… И от сладостных слез не успею ответить, К милосердным коленям припав. (Иван Бунин)
Из чудного забытья меня вырвала неумолимая длань друга, и по старой воинской привычке я вскочил на ноги раньше, чем проснулся, успел понять, где я, с кем и что происходит. – Фуф, Эшли, дружище, ты не мог бы пробуждаться не так… э-э… резво? Сигнал «к бою» не звучал. И отпусти ты меня наконец!.. При… душишь… к троллевой… бабушке… Охххх… – Прости, – неудобно получилось, хотя поделом: знает же, я не люблю свое «девчоночье» имя. Хорошо, никто не обратил на нас внимания: все толпились у дальней от входа стены. – Что там? – Пойдем – увидишь. Потому и бужу, – в глазах Танши светился с детства знакомый азарт. Сколько себя помню, именно с ним мой друг и втравливал нас обоих в самые безбашенные авантюры. – Помнишь, эльфы с гномами у того места весь вечер толклись и спорили? – Нуууу… – честно говоря, на фоне событий минувшей ночи вечные споры гномов с эльфами — х был последнее, что меня могло занимать. Так что вместо того, чтобы глядеть в сторону незнамо чего, я обозрел вход, где за невидимым охранным пологом серел клок рассветного неба. – Что там? – Все брыхово. Нет, еще брыховей. Мертвая степь, насколько охватит взгляд. Лучше б орочья орда, ей-богам! – Связь? – Молчит. А вот это действительно брыхово. – … И что ты предлагаешь? Сунуться туда не знаю куда? – Альдорейль сквозь прищур сверху вниз глядел на Фррайхташша, воинственно топорщившего бороду. – А у нас есть выбор? Там, – почтенный мастер, а ныне партизанский вожак кивнул в сторону входа, собственно, в нашу с Танши сторону, – смерть. Я не привык отступать перед опасностью, но понятной опасностью. А то, что там, больше напоминает преисподнюю. Я не ваш легендарный герой, чтоб соваться в ад с дудкой. – С арфой. – Да хоть с цвайхендером! В преисподней он что дудка… Ладно-ладно, арфа. – А этот проход? Ты уверен, что он не путь в преисподнюю? – у меня складывалось впечатление, эльф не сторожится опасности, а попросту подначивает оппонента, и мастер купился со всей горячностью своей натуры: – Ну ты говори да не заговаривайся! Наши горы в ведении самой Хозяйки. В своем Мириндиэле будешь преисподнюю искать! – Понял-понял, – эльф примирительно поднял руки. – А вот и наши драконы. Ну что, господа, нам предлагается рискнуть, а там куда выведет, – с усмешкой бросил нам. – Собственно, на этих условиях мы и шли в поход, – в тон ему ответил Танши. – Можете считать, вход в пещеру завалило. Двигаться в том направлении ни эльфам, ни гномам невозможно: реки Силы перекрыты, а без магии вы долго не протянете. Наши внутренние источники тоже небезграничны. При полном магическом вакууме в таких условиях мы пусть несколько жизнеспособнее вас, но надолго и нас не хватит. Дыхание смерти – оно ощущается в воздухе. Надо уходить любым иным путем, и желательно поскорее. С интересом осматривая зияющий проход, я слушал тихие пояснения друга. Оказывается, при исследовании пещеры гномы обнаружили едва видимую, не толще волоса, щель в, казалось бы, монолитной скальной породе. Увидели потому, что искали увидеть и знали, что это означает. Я тоже знал и не стал задавать лишних вопросов, заметив бурые потеки крови, обильно оросившей базальт. Магия крови – одна из сильнейших сторон магии, но у орков она связана с магией подчинения и смерти. Такая жертва насильственна, даже если формально вроде бы добровольна, ибо обреченный на заклание прежде жертвует своей душой и разумом. Гномы иные. Самые надежные запоры в их мире создает и отворяет кровь, как символ добровольной жертвы, самоотдачи и чистоты намерений. Я не очень хорошо знаком с ритуалом, но точно знаю: этот проход мог отвориться только гному, если его жертва была сочтена чистой, сознательной и добровольной, лишенной какой-либо корысти. Взгляд скользнул по запястью Фррайхташша, перетянутому тряпицей: таково извечное почетное право того, кто ведет и предстоит – священное право старшего на жертву во имя всех. Старейшины гномьего племени не въезжают в рай на чужих горбах. В этом они сродни нам, драконам… Так вот почему мы не испытывали критического недостатка в воздухе, каковой был бы неизбежен, учитывая, что выход в мир, опаленный дыханием смерти, мы запечатали прозрачным, но мощным и непроницаемым пологом. Хотя дышать и впрямь было трудновато. Сердце бешено колотилось в груди, рот помимо воли жадно хватал бедный кислородом воздух, и на лбу выступала испарина.✧ ☙ ✧ ☙ ✧ ☙ ✧
Мы шли гуськом, один за другим, и у каждого в ушах все еще стоял скрежет смыкавшегося за спинами прохода. Каменный тролль, что нашел свой конец у подножия скалы, вряд ли мог представить, какую примечательную дверцу охраняет. Да и мы в свете магических огней не могли понять, куда движемся. Одно было ясно: не вдоль хребта, а вглубь, так что до Шакальего Когтя нам вряд ли удастся дойти, как вряд ли удастся осуществить первоначальный замысел. Впрочем, после событий минувшей ночи едва ли была надежда застать орочью орду у входа в ущелье, как прежде доносила драконья разведка. Шли молча, оглядывая стены явно рукотворного хода, то там, то тут поблескивавшие друзами драгоценных камней, кристаллами горного хрусталя и обычного кварца. Гномы – с необычным для них благоговением, эльфы – с явным исследовательским интересом и некоторой тревогой. Схожие чувства одолевали и нас, драконов. Что бы ни писали в гномьих и человечьих сказках, драконы не стяжают сокровищ в глубоких пещерах. Горные жилица нашей животной ипостаси представляют собой что-то вроде просторных, не очень глубоких гротов. Ну не лежит душа к замкнутым пространствам – нам бы в бескрайнее небо. Но уж коли даже эльфы не ропщут… Однако больше беспокоила мысль, что после внезапно прервавшейся связи патрули поддержки были, должно быть, спешно подняты в воздух и ринулись на подмогу через хребет, не представляя, что их ждет в безжизненной степи. А мы из недр Гномьего хребта даже не можем подать весточку, мол, живы-здоровы и движемся наобум, сами не зная куда. В свете магических огней синие глаза друга тревожно блеснули. Он не то чтобы уловил мою мысль, просто сам думал о том же. Шаллиэндарр нервно потер переносицу, поймав вопросительный взгляд Альдорейля. И все промолчали, в полной тишине следуя заметно расширившимся проходом. Временами тоннель сужался, вновь расширялся, изгибаясь и уводя в сторону. Четырежды мы оказывались на перепутье, но старшину гномов это, казалось, не смущало. После недолгого раздумья он, окинув внимательным взором пространство до самых сводов, уверенно выбирал один из трех путей, и наш отряд в молчаливом согласии двигался дальше. Не знаю, как долго мы шли, стараясь даже себе не задавать вопроса, куда идем, когда вдали показался тусклый топазово-золотистый свет. А пройдя еще с четверть лиги шагнули в просторную пещеру, более всего напоминавшую огромный зал, своеобразными колоннами которого служили гигантские сталактиты, смыкавшиеся со сталагмитами. Их белоснежный известняк мягко сиял в лучах света, который лился неизвестно откуда. Этот странный, ни на что не похожий свет вспыхивал, отражался мириадами искр от вкраплений слюды и кварца в известняке, от гигантских самоцветов, как в грозди, собранных в друзы на выступах стен и посверкивавших то там то тут, и от зеркала небольшого подземного озера, ртутно-гладкую поверхность которого некому было потревожить. В полном безмолвии мы созерцали открывшуюся картину, и в голову пришла мысль, какая порой посещает меня, – мысль, что вот эту минуту своей жизни я сохраню в памяти до мельчайших подробностей, сколько бы событий ни произошло, сколько бы веков ни минуло, хотя, боги свидетели, точно описать словами увиденное не смогу. Внезапное мощное возмущение магического фона я почувствовал как нервный импульс, молнией пронзивший меня с головы до ног, и пространство словно завибрировало. Мир покачнулся, поплыл передо мной, и я, уже в готовности отразить удар, лишь краем глаза приметил эльфов, синхронно выбросивших руки в защитном жесте. Но ничего опасного не произошло. Возмущение улеглось так же внезапно, как и возникло, и мы принялись недоуменно переглядываться, почему не сразу заметили, что в пещере нас стало больше. Лишь когда гномы в глубочайшем благоговении пали на колени, обратив взоры в сторону озера, мы, драконы и эльфы, посмотрели, что их так поразило. И замерли… По глади воды, как по суху, не шла, а будто плыла статная молодая женщина в дорогом уборе, из тех, чью красоту, однажды увидев, не забудешь, хотя она не рождает плотских желаний – уж слишком святотатственными они кажутся. Темные косы незнакомки были уложены короной и будто сияли, как и вся она, и аура ее была подобна блеску алмаза – то ослепляет солнечным лучом, то рассыпается на сполохи, сияя всеми цветами радуги. – Пресветлая Хозяйка… – мастер Фррайхташш поднял глаза на женщину, которая подошла уже совсем близко, так что можно было разглядеть дивную филигрань ее серег, браслетов и ожерелья, украшенных исключительной чистоты самоцветами. – Мы… – Поднимитесь, почтенные мастера. Я знаю, кто вы, с чем пришли ко мне и что свершили, – у нее оказался звучный грудной голос. И, хотя говорила она совсем негромко, мы слышали каждое слово так, будто оно звучало не вовне, а в нас. – Так Вы – сама Хозяйка?! – в полной тишине, нарушаемой лишь легким звяканьем доспехов поднимавшихся с колен гномов, голос Танши прозвучал неподдельным детским изумлением. – Хозяйка Гномьих гор – Великая Подгорная Мать?! Гномы свирепо сверкнули глазами на нечестивца, а Хозяйка… звонко рассмеялась, и смех рассыпался колокольчиками, первой весенней капелью под сводами дивной пещеры, в которой вмиг стало будто светлее. И вдруг почудилось, что стоит перед нами не всесильный демиург – девчонка-босоножка, а мы, даже гномы, ревнители древнего благочестия, глупо улыбаемся, будто облитые благодатью ее Силы и великой любви, без которой ничто не творится в мире. – Вижу, дитя, драконье любопытство в тебе сильнее эльфийской церемонности, – с легкой усмешкой обратилась Хозяйка к пунцовому от смущения Танши. За все годы нашего знакомства не припомню, чтобы видел его в таком смущении, а уж поводов-то было… – Да, я Гномьих гор Хозяйка, – просто сказала она и добавила, обращаясь к старшине гномов: – Ведь ты искал спасения для своих людей, почтенный мастер Фррайхташш? Ты не заплутал в лабиринте и нашел Заповедную пещеру, значит, твои помыслы чисты. Ни один из вас не польстился на россыпи самоцветов, которыми был усеян ваш путь. Вы получите помощь, и прежде всего вам следует подкрепиться и отдохнуть. Наверное, после всех событий минувших суток я перестал чему-либо удивляться, да и чувство страха притупилось основательно, потому как вместо того, чтобы с благодарным поклоном принять волю одного из демиургов этого мира, разинул было рот встрять с вопросом. Но был остановлен властным жестом Хозяйки: – Что бы ни беспокоило тебя, юный дракон, поверь, это подождет. Пока. – Но… Она лишь насмешливо глянула мне в глаза, и я услышал ее голос у себя в голове так ясно, будто моих ментальных щитов для нее не существовало. Да так оно и было! «Я знаю, что тебя беспокоит, лорд Эшли ал’Дишшандрр тер Аргваррин. Моя сестра позаботится о них – это ее попечение». «Благодарю, Пресветлая Хозяйка», – я преклонил колено, а когда поднялся и оглянулся, не узнал прежде казавшейся безжизненной пещеры. Хозяйка исчезла еще внезапнее, чем появилась, зато в нескольких шагах от нас возник стол, полный блюд и напитков, а поодаль располагались ложа, где нам предстояло спать. Внезапно я почувствовал, как сильно проголодался, и слаженный, довольный рык Лангаррона, Фаэрритта и еще пары драконов, почуявших запах снеди, кажется, слышали не только гномы с эльфами, но и сами недра Гномьего хребта. А едва мы насытились и воздали хвалу щедрой Хозяйке, усталость последних суток буквально сморила отряд. И, падая в глубокий сон без сновидений, я испытывал давно забытое чувство абсолютного покоя и умиротворения.✧ ☙ ✧ ☙ ✧ ☙ ✧
Проснулся я так же внезапно, как уснул, – просто распахнул глаза и почувствовал себя совершенно отдохнувшим и полным сил. Как ни странно, магический источник, порядком истощившийся за минувшие сутки, оказался полон, будто я провел ночь не во сне, а в медитации. Рядом спокойно спал Танши, по-детски сунув под щеку сложенные ладони и чему-то улыбаясь. От гномьих лож доносился богатырский храп с коленцами и переливами. Потянувшись, я легко вскочил, чувствуя потребность размяться, дать выход силе, которой тело наполнено до краев. Гладь озера, как дивная амальгама, отражала льющийся отовсюду мягкий золотистый свет, и вода казалась студеной и чистой. Браслет с амулетом – распознавателем ядов, который я по привычке не снимал в походе, приятно холодил руку. Да я и сам чувствовал: вода этого озера целительна, а не вредна. С удовольствием зачерпнув пригоршню, умылся и уже хотел напиться, когда легкая тень скользнула за моим плечом. Обернувшись, я увидел Хозяйку. С легкой полуулыбкой она наблюдала за мной, присев на валун у самой глади озера. Сейчас на ней было простое платье, и коса лежала на груди. Встреть я ее в землях людей, принял бы за девицу-горожанку, разве только взгляд не по годам глубок и мудр. А впрочем, к такому я привык. Недаром у драконов, не знающих старости, говорят: «О душе суди по делам, о годах – по глазам». Эти глаза видели зарю нашего мира. – Доброе утро, Пресветлая Хозяйка, – я неловко поклонился. Трудно у нас, драконов, дело обстоит с поклонами. Редко кланяемся. – Доброе, – усмехнулась красавица. – И что ж тебе, мил дракон, не спится? – Выспался, благодарствуй. Давно так не отдыхал. Там, наверху, наверное, уже и впрямь солнце поднялось. – Вон ты о чем… – протянула она, и в глазах ее сверкнуло лукавство. – Солнце-то там еще и не опускалось. –??? – Да ты, никак, не знаешь, что в чертогах демиурга времени нет? – То есть как это нет? – вот те фокус! – Да так. Мы – плоть от плоти Предвечной Матери Мира, ее Дети. Мы создали вас, как Она – этот мир и людей, пространство и время. Мы можем существовать и существуем в своих творениях, но разве зодчий, что возвел здание, является частью этого здания? Время, движущее мир от прошлого через настоящее в будущее, для нас, демиургов, не существует. И здесь, в моих чертогах, для вас тоже нет времени. Как долго бы вы ни пробыли у меня, покинув это место, вы окажетесь в той самой минуте бытия, из которой ступили под эти своды. Наверное, вид я имел наиглупейший, потому что Хозяйка по девчоночьи прыснула в ладошку: – Не тревожься, что теряешь время тут со мной, – ты его не теряешь. – Я не… – и покраснел под всепонимающим взглядом демиурга, внезапно ставшим серьезным: – Вам понадобятся силы, много сил. Держитесь все вместе, и пусть мастер Фррайхташш ведет вас: с ним мое благословение. Он поведал мне, с какой целью вы шли в поход. Не бойтесь, через горы я орочью орду не пропущу, буде они лишь воинами. С темными магами да иммунными к магии тварями хуже. Мой мятежный братец силен и не зря веками создавал их, даже моя магия против них бессильна. Но где бессильна магия, там сильна смекалка, не так ли? Благодарствуй, дракон, что освободил одну из древних заповедных пещер от каменного тролля. – Не я один. – Знаю. Но тебе моя особая благодарность. Ныне вход в ту пещеру пришлось завалить до лучших времен – все надежнее, чем подпитывать ваш щит. – А как же степь? Что будет с ней? – То уже не ваша забота. Вы не дали свершиться большему злу, а с меньшим мы совладаем, буде воля Предвечной Матери. Не вдруг и не в одночасье, конечно. Вот только, думаю, мятежного нашего брата это не остановит надолго. Он станет искать иные пути, и чем все закончится, будет зависеть только от вас. Сумеете всем миром одолеть зло – честь вам и хвала. Не сумеете… – Мир погибнет? – Да. Я задумался. Вертелся на языке каверзный вопрос, и, глядя на Хозяйку, которая смотрела на меня с усмешкой, будто оценивала, хватит ли мне духу спросить или нет, выпалил: – Так если цена нашего неумения – гибель целого мира, разве не проще было бы вам, трем демиургам вкупе с Предвечной, самим избавиться от Хашурга? А мы бы, где надо, подсобили? – и осекся, видя, как погрустнело лицо Хозяйки, будто я чем-то ее не то что обидел – разочаровал что ли. – И чем бы наш мир тогда отличался от кукольного балагана на базарной площади? Мы ведь создали вас по образу своему, дабы вы стали подобием нашим в главном – свободе и созидании. Каждый из вас – демиург своей судьбы. Мы подарили вам этот мир и дали свободу выбора. Вы сами должны решить, жить ли этому миру или умереть. Мы ведь не играем в вас, как в куклы, хотя у каждого из вас есть предназначение в этом мире, исполнив которое вы можете подняться до высот Замысла о вас. Но даже если не исполните, будет иная жизнь, иная надежда и цель. Не вы нам – мы вам можем помочь, тем из вас, кто готов сражаться до конца и не устает обращаться к нам с верой и чистым сердцем. Но это ваш мир, и вам решать, что с ним будет. Таково великое бремя свободы, которого мы не можем у вас отнять, ибо оно роднит нас с вами. Мы ведь любим вас как равных себе, как своих детей, а не рабов или кукол. Она замолчала, я же стоял перед ней, опустив голову, и впервые в жизни так остро испытывал стыд. А ведь мне довольно часто приходило на ум, что демиургам нашего мира давно наплевать на нас. Еще в ранней юности эти злые мысли я размазывал по душе, когда размазывал слезы по щекам, теряя в бою товарища за товарищем. Поначалу они травили совсем еще детскую душу, потом прижились на ее рубцах, перестали жечь огрубевшее сердце. Я сжился с ними, забыл обращаться к небу с бессмысленными мольбами, привык полагаться на себя и нескольких верных друзей, один из которых Танши. С его душой тоже произошло что-то подобное, но чуть раньше, чем с моей. – Прости, – только и смог выдавить. А потом сделал то, чего сам от себя не ожидал, – опустился на колени перед женщиной и поцеловал ее руку, будто то была рука самой Предвечной, чувствуя, как на затылок легла ее теплая ладонь. Слезы текли по щекам, но уже не злые, бессильные слезы воина, потерявшего слишком многое. Это были слезы любви. Правда проста как яйцо. Я люблю этот мир, и тех, кто его создал, и девочку в далеком Марен-Каре, которую почти не знаю, но роднее и дороже которой у меня нет никого. Люблю маму, и отца, и бабушку… – Прости… – Да будет так, дитя, – она сказала это просто, без лишних слов, ненужных причитаний, потому что в эту минуту со мной свершалось Чудо, и она знала это. Сколько времени я так стоял? Хотя что это я о времени – нет его тут. Наконец, смог поднять голову и взглянуть в лицо Хозяйки. Оно будто изменилось. Сквозь знакомые уже черты проступил иной облик, а чей, не ведаю. И глаза у нее оказались синие-синие, как небо в ясный сентябрьский день. А все, о чем хотел бы ее спросить тот, прежний Эшли, оказалось не важным. А важным было то, что она сказала мне тогда, и сейчас, и всегда, потому что в этих чертогах времени нет: – Будь благословен, дракон. Да сохранит тебя Предвечная Мать на всех путях твоих, – и наклонившись, зачерпнула ладошкой студеной воды из озера, поднося к моим губам. – Испей. Теперь можно… Мы покидали чертоги Хозяйки в благоговейной тишине, и каждый, наверное, уносил что-то свое в душе и памяти. Шли молча, погруженные всяк в свои мысли. И я впервые за много лет был совершенно, по-детски счастлив и спокоен, впервые не заботился о том, чтобы держать ментальные щиты, потому что глупо закрываться от мира, который весь целиком в тебе, как величественная симфония или просто песня души. И меня нисколько не заботило, что я, должно быть, схожу с ума, потому что во мраке лабиринта, которым уверенно вел нас мастер Фррайхташш, мне чудились глаза любимой, ее голос и смех. Она была здесь, со мной, а я вернусь к ней. Непременно.✧ ☙ ✧ ☙ ✧ ☙ ✧
Шон задумчиво потер переносицу. Наш с Танши рассказ он выслушал дважды, завалил вопросами. Он – нас, мы – его. Оказалось, без вмешательства Матери и впрямь не обошлось, Шон о том помянул вскользь. Зато живо заинтересовался нашим визитом в чертоги Гномьих гор Хозяйки. Но тут уж мы, не сговариваясь, были весьма сдержанны, изложив сухие факты: да, мастер Фррайхташш привел наш отряд в чертоги демиурга, которые гномы зовут Заповедной пещерой. Хозяйка была ласкова и гостеприимна. Заверила, что не пропустит орков через горы, но против иммунных к магии тварей она как маг тоже бессильна. Косвенно подтвердила, что после нашей вылазки оркам в Загорье придется некоторое время собираться с силами, но уверена, что Хашург будет искать иные пути, так что нам надо быть начеку. Говорили порознь, но у меня создалось впечатление, что Танши, как и я, что-то очень важное для себя утаивает. Неужели Хозяйка и с ним говорила лично? А почему бы нет? Там ведь нет времени. Я покосился на друга: в нем и впрямь что-то изменилось, и мне определенно нравились эти перемены. Шон тоже бросал на нас быстрые взгляды, но, если что и подозревал или любопытствовал, ни словом, ни обрывком мысли себя не выдал. В результате спустя сутки после военного совета, на который были приглашены все члены отряда, я получил высочайшее предписание пока вернуться к своим обязанностям директора и преподавателя школы «Бронзовые Соколы». А Танши, который на вопрос, не желает ли он вернуться на должность преподавателя в «Нарвал», со всей прямотой ответил, что уж лучше с патрулями на передовую и в самое пекло, получил назначение в боевое крыло Шаллиэндарра, чем и остался совершенно доволен. Мы прощались на краю пустующего поля, припорошенного первым снежком. Вдали чернели избы деревеньки, и вряд ли кто из крестьян видел в ранних предзимних сумерках, как в небо взмыли два дракона и, сделав прощальный круг, словно пара в танце, разлетелись в разные стороны.