Но он просто не мог. Не то что встать, даже голову от подушки оторвать. Пульт от телевизора весил тонну, будь он неладен. Дин чувствовал себя так, словно он за одну ночь выполнил всю обязательную программу чемпионата по легкой атлетике, причем за всех спортсменов и при этом еще и медаль не получил. Невыносимо смертельно усталым. Иронично звучит, учитывая, что именно смертельно... слово, которое теперь было к нему применимо по-настоящему, а не в переносном смысле. Теперь он мог буквально переутомиться до смерти. Поэтому покой, покой и еще раз покой, пока... ну, пока не двинет кони и его мотор не заглохнет навеки. Все. И мыслей в голове все прибывало и прибывало, и в каждой из них обязательно фигурировал Сэм. И два противоположных желания разрывали Дина на части: отпустить Сэма и удержать его, умереть с достоинством или наоборот, поддаться жалости и сочувствию. И воздуха в проклятой палате становилось все меньше и меньше, а боль в груди все сильнее и сильнее, пока Дин не понял, что уже на самом деле начинает задыхаться и руки сами собой потянулись к груди, хватаясь за тонкую сорочку. Он зажмурил глаза и уперся затылком в подушку, будто мог как-то отстраниться, убежать или хотя бы уползти от этой пульсирующей боли. И не слышать такого же ритмичного быстрого писка над ухом и чьих-то спешащих шагов. Хотя едва ли он что-то теперь слышал, кроме звона в ушах. И видел, кроме ярких пятен на той стороне закрытых век. Спустя секунду или вечность боли, все вдруг смягчилось, притупилось и медленно куда-то поплыло в сероватую полутьму. К лицу прижалось что-то и в легкие прохладным ветерком ворвался свежий воздух, так жизненно необходимый секунду назад. С большим усилием Дин приоткрыл глаза, поднимая невыносимо тяжелые веки, для того чтобы увидеть чуть темный силуэт на фоне окна, шприц сверкнувший на солнце в руке этого силуэта, и услышать далекий и глухой, как пробивающийся сквозь толщу воды, голос, говорящий что-то про то, что нужно расслабиться и нельзя так волноваться, это вредно и опасно для его сердца. Но слова уже начали смешиваться и таять, как зефиринки в чашке горячего какао у Сэмми в руках, и вместе с уползающей куда-то вглубь болью и тяжестью, приползли тишина и спокойствие. И Дин внезапно для себя подумал, что, наверное, это будет именно так, сначала очень больно, а потом невероятное облегчение и покой. А затем заснул. Он не слышал и не чувствовал из глубокого лекарственного сна, как спустя время вернулся Сэмми, со скрежетом по линолеуму подтащил к кровати стул, втискивая его между койкой и окном, уселся тяжело и осторожно положил свою большую теплую ладонь на чуть меньшую и такую холодную руку Дина. В следующий раз, когда Дин просыпается и приоткрывает глаза, за окном уже наступили сумерки. Кажется, он так и проспал весь день. Весь драгоценный, на вес золота день, которых у него осталось по пальцам пересчитать. Сфокусировав сонный взгляд, он разглядел окно с полуспущенными жалюзи и пустой стул рядом, на спинке которого висит смятая куртка Сэма. Значит, Сэм вернулся? Дин повернул голову в другую сторону, только для того, чтобы увидеть все еще пустую палату в приглушенном свете. Сэма нет. Может, отошел куда-то? А может, уехал, забыв куртку. Кто знает. Дин шевельнулся, тут же поняв, что кто-то опустил изголовье его кровати чуть ниже, чтобы ему было комфортнее спать, и укрыл покрывалом по самые плечи. Больше ничего не изменилось. Капельница все еще торчит из руки, манжет тонометра на плече, провода тянутся от датчиков на груди, будто у поставленного на подзарядку аккумулятора, но усталость и слабость никуда не делись, разве что прямо сейчас отсутствует та острая боль, что запомнилась последним перед спасительным забытьем. - Хей, - голос Сэма прозвучал так внезапно, что Дин чуть не подпрыгнул, писк кардиомонитора чуть ускорился, - прости, не хотел тебя напугать, - тут же начал извиняться брат, подходя к кровати и устраивая картонный стаканчик с кофе на подоконнике. Затем повернулся и уселся обратно на стул, - ты как? - Все еще умираю, - криво ухмыльнулся Дин, выпутывая руки из-под покрывала. - Не смешно, - раздраженная мордашка Сэма могла бы быть забавной, если бы не была такой серьезной. - Зато правда, - заключил Дин, потирая ладонями лицо, чтобы проснуться. Господи, столько спал и будто ни на йоту не отдохнул. Уже опять хочется спать, - Сэм, что ты здесь делаешь? - В смысле? - Сэм будто действительно не понимал, что у него спросили и будто мог быть где-то в другом месте, кроме как у постели больного брата. - В смысле, уже почти ночь, езжай домой, отдохни. Сэм хотел было ответить, что он уже дома, потому что он рядом с Дином, но вместо этого сказал иначе: - У нас нет дома, а мотель никуда не денется без меня. - Правда, тебе нужно поспать тоже и не смотри на меня так, я никуда за ночь не денусь. Даже если бы хотел, все равно не смог бы оторвать сейчас свою задницу от кровати. Видимо, это то, что делает с тобой чертов инфаркт. Давай, Сэм, иди спать. - Я не хочу спать, Дин, - в доказательство своих слов Сэм едва смог подавить зевок и быстренько отхлебнул кофе из стаканчика. - Ну да, конечно, а вот мешки под твоими глазами говорят обратное. И вообще, - Дин качнул головой и чуть махнул рукой в сторону стакана с кофе, - мне сказали, что мне категорически нельзя кофе, а ты сидишь тут и дразнишься. - Прости, - с этими словами Сэм осушил стакан, чуть ли не одним глотком, и чуть не поперхнулся. Дин покачал головой, не отрывая ее от подушки. Глубоко тяжело вздохнул, вздрогнув непроизвольно от легкого укола боли, когда сердце чуть сжалось внутри груди. - Иди уже, я все равно, кажется, сейчас опять усну от этих чертовых лекарств. И знаешь ли, меня немного вымораживает, когда на меня кто-то таращится, пока я сплю. - Ладно, - Сэм сжал губы, может быть чуть обиженно или разочаровано, но послушно поднялся на ноги и влез в свою куртку, - но не думай, что от меня так легко отделаться. - Даже не мечтаю, - усмехнулся Дин. Сэм похлопал его по колену, прощаясь и, махнув рукой, обиженно удалился. Дин мог только надеяться, что парнишка поедет в мотель и на самом деле ляжет спать, а не засядет где-нибудь в уголке с ноутбуком. Та часть, которая была его гордостью, победила, а та что уже скучала по брату грустно вздохнула. Но в итоге они пришли все вместе к решению, что это было правильно, потому что заботиться о Сэмми их главная работа. Даже сейчас. Даже на пороге смерти. И пусть Сэм дуется, но он обязательно поймет, что Дин его не выгоняет, он его отпускает. И Дин, закрыв глаза, даже почти задремал утягиваемый обратно в изможденную тьму, пока его не разбудил своим визитом его любимый плюшевый доктор. Тогда Дин и пожалел, что не попросил Сэмми перед уходом оставить ему его обрез, ну, или хотя бы кольт. Потому что эту заботливо-сочувствующую сволочь он точно больше не мог видеть. *** Сэм ехал обратно в мотель только с одной мыслью, которой он пытался себя то ли утешить, то ли убедить, что он не предатель и не бросает брата одного страдать в больнице. С мыслью, что все время пока Дин спит, он может провести в поисках способа ему помочь. Потому что, на дворе двадцать первый век и не может быть такого, чтобы люди вот так умирали от проблем с сердцем, тем более такие молодые и здоровые как Дин. Ему двадцать шесть всего и он в отличной спортивной форме, сердце должно быть последним, что его когда-либо побеспокоит в жизни, ну разве что ближе к пятидесяти, когда его артерии забьются окончательно от количества пожираемого холестерина, но все же. Не сейчас. Ведь это всего лишь одно конкретное мнение одного очень конкретного врача, они могут все еще обратиться к другому специалисту, они могут отвезти его в другую клинику, где доктора более компетентны, технологии более продвинуты и на пациентах не ставят крест сразу по прибытии из нежелания с ними возиться и тратить лишние деньги. Сэм начинал злиться. Должно быть какое-то решение. Другие умирают только потому что сдаются и перестают его искать. Это точно. Их с Дином комната оказалась темной и холодной, и эти уныло-тошнотно-зеленые сочетания цветов на обоях и мебели просто сводят с ума теперь. Быстро сбросив куртку на кровать, Сэм выудил из сумки свой ноутбук и, воткнув его в розетку, с ходу взялся за "расследование". Это почти как работа. Точнее - это и есть его работа, как брата, разобраться и найти способ помочь Дину. Первое что он сделал, это углубился в предметную область, открывая один за другим сайты о поражениях электрическим током и его прямого воздействия на сердце. Оттуда он, начитавшись ужасов и смертельной статистики, быстро переключился на медицинские и энциклопедические сайты на тему сердца и его здоровья. Но статьи об обширных инфарктах с красочными схемами поражения разных областей сердца, описаниями некрозов, дисфункций, осложнений, таким списком, что Сэму уже просто хотелось плакать, приводили его в еще большее уныние, чем в больнице, когда он видел Дина своими глазами. Снаружи. А теперь, он будто заглянул к нему вовнутрь и теперь эти картины ему не стереть из своего сознания до конца его дней. Зачем, зачем они прикрепляют к этим статьям фотографии уничтоженных болезнью сердец? Даже растворимый кофе, который он себе намешал в чашке спустя пару часов поисков, чтобы чуть прояснить сознание, теперь стоял в горле таким комом, что его возвращение на свет божий уже казалось неизбежным. Белый обеденный стол, за которым он сидел, уже полностью покрылся бумагами и распечатками. А поток информации и не собирался кончаться. Наверное, по хорошо прилипшей к нему за годы в Стэнфорде привычке, он все еще надеялся и верил, что решение их проблемы может быть нормальным, медицинским, как у всех людей. Потому что, да, проблемы с сердцем - это обычная человеческая болезнь нормальных людей. И должны быть соответствующие способы ее решения, но чем светлее становилось на улице за окном, тем темнее на душе у Сэма. Потому что, как он ни пытался, где бы не искал, но все сухие статистические цифры все равно говорили одно и тоже: смертность 81%, летальные исходы в 76% случаев, 96% здесь и 100% там, бесполезность оперативного вмешательства, необратимые изменения, неэффективность лечения. И, Господи, у него у самого уже начинает болеть его собственное сердце. Потому что, ну, как так? Этого просто не может и не должно быть. И где-то на перечислении осложнений обширного инфаркта ужасающим списком, между отеком легких, разрывом миокарда, кардиогенным шоком и остановкой сердца, сразу после слова "смерть", Сэма накрывает волной невыносимой реальности происходящего. От чего все, что он может сделать, это уронить усталую голову себе на руки и беззвучно заплакать, абсолютно не скрываясь и не прячась, потому что Дин все равно его не увидит. Дина здесь нет и скоро не будет... совсем. *** Проснулся Сэм, где-то, наверное, через пару часов. Сразу поразившись, что умудрился уреветь себя до отключки. Но это наверняка был всего лишь стресс и чрезмерные переживания, от которых у него просто случился небольшой нервный срыв. Ничего особенного, такое бывает у нормальных людей. Но кто-то в его голове голосом папы сказал: "солдаты не плачут", а голосом Дина: "ты и вправду девчонка, Сэм". Сэм мысленно сказал: "заткнитесь оба" и отправился в душ. Еще было так много дел и так мало времени. Стоя под горячим душем, Сэм пытался систематизировать в голове полученные знания, разложить все по полочкам и вычленить правильные вопросы, которые он намерен был задать лечащему врачу Дина, сразу по прибытии в больницу. Потому что, может быть, они все же что-то проглядели или недоглядели, не учли какую-то особенность. Может, не было все еще потеряно. Набитая информацией голова казалась толстенной энциклопедией, из которой во все стороны лезут записки, пометки и закладки. И должно же было быть там хоть что-то полезное. Выруливая на широкую улицу Импалу одной рукой, Сэм сжимал большой стакан с кофе в другой, а в голове имел уже некое подобие плана. В него входило, как минимум, вытрясти из несчастного доктора максимальное количество информации о состоянии сердца Дина. Когда он прибыл на место, он первым делом отправился именно к врачу, а не Дину. Чтобы потом он мог все ему рассказать и может быть подарить надежду на выздоровление. Потому что смотреть на него в таком состоянии уже не хватало сил и нервных клеток. Врач обнаружился в коридоре и долго внимательно терпеливо выслушивал Сэма, его объяснения и вопросы, однозначно не в первый раз встречаясь с таким подготовленным и настойчивым родственником пациента, который считал, что в какой-то области он может знать больше, чем врач с многолетним стажем. Все они были похожими в чем-то, эти родственники. Кто-то был более уверенным, кто-то более настойчивым и даже порой агрессивным, не желая принимать горькую правду. Каждый проходил по-своему сквозь осознание и понимание, принятие неизбежного. Поэтому врач не спорил и не доказывал свою компетенцию, он просто отвел Сэма в свой кабинет и, раскрыв папку с историей болезни Дина, начал долго и подробно все объяснять, показывать результаты его кардиограмм, анализов крови, снимки с нескольких узи сердца и объяснять все это, объяснять, объяснять, что, увы, ему очень и очень жаль. Выходя от врача и направляясь в палату Дина, Сэм чувствовал, что его надежду только что выпотрошили на письменном столе и разложили ее останки в виде очень понятной, доступной, а главное научно доказанной схемы. Стало понятно, почему Дин так сильно хотел пристрелить этого доктора. Ибо это его лицо в процессе... Дин не спал, но и телевизор он тоже не смотрел. Если это как-то могло утешить Сэма, то выглядел он все же немного лучше, чем вчера. Едва заметно, но все же. Чуть менее раздавленным, чуть менее бледным, но все еще таким больным, что в груди все сжималось. - Эй, Сэмми, - произнес Дин, когда Сэм прошел мимо подножья его кровати и уселся на свой стул, - что за похоронный вид? Сэм поднял на него глаза исподлобья со взглядом "ты еще хочешь пошутить на эту тему?" и вздохнул. - Ой, да ладно, только не говори, что ты ходил опять к доктору Примите-Мои-Соболезнования. - Ходил, - ответил Сэм, отворачиваясь куда-то в окно. - Зачем ты это делаешь? - устало спросил Дин уже без нотки веселья в голосе, которая там чуть заметно проскочила минуту назад. - Делаю что? - Сэм не стал поворачиваться, ожидая, что Дин начнет его отчитывать, за его бессмысленные попытки выдавить из врачей новое лечение. - Приходишь сюда, - на это все же Сэм повернулся. - Что? Ты шутишь так? - Я имею в виду, что врачи все равно ничего нового не скажут и тем более не откопают во мне со своими тестами, так какой смысл приходить каждый день в ожидании новостей. Тем более что... - Дин вдруг замолчал. - Что? - Что если бы что-то изменилось, они бы тебе сами позвонили. Кровь отхлынула от лица Сэма. Это он про свою смерть что ли говорит вот так? Что врачи бы позвонили в случае, если бы его сердце отказало раньше времени и он умер бы от очередного приступа? То есть Сэм должен был сидеть в номере и заниматься своими делами, пока не появится повод приехать в больницу. Вот такой вот повод!? - Дин, ты спятил? - Что? - невинно-непонимающе Дин поднял брови. - Ты, идиот, - пробормотал Сэм, качая головой. Дин пожал слегка плечами и закатил глаза. Выудил из-под своего покрывала пульт от телевизора, который теперь стоял на столике не слева, а справа от кровати, чтобы было место для притащенного Сэмом стула, потому что Дин, - да! да! да! черт возьми, - ждал его возвращения и никому не позволял, не дай бог, сдвинуть с места стул. Включив телевизор, он упрямо уставился в экран и снова начал этот бессмысленный поиск чего-нибудь вменяемого, что можно посмотреть и не захлебнуться этим сопливым мылом, что там показывали без конца. Спустя несколько минут насупленной задумчивости, Сэм тоже повернулся к телевизору и стал смотреть на этот безумный калейдоскоп смертельной скуки вместе с братом, то и дело бросая на него озабоченные наблюдающие взгляды. Как он на самом деле? Как себя чувствует? Ощущает ли ту самую давящую или жгучую боль? Тяжело ли ему дышать? Чувствует ли он вообще, что... умирает. Ком подкатывал к горлу снова и снова, но слезы больше не наворачивались, к счастью, это, наверное, потому что месячный запас Сэм выплакал еще ночью. И, слава богу! Ему еще не хватало разваливаться на части и разныться на глазах у Дина, который, даже умирая, особо то и бровью не повел за все это время. Хотя, Сэм был почти уверен, что это всего лишь стойкий фасад, а там внутри у Дина все так же рассыпалось, как и его больное сердце. Но все же, как он мог быть таким спокойным и... согласным? Это в голове у Сэма не укладывалось вообще, потому что по упрямству и решительности Дин был впереди планеты всей. Парадокс. Спустя время простого молчаливого присутствия друг рядом с другом, от которого они, казалось, черпали каждый какую-то свою силу, Сэм заметил, что Дин застыл совсем неподвижно, отвернув голову от него на подушке. Сэм резко распрямился под действием мгновенного укола страха, но стоило повернуть голову в сторону кардиомонитора с прыгающим пульсом на нем, и он снова успокоился. Спит. Просто спит. Он снова сложил руки на краю кровати Дина и положил на них подбородок, вернув взгляд к мелькающим картинкам в телевизоре, но думая все еще о своем. Идиллия продлилась не так долго, как хотелось бы. Может даже и часа не прошло, как из молчаливой задумчивости на фоне беззвучного мельтешения телевизора, Сэма выдернул звук участившегося дыхания брата. Он тут же вскинул взгляд на него и понял, что что-то не так. По тому, как тот хмурился, даже не открывая глаз, по блеску испарины выступившей на лбу и откровенно тяжелым вдохам, которые давались ему явно с трудом. Сэм подскочил, схватившись за его плечо: - Дин? - сжал плечо легонько, чтобы мягко разбудить. Если это вообще был сон, а не что-нибудь похуже, - эй, Дин, что не так? Дин вжал затылок в подушку и сильнее сдвинул брови, пальцы его руки вцепились в покрывало, сжимая его в кулак. Сэм в панике схватился за кнопку вызова на кровати, мгновенно оценив, что перед собой он видит очевидные признаки сильнейшей боли и, не дай бог, очередного сердечного приступа. Нажав на нее несколько раз нетерпеливо, Сэм снова чуть потряс Дина: - Эй, проснись, Дин, - в ответ на зов, Дин вдруг повернул голову в его сторону и в тоже мгновение открыл глаза. Резко распахнул их, сразу найдя взглядом Сэма и, боже мой, ноги Сэма чуть не подкосились от яркого обнаженного страха мелькнувшего там, в этих глубинах, а дернувшаяся внезапно рука Дина, которая машинально вцепилась в запястье брата, чуть его не добила окончательно. Потому что этого просто не могло быть и существовать в природе, Дин ничего не боялся и уж точно не цеплялся за Сэма вот так... Но мгновение промелькнуло быстрее, чем удар сердца и Дин, просто моргнув очередной раз, вдруг отдернул свою руку, а в глазах пропал этот ужасающий огонек. Не успел Сэм сообразить, как перед ним был его старый добрый Дин и кто-то его уже мягко отталкивает от его кровати. Появившаяся из ниоткуда медсестра, явно пришедшая на вызов, уже по показанием приборов поняла, что происходит и тут же отодвинула Сэма, чтобы вколоть Дину необходимое лекарство. - Все будет хорошо, - проговорила она не то Дину, не то им обоим, вколов ему необходимую дозу в капельницу. Осторожно проверила все показатели и приборы и, удостоив Сэма извиняющимся и сожалеющим взглядом, тихо удалилась, оставив их опять вдвоем. Дин медленно и едва заметно успокаивался, его загнанное дыхание замедлялось, а тело расслаблялось по чуть-чуть. Он разжал плавно пальцы и погрузился в подушки еще глубже, если это вообще было возможно. Сэм уже был возле него и, даже сам того не понимая, стоял рядом и тер его руку по предплечью вперед и назад, вперед и назад в успокаивающе-нервном жесте. - Все... нормально. Это... это ничего страшного... - как ни странно, проговорил Дин, чтобы успокоить младшего в явном стрессе от увиденного. Дин приоткрыл глаза, которые закрывал буквально на мгновение, не удержавшись, когда боль в груди медленно начала отступать под действием лекарств. Сэм нависал над ним с глазами полными блестящей влаги и с таким выражением на лице, будто мир только что чуть не рухнул целиком в пропасть. - Дин... - прошептал он. - Все нормально... правда... так иногда бывает... это ничего страшного, - Дин опустил глаза на руку Сэма, которая, кажется, не могла остановиться, - хватит, Сэм, - чуть слышно проговорил он, будто боясь его спугнуть. Сэм вздрогнул и замер, посмотрел на свою руку и смущенно отдернул ее, сжав пальцы. - Ты... - он чуть не подавился на этом слове, но сглотнул и поглядел на Дина, - ты в порядке? - Поверить нельзя, что он вообще это спросил. Ответ настолько очевиден, что даже смешно. Конечно он не в порядке, у него только что был очень болезненный приступ и вообще он умирает без надежды на излечение. - Порядок, Сэм. Все хорошо, - Дин кивнул, очень даже убедительно, если бы не весь его вид в целом, настолько бледный и измученный, что Сэму было просто не по себе от контраста. - Иди... - прошептал он чуть тише, будто силы кончались, - иди домой. - Что? - Сэм будто бы не расслышал. - Меня... меня после этой штуки всегда вырубает... - и словно подтверждая его слова, веки Дина уже медленно закрывались сами собой, - надолго. - Закончил он, борясь со слабостью, утаскивающей его в забытье. Сэм несколько раз моргнул, будто пытаясь прогнать слезы, хотел было что-то сказать, но Дин снова его опередил: - Нет смысла... - прошептал он Сэму и все-таки закрыл глаза. Но дыхание его уже было намного ровнее, хоть и все еще тяжелое, словно он только что пробежался, а линий боли, прорезающих черты его лица, почти не осталось. Сэм вздохнул и закусил губу, глядя на спящего брата. Вытер рукавом глаза. Прошелся еще раз пальцами по руке Дина от запястья к плечу. Какой же он холодный, подумал Сэм и, поддавшись мгновенному решению, снял с себя свою темно-серую теплую толстовку, в которой приехал и бережно разложил ее на груди и плечах брата, укрыв его мягкой тканью. Так будет намного теплее. Дин один раз глубоко и медленно вздохнул, словно почувствовав это тепло, и склонил голову набок в сторону Сэма. Он выглядел умиротворенным и спокойным теперь. Сэм тяжело опустился на стул рядом и закрыл лицо ладонями в усталом жесте. Как он переживет этот месяц... эти две недели. Нет, он их не переживет, потому что их не будет. Точнее будут и они, и еще много-много других недель и месяцев. И к черту всех этих врачей с их наукой и медициной ни на что не способных. Они не зря столько лет, да черт, десятилетия, болтались, рылись и жили в мире сверхъестественного, чтобы не найти способ выкарабкаться из подобной передряги. Если Сэму не удалось найти нормальное решение проблемы, значит, он просто начнет заново и с другого конца. Сэм положил руку на шею Дина, чуть сжал, передавая ему свое тепло и поддержку, его веру в него и себя, и с усилием оторвав пальцы, отправился назад в мотель. У него было еще не паханое поле работы и вся ночь впереди.