Как жизнь без весны, весна без листвы, Листва без грозы и гроза без молний, Так годы скучны без права любви Лететь на призыв или стон безмолвный твой. (Юрий Ряшенцев)
После памятного бала в Академии жизнь моя совершенно переменилась благодаря Шону. Как уж Нейли с ним договаривался, не знаю, но магический барьер школы стал для меня проницаем, как и для мужа. Сам Шон, впрочем, объяснил это просто: магия Нейли во мне за полгода окончательно созрела, став частью нашего с ним общего Дара. И теперь обручальный браслет способен работать полноценно — как браслет призыва и мой личный портал. Так что я могла оказаться в той точке, откуда муж желал призвать меня, чем и пользовался, когда удавалось урвать хоть миг, свободный от каждодневных забот. И тогда окна Дома-на-пригорке вспыхивали уютным берилловым светом, дом вздыхал, скрипел половицей, дразнил весенний ветерок, трепеща тюлем, и аппетитно трещал поленьями в камине. Тревоги надвигавшейся беды оставались где-то там, далеко, в имперских землях. А здесь, в лугах, покрытых ковром первоцветов, носились два единорога, оглашая простор радостным ржанием. И, устав ласкать друг друга, мы подолгу сидели на берегу, глядя, как закатное солнце обливает багряным золотом зеркальную гладь Священного озера. Далеко не каждый выходной удавалось провести вместе, но благодаря разнице во времени мне случалось продлить день, шагнув в портал сразу после уроков и оказаться в утреннем Лариндейле. А возвратившись заполночь, я долго не могла уснуть, вновь и вновь переживая впечатления, словно наяву слыша горячечный шепот, напоенный запахами медвяного лугового разнотравья. Смыкала глаза почти перед самой побудкой, в последние минуты перед тем, как общежитие наполнит гул голосов. И стоило некоторых магических усилий привести себя в порядок перед долгой учебной неделей. С появлением учительницы эльфийского и моя работа пошла значительно успешнее. Через три месяца школяры вполне сносно, со словарями – не без этого, разбирали эльфийские ботанические справочники, соотнося их с теми знаниями, которые у многих имелись с детства. Многие происходили из потомственных травников, а точнее, магов, умевших правильно шифроваться здесь, на Севере, где магов, скажем мягко, не жаловали. Собственно, как и я когда-то. Кстати, добрая половина была «йорами», наглядно срамя теорию, будто Даром обладают исключительно знатные люди. Ну, я-то всегда знала, что это чушь несусветная, а теперь имела лишний повод убедиться. Гораздо важнее, что в этом убедился и наш придворный маг, всякую свободную минуту проводивший с Мири и Асом. Мои ребята вполне успешно сдали все экзамены за третий курс досрочно и взялись штурмовать программу четвертого курса, намереваясь завершить обучение уже к лету. И, судя по всему, благодаря Шону им это удастся. Если так, меня уже ничто не будет держать в школе. Надеюсь, лорд директор сумеет найти хорошего травника хотя бы до тех пор, пока Гайда не будет готова занять преподавательскую кафедру. Я очень надеялась, что моя лучшая ученица, закончив образование, вернется в стены родной школы. Не смея загадывать наперед, все же надеялась. Судьба моя решилась так, как решилась, и я ловила себя на мысли, что постепенно «отпускаю» школу, воспринимаю ее как почти пройденный этап, и это заставляло работать еще упорнее, чтобы непременно все успеть — нет, успеть еще больше, пробудить в детях не просто интерес, а полноценное призвание, за которым непременно придет сознание миссии. Как ни высокопарно оно звучит, но без этого маг, целитель и травник, не состоится и дальше элементарного ремесленничества не разовьется. А магический Дар, как и любой другой, если его должным образом не развить, иссушит недоразвитого тоской по несбыточному, по сломанным крыльям, которые есть, конечно, не у одних только драконов. И внутренняя сущность, душа мага требует такой же сосредоточенной работы, дисциплины ума и духа, как если бы от этого зависело развитие второй сущности. Дракон, по сути, всего лишь ожившая метафора того, что происходит с любым мыслящим существом в любом из миров. Примерно в таком ключе я рассуждала, медленно бредя по этажу к своим покоям, когда нос к носу столкнулась с леди Леймириэль. Поздоровались одновременно, она при этом изобразила что-то вроде неловкого книксена, чем в очередной раз озадачила. Я отзеркалила церемонный полуприсед, в недоумении глядя на соседку. Она всегда была несколько церемонной, отчего я порой ощущала неловкость. Но после наших посиделок могла бы уже и оттаять. К тому же теперь я точно знала, что их с Россом связывают весьма близкие отношения. Следовательно, даже если до нее и доходили слухи о нашей с директором былой близости, едва ли был повод ревновать. Особенно если вспомнить, что Росс уже перестал при встрече со мной напоминать натянутую струну. Лей же с самого начала вела себя как-то принужденно, и редкие минуты оттепели, как тогда, в начале нашего знакомства, когда я кормила ее пирожками и мы пели каждая песни своей родины, спасали положение лишь на время. Вот мы весело сидели за столом, смеялись и шутили, желая друг другу счастливого новолетия, а через день она вновь захлопнула створки раковины, будто и не было шумного застолья, веселого бала и всей этой кутерьмы. Что же происходит с вами, леди Леймириэль? Наверное, недоумение было написано на моем лице рунами с ладонь величиной, потому что эльфийка смутилась и сделала вид, что спешит по своим делам. Э нет, дорогая. Хватит! Пора объясниться. Моя жизнь и так непроста, чтобы ее еще усложнять непонятками в отношениях с коллегами. — Леди Леймириэль, что происходит? — во мне окончательно проснулась благоденская травница, мерившая жизнь широким мужским шагом. Да я, в конце концов, горного тролля уходила на голом энтузиазме! Она застыла, потом потупилась и осторожно спросила: — В каком смысле, миледи? Вот брых зеленый! Стоим посреди коридора, пустого, к счастью, и выясняем отношения. То есть выясняю-то я, а она выглядит, как нашкодившая школьница. Ну совсем здорово! — Миледи, — ох, как церемонно звучит, но, видит Предвечная, не я это начала, — мне кажется, нам надо поговорить. Не соблаговолите пройти в мои покои? Ага, сработало – идет. Она действительно двинулась со мной, все так же в смятении стиснув на груди шаль. Едва не запнулась о порог моих апартаментов, поскольку жилые покои преподавателей все же не одна, а две комнаты плюс помещение для омовений. — Присаживайтесь — выпьем тайры и поговорим. Она молча села на краешек стула, я принялась заваривать земляничный сбор. Подумала и достала бутыль с вишневой наливкой и две стопочки. Высыпала печенье в берестяную сухарницу. Леймириэль следила за приготовлениями молча с видом довольно обреченным. — Ну что ж, — я налила обжигающе горячий настой ей в чашку, затем себе, — а теперь объясните, чем я вас обидела и почему, едва оттаяв, вы вновь ведете себя со мной так, словно вынуждены общаться с врагом. Лей, которая в этот момент поднесла кружку к губам не столько сделать глоток, сколько отгородиться от меня этой смехотворной преградой, вздрогнула, будто обожглась. Но не издала ни звука. Чуть тенькнув о блюдце, поставила чашку, не сводя с меня взгляда и вдруг… улыбнулась. Похоже, мое мучительное недоумение вовсе ее развеселило. — О нет, миледи! — она улыбнулась еще шире, наблюдая мои душевные мытарства. — Вы все совсем не так поняли! — и осеклась. Помолчала, беззвучно помешивая ложечкой душистую тайру и сказала уже задумчиво, будто себе самой: — Совсем не так поняли… — Ну так объясните! — плюнув на приличия, почти приказала я. — Вы то дружелюбны, то ведете себя так… так… —Я искала нужное сравнение и не находила, пока на ум не пришло воспоминание Мири о знакомстве с отставной первой статс-дамой ларранского двора — предметом шуток августейших отпрысков. — Как чопорная статс-дама. Как будто я вас чем-то обидела, а вы, по превосходству натуры возвышенной, даже презираете меня с достоинством. Предвечная, что я несу! Хотелось провалиться сквозь землю со стыда, и я бы, пожалуй, так и сделала бы, но ладонь учительницы эльфийского удержала меня, мягко легла на мою, принуждая кулак разжаться. — О боги, Вы действительно не понимаете, — задумчиво не то спросила, не то констатировала она. Вздохнула и сказала просто: — Да ведь Вы, Миледи, — моя Владычица. Мой полупридушенный возглас притушила ее улыбка. — Иногда я об этом забываю — уж очень непривычно видеть Вас здесь, в этом заснеженном краю, за тетрадками, разбором трав или — боги! — мытьем посуды. А потом вновь вспоминаю. Кажется, на языке целителей это называется «когнитивный диссонанс». Я по-прежнему смотрела на нее в полной растерянности, а она продолжала не спеша, делая вид, что занята сушеной ягодкой земляники, плававшей в ее чашке: — Я – подданная Мириндиэля и видела Вас с Владыкой на Празднике молодого вина минувшим летом. Я всегда приезжаю на праздники к отцу и мачехе. У нее должность при дворе, наследственная… Хотя это не важно. Увидев Вас здесь, я в первый момент решила, что обозналась. Но только в первый момент. Есть кое-что в вашей ауре, чего вы не можете скрыть, да и не скрываете, особенно в минуты волнений. А бал в Академии… — Понятно, — упавшим голосом сказала я, видя, как мучительно она подбирает слова, чтобы описать то, что я и так понимаю. Вот интересно, что бы я чувствовала на ее месте? Память услужливо нарисовала картинку нашего знакомства с правящей четой Тер-Шэрранта. Почему-то правители Империи у меня особого пиетета не вызывали. — Спасибо, что объяснили, леди Леймириэль. И все же могу я надеяться на ваше дружеское ко мне расположение… ну… без этого всего? — я неопределенно махнула рукой. — Нет-нет, я вовсе не набиваюсь вам в подруги. Однако трудно быть той, кто ты есть, когда тебя затягивают в кринолин и бархат, если вы понимаете, о чем я. — Понимаю, — она улыбнулась уже тепло и по-дружески. — Но и вы простите меня: прилично воспитанная эльфийка во мне живет так давно, что, верно, стала частью меня самой, — она развела руками и вдруг рассмеялась так заразительно, что спустя мгновение расмеялась и я, вспомнив тот памятный вечер, когда Нейли признался, что водил меня за нос, представляясь обычным эльфийским целителем. Потом мы пили наливку, и Леймириэль рассказывала забавные случаи из своей учительской практики. Имен не называла, но, похоже, я знаю, кто тот вечно встрепанный, шебутной мальчишка-вундеркинд, доставлявший немало хлопот добропорядочной и правильной молоденькой учительнице. На третьей стопочке в дверь постучали, и это оказался Росс, привлеченный на этот раз не пением, а смехом. Ему тоже налили, и он, пожав плечами, выпил, поглядывая то на одну, то на другую даму, будто говоря: «Спелись. Теперь бы не спились». Ушли они с Лей под ручку, оставив меня с чистой совестью: наливка была слабенькой, из тех, что по ложке дают даже маленьким детям как общеукрепляющее средство. На душе было спокойно и легко, словно сняли тяжкий груз или распутали ноги стреноженной кобылице. Все-таки трудно носить в себе чувство горечи от недопонимания, когда точно знаешь, не ты тому виной. Хотелось прыгать и петь, как бывало в детстве, когда материнское прощение отпускало немудрящие детские грешки. За мыслями о вечном и прекрасном я не сразу уловила смутное беспокойство: тревожилась Роса. Это не было похоже на всегдашнее нетерпение, с каким она ждала прогулок, да и не держала я ее взаперти, давая всласть выбегаться долгими северными ночами там, где нас с ней едва ли увидел бы кто-нибудь, даже Сианург. Я прислушалась: смутная тревога росла где-то в глубине — иррациональная, но явственная. И я замерла, прислушиваясь к нам обеим. А в следующий момент позвала: «Нейли?.. Нейли!» Отчаянно пытаясь пробиться сквозь бешеный стук сердца в горле и ушах я слушала магический эфир, и рука сама легла на браслет призыва в тот момент, когда спираль тревоги начала стремительно разворачиваться где-то в животе и холод онемения тронул сердце. А потом мир завертелся…✧ ☙ ✧ ☙ ✧ ☙ ✧
Пейзаж вокруг ничем не напоминал привычный Мириндиэль, и Дома-на пригорке не было, и безжизненное небо напоминало кусок полуистлевшего пергамента, сквозь который солнце не угадывалось вовсе. Не было его в том безжизненном неверном свете, заливавшем долину смерти, в которую превратилась местность. Это я заметила краем сознания, уже накинув полог невидимости. Недалеко, у отвесной каменной стены гигантского дольмена или древнего капища, увидела знакомую фигуру эльфийского воина, отчаянно рубившегося с несколькими тварями. Рядом, припав на одно колено остервенело работал двумя секирами кряжистый гном. Вот подсек под колени одного — тот рухнул, успев садануть гигантской палицей в скальную породу локтя на четыре выше головы эльфа. За мгновение до того эльф успел как-то хитро перегруппироваться, ушел в сторону, выталкивая бородача с секирами из-под удара еще двоих, — только коса взметнулась. Чуть поодаль тихо, без звука грянул оземь гном-воин, не успев довершить удар. Черная орочья стрела срезала в полете еще одного эльфийского воина, и тот упал как-то неловко, захлебываясь кровью, и коченеющие пальцы в последнем усилии сжались на древке стрелы, не сумев выдернуть ее из разорванного горла… Я почти не видела всего этого, сосредоточившись на том, что продолжал отчаянно биться в паре с подгорным воином, по-прежнему остервенело работавшим двумя секирами. Казалось, эти двое вели сольные партии в жутком танце смерти. И один из них был мой муж. То тут то там молча или с воем валились мертвые тела – целиком и по частям, и со всех сторон, казалось, возникали из ниоткуда орки, словно сквозь проталины в ткани мироздания. Земля стонала под ногами, как гигантское существо, чрево которого раздирают на части. Стена огня, вставшая между нападавшими и отбивавшимися, на мгновение дезориентировала первых, и еще одна тварь грянула, лишенная ног добрым гномьим булатом, испещренным охранными рунами. Пот заливал лицо, но стену огня я держала, благословляя полузабытые уроки боевой магии и лорда Такату, когда-то учившему нас: орки боятся огня и боготворят его больше иных рас. Странный гул в ушах нарастал. Наверное, я теряла сознание от напряжения, потому что в какой-то момент мне показалось, что небо и впрямь сворачивается, подобно пергаментному свитку, втягивается в гигантский смерч, который с равнины движется на нас, ведомый чьей-то злой волей. Но эта воля была не там, не с ним, а вне его. И тогда я отчетливо услышала печальный голос Нейли у себя в голове: «Прощай, мой Жаворонок. Про…» Дальше я уже не слушала, схватившись за обручальный браслет и не сводя глаз с мужчины, чьи губы беззвучно шевелились, пока тело опытного воина продолжало вершить последний, безнадежный бой, не имея возможности прибегнуть к магии, чтобы сдержать лавину врагов. Меня снова рвануло в воронку очень краткого портала, тут же выплюнуло, приложив о каменную твердь. Полог невидимости слетел: на краткий миг я, видимо, потеряла сознание, и в следующий момент справа от себя услышала прерывистое дыхание. И тут же струя огня сорвалась с моих ладоней, скосив первый ряд нападавших. Ну что ж, наверно наш час пробил, и это не самая плохая смерть. Обувь я скинула давно, щедро черпая Силу земли, уже пробужденной, весенней, когда небо внезапно еще потемнело. Там вдали, за нашими спинами, за чредой гигантских камней древнего капища по нему словно рябь прошла — надвигалась лавина, туча, исполненная небесного огня. То летели драконы. И в этот момент неумолимый смерч будто нарвался на незримую преграду, распластался, как огонь по невидимому стеклу, на мгновение замер, наддал — земля под ногами содрогнулась раз, и другой и третий. Смерч рассыпался орочьей ордой, так и не сумев преодолеть преграду. А еще спустя мгновение в наступившей мгновенной тишине по дальним рядам нападавших пронесся вой. Маленький отряд оборонявшихся в изумлении наблюдал, как гигантские твари попятились, давя попавшихся под ноги орков, и тут же в ужасе отпрянули на ощерившиеся мечи гномов и эльфов. Там, за рядами нападавших, расползалась гигантская расщелина, увлекая часть темного воинства. И в тот момент, когда прижатые к каменной стене гигантского капища воины и одна сумасшедшая не то травница, не то Владычица — ага, мышь подметельная — обдумывали ситуацию, не опуская мечей и секир, из серого тумана, что сочился из расщелины, соткалось странное облако и двинулось, поглощая остатки нападавших, в сторону почти обескровленного отряда. Несколько огненных шаров, полетевших в него, оно поглотило, как и ряды нападавших, постепенно обретая плоть человекоподобного существа с головой быка. Сполохи темного огня, пробегали по гигантскому обнаженному телу, закручиваясь протуберанцами на груди, плечах и голове, отчего казалось, что существо это покрыто шерстью, и она стоит дыбом в тугом мареве. Стало почти нечем дышать, когда Нейли последним отчаянным и безнадежным движением задвинул меня себе за спину, как и я понимая, что все бесполезно. И тут случилось несколько вещей сразу. С неба одна за другой пали несколько теней, на землю перед самыми ногами рогатого. Тот поднял голову и слегка отмахнулся от пары драконов, которые подбитыми воробьями закружились в небе, грянув о землю где-то левее. Но тут же с другой стороны спикировало боевое крыло драконов, поливая огнем нападавших. Мир, замерший было в ожидании конца, наполнился воем, криком, лязгом. И, судя по тому, что авангард драконов обрушился на орочье воинство, преграды, спасшей нас, больше не существовало. Драконы поливали огнем врага, но гигантское чудовище, как древнее божество, казалось, только крепло, принимая жизни десятков жертв разом. Воинство Тер-Шэрранта и подоспевшие эльфы не давали ему развернуться в полную силу, но уже сейчас понятно было, что сила эта превосходит драконью. И в этот момент огромное солнце как будто пробило небесный свод, подчиняясь неведомой силе, и устремилось к нам гигантским космическим фаерболом. Последним, безнадежно отчаянным движением я закрылась от слепящего света, рука ощутила нестерпимый жар мгновенно раскалившегося браслета. Я не видела, как Нейли инстинктивно взметнул руку в таком же защитном жесте, как рухнул на меня сверху, а рядом тяжело грянулся оземь его друг — воин Подгорного царства. Как в тысячи глоток взвыло чудище, не выстояв против солнца, павшего на него карой небесной. Сознание, вырвавшись на волю, фиксировало все это вязко, лениво. А потом пала тьма…