Песнь Жаворонка

Гет
NC-17
Завершён
230
автор
Размер:
572 страницы, 80 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
230 Нравится 1113 Отзывы 103 В сборник Скачать

Глава 2 — Тирнари

Настройки текста

В этой жизни я немного видела, Только пела и ждала. Знаю: брата я не ненавидела И сестры не предала. (Анна Ахматова)

Я видела Его во Сне трижды – впервые после того, как уронила первую кровь и стала полнее чувствовать Силу и Дар. Потом спустя месяц, когда весь мир, кажется, наполнился вдовьим воем – до северных лесов докатилась весть о павших в очередной битве с орками где-то там, на юго-востоке, в богами забытом ущелье проклятых Восточных гор. Вдовий плат лег на косы самой герцогини, но никто не видел ее слез - лишь застывшее лицо прекрасной женщины, сжимавшей в руке руку сына – юного герцога Кинтара. Третий и последний раз Он приходил ко мне накануне самого страшного дня в моей жизни. До поры я никогда не задавалась больными вопросами. Почему моя мать, целитель милостью Предвечной, словно неприкаянная, переезжает с места на место, не находя где голову преклонить на долгий срок? Почему все наше имущество - снадобья, да лекарский инструмент, да немудрящий скарб, да коза, да лошаденка с телегой, накрытой куском плотной парусины, зачарованной от дождя и снега? Почему кто-то благодарит маму, но большинство косятся и плюют вслед? Почему все убогие хибары моего детства стояли в лесу, за околицами селений? Это уж потом, став взрослее, я начала сознавать, в какое время и в какой стране живу. Здесь, на Севере, терзаемом викингами, с некоторых пор появились странные люди. Ходили по городам и селениям, предсказывали беды, лишения и моровые поветрия, обвиняя во всем магов, которые-де исполнились презрения к смертным людишкам, спутались с «нелюдями» – эльфами и драконами. И вся эта «нечисть» спит и видит, как бы нанести вред и порчу невинным людям, дабы держать их в повиновении, как рабочий скот. Местные герцоги уже смешались с «нелюдями», от них защиты не жди, и одно лишь осталось – очистительная жертва на алтарь. Магов же любого пола и возраста, равно как и «нелюдей», коли таковые сыщутся, сжигать огнем во избавление от скверны. Поначалу ни маги, ни люди не воспринимали этих кликуш всерьез. Странных проповедников осмеивали, реже лупили, да как-то шутя, с ленцой, и прогоняли прочь. Но годы шли, Империя слабела в постоянных войнах с ордами орков и все хуже обеспечивала защиту благосостояния и самой жизни населения окраинных земель. За минувшие двести лет ни один герцог Сайгирн не дожил до совершеннолетия своего наследника, и чудо, что династия не прервалась. Молоденькая вдова и малолетний герцог – вот как выглядела верховная власть в Сайгирне на протяжении многих лет с краткими перерывами от совершеннолетия до гибели очередного владетельного сеньора. Трудно сказать, когда именно в северной глубинке магу, в том числе целителю и травнику, жить стало по-настоящему опасно. Голод, моровые язвы и викинги впрямь с завидным постоянством выкашивали здешнее население, и оно, наконец, радостно ухватилось за подсказку черных проповедников, ополчилось на обладавших Даром. Была в этом изрядная доля зависти, вот только, не имея возможности отнять у мага его главное имущество – Дар, – остервеневшая толпа получала удовольствие, лишая жизни условно бессмертного. Магия постепенно уходила из этих земель. Как я понимаю, над мамой долго сгущались тучи, мы же по милости Предвечной не раз спасались в последний момент. Сценарий был всегда один, и в первом акте в селении, близ которого мы остановились, появлялся черный проповедник. А спустя день-два мы с мамой под покровом ночи покидали ставший враз негостеприимным край. Удивительно, сколь многому при такой жизни она успела меня научить, словно предвидела скорый конец. В тот раз все пошло не так. Мама спешила преподать мне несколько важных техник истинного зрения, отличного от того, что доступно человеческим магам и представителям иных рас. Мне, двенадцатилетней девчонке, не хватало резерва, и она буквально выкачивала себя досуха. На дворе было раннее предзимье. Снег уже уверенно сыпал с неба, но через день таял, поскольку спящая земля все еще хранила остатки тепла, словно остывающий труп. Дороги развезло осенней распутицей, и до конца ноября - начала декабря, когда станет санный путь, о черных проповедниках можно было забыть. Ничто не помешало бы маме, пусть медленно, восстановиться к декабрю и помочь мне освоить все, что я уже знала в общих чертах, хотя бы теоретически. А там уж преследователи были бы нам не страшны. Уже начинало смеркаться, когда я внезапно почувствовала странное беспокойство, и холодок, разлившийся в груди, тонкой струйкой стек в желудок. В то же мгновение мама подскочила с лежанки. В ответ на мой удивленный возглас она лишь молча метнулась к заветной полке, где хранилось самое дорогое на случай внезапного поджога, - шкатулка и гримуар на древнем языке, ныне почти всеми забытом. Собственно, здесь, на Севере, вряд ли кто кроме нас двоих его знал. Я еще непонимающе хлопала глазами, а мама уже металась по горнице вспугнутой птицей, словно и не лежала без сил всего несколько минут назад. - Быстро собирайся, дочка! Одевайся потеплее. Смену белья не забудь. Рубашку, порты да носки в запас. Вот… - она сунула мне в руки мешочек с серебром - все наши сбережения, несколько редких корешков и трав в мешочках, настой корня мыльнянки с экстрактом земляники, заменявший мне и мыло и шампунь, да флакончик с маслом зарифской розы. - Мама, что случилось??? Она замерла, выпрямилась, глянув очень серьезно: - Они настигли меня. Я почувствовала разрыв в пространстве – портал. Реки Силы перекрыты. Очень сильный черный маг идет по моему следу под видом проповедника. Не предполагала, что такое возможно, надеялась… Нет времени тебе объяснять. Когда-нибудь, коли будет на то воля Предвечной, узнаешь. А теперь уходи, и быстро! Я открыла рот возразить, но мать так глянула, что я забыла, как возражать. А она продолжала ровно, без запинки, излагая давно продуманное: - Вот письмо к твоему отцу, владетельному Эверету тер Сани. Здесь адрес. Пусть позаботится о тебе и обеспечит образование в магической школе Лериса, а по окончании ее – в Академии Галарэна. И я буду молить за него Предвечную Мать. Гримуар береги, это главное. И вот еще: никогда не снимай этот оберег. Пока он на тебе, отследить тебя практически невозможно. Он же замаскирует ауру, поможет скрыть мысли, не подпустит к тебе никакую магию. - Но мама… - Тин, у нас мало времени. Тебе придется идти по лесу, и даже хорошо, что легкая метель заметет следы. В пяти лигах отсюда, как ты помнишь, селение Черничный Лог. Там остановишься у вдовы Береники, у которой я три недели назад пользовала малыша. У нас с ней договоренность. Там передохнешь, подождешь вестей от меня. Если послезавтра на заре не объявлюсь, отправляйся в путь. – И она горячо прижала меня, уже одетую и с кожаным мешком за плечами. – Прощай, доченька! Да пребудут с тобой благословение Предвечной, ее Дар и Сила! Да будут светлыми твои Путь и Служение! И… будь счастлива! - Мама!.. – я обняла хрупкую женщину, которая выглядела скорее моей сестрой, чем матерью. – Пойдем со мной! - Нет, Тин. Мне сейчас дорогу не одолеть, и земля давно спит, и реки Силы темной магией перекрыты, а внутренний источник я исчерпала. Ты же возьмешь Крепыша, с ним не заблудишься. Пес и вправду крутился в сенях, понимая, к чему идет дело, и то ли взлаивал, то ли взвывал. - Я буду ждать тебя у Береники! - сквозь слезы крикнула я, обернувшись в последний раз. - Только до послезавтрашнего утраааа! – донеслось до меня сквозь начинавшуюся метель. Больше я маму не видела. Я ждала ее, пока из-за леса охотники не принесли весть о том, как в соседнем селе сожгли красавицу магичку, заезжую целительницу. Мол, ведьмой оказалась. Я не плакала, не было слез. Молча сидела, таращась во тьму, и на душе было пусто, холодно и тоскливо... А потом так же молча собрала вещи, поклонилась в пояс заплаканной Беренике, погладила льняную головку ее малыша и, свистнув Крепыша, пустилась, рассекая лыжами неожиданно глубокий снег. Похоже, минувшей ночью все же наступила зима… Косу я отрезала по самые плечи, понимая, что путешествовать лучше под видом мальчишки, а такие густые волосы, как у меня, на ленту как не наматывай, все одно не спрячешь, если длина их ниже поясницы. Видимо, мама что-то предчувствовала, потому что к зиме сшила мне полушубок, шапку и рукавички из заячьих шкурок, справила теплые штаны и сапоги на овечьем меху. Навязала носков да белья нашила. Я только диву давалась. Была б деревенской, решила бы, что матушка мне приданое готовит. Мама же от моих вопросов лишь отмахивалась - мол, что ж спрашиваю, когда зима на носу, и так все понятно. Чем плоха старенькая шубейка и штопаные, но такие удобные валенки, даже объяснять не стала. Вот ведь, как в воду глядела. На постоялом дворе в Мшаниках я примкнула к обозу с рыбой, который направлялся в Лерис на ярмарку, традиционно предшествовавшую празднику Середины Зимы. Собственно, вряд ли мне удалось бы найти таких надежных попутчиков, но правду говорят: не было бы счастья, да несчастье помогло. Правый пристяжной головного обоза, сильный жеребец-семилетка, оступился и угодил по колено в сугроб, проломив корку наста. Ногу не сломал, но старший поморского обоза рано обрадовался: разодранная настом нога спустя несколько дней загноилась, и конь не то что потерял способность передвигаться – вообще рисковал не дожить до Лериса. Вот тут-то на его пути и встретилась я. Старший обоза, почтенный Лотар, могучего сложения и сильный для своих лет помор, поначалу отнесся ко мне с недоверием, но иных лекарей поблизости не оказалось, а коня уже бил озноб, так что иного выхода не оставалось, как только довериться встречному мальчишке. Это была целая история, как я лечила первых в жизни пациентов сама: вдохновленный моими ветеринарными успехами, Лотар пожаловался на боль в спине и суставах, о которой вскоре благополучно позабыл. В результате обоз доставил меня к стенам отцовского замка и даже согласился ждать два дня, пока я улажу дела с новоявленным родителем. Старший обоза быстро смекнул, что я девчонка, благо у самого кроме четверых взрослых сыновей оказались и три дочери, причем средняя моего возраста. Однако ж делиться своим открытием с обозными Лотар благоразумно не стал. Сама не знаю почему, я как могла рассказала ему свою историю. Мужик надолго задумался, потом сказал: - К отцу мы тебя довезем, я сам сопровожу – негоже девице, хоть бы и сиротке, одной шастать. Да только ты-то у родителя задерживаться не рассчитываешь, так? - Так. Мама хотела, чтобы я училась в магической школе в Лерисе… Если… отец… - какое чужое слово, непривычное, - согласится оплатить… И вообще, набор на новый учебный год… - Ну, тамошний директор колдун с понятием. Я ему в школу рыбку поставляю, знаю. Кто не без Дара, тому двери завсегда открыты, да и не даст сироте пропасть. Я же тебе тоже кой-чего должен. - Что должны? – не поняла я. - Так плату же, - удивился Лотар, словно это само собой разумелось. - Ты мне двух коней пользовала, да меня многогрешного, да двух моих людей. И это только до сего дня. А нам еще до Лериса дней пять добираться. Лекарь в обозе человек уважаемый, платят ему соответственно. И не от роскошеств. А ну как пал бы мой правый пристяжной, да меня б скрутило, да Ургун от легошной помер в пути? Дороже б нашему делу это обошлось бы, чем твой лекарский заработок, ой дороже! Видать, боги мне тебя послали, и негоже обижать ни их, ни тебя, не то ввек удачи не видать, если вообще будет он, этот век-то… На встречу с отцом я шла совершенно отчужденная, словно оцепеневшая. Лотар с тревогой поглядывал на отстраненно-холодную меня, вздыхал о чем-то в бороду, но молчал. Я почти не помню, как мы стояли у замковой сторожки, как к нам вышел начальник стражи, пожилой инвалид на деревянной ноге, как они с Лотаром о чем-то тихо говорили. Потом нас вели по мосту, в ворота, через двор, коридорами и переходами, освещенными неверным светом факелов. Помню, как впервые увидела высокого статного человека с вороново-черными волосами и васильково-синими глазами. Я, лишь слегка склонив голову в знак приветствия, молча протянула мамино письмо. Пока он молча читал, я рассматривала внезапно побледневшее лицо довольно молодого мужчины. Определенно, он был красив, только печать не то тоски, не то заботы и непомерной усталости на лице портила впечатление. Наконец, отец поднял глаза, внимательно оглядел меня и неожиданно улыбнулся. У него была очень хорошая улыбка. Сама от себя не ожидая, я сделала шаг вперед, и он обнял меня. Потом отстранился и вгляделся в мое лицо: - Тирнари, значит… Ты так похожа на мать! Таких глаз нет в целом свете – словно малахит Драконьих гор. Только у нее я видел такие глаза… Отец приказал принести ужин на троих. Я рассказывала о нашем с мамой житье-бытье, о том, что случилось с ней. Предательские слезы - только теперь они вдруг появились, наверное, потому что отец обнял меня и гладил по голове, по вздрагивавшим плечам и неумело шептал что-то успокоительно-ласковое. Так часто бывает: сам себя начинаешь жалеть, когда кто-то тебя жалеет. Выплакавшись, я так и уснула в объятиях новообретенного родителя и не слышала, о чем они говорили с почтенным Лотаром. А наутро нам предстояло проститься. Перед расставанием, когда спешно вызванный нотариус выправил все бумаги, удостоверявшие, что я Тирнари, дочь достопочтенного Эверета тер Сани, и все такое, я набралась смелости и задала самый главный вопрос, который задают все дети: - А почему вы с мамой расстались? Наверное, отец ожидал, что когда-то я, возможно, спрошу об этом, но не теперь. Он сглотнул и поспешно сдвинул брови, чтобы я не заметила его растерянности. Однако, взглянув на меня, ответил просто и честно: - Я не мог презреть свой долг ради того, чтобы разделить с ней ее Служение. А она не могла отказаться от Служения ради того, чтобы стать мне доброй женой, как предписывает обычным женщинам долг. Но… - он помедлил, потом выдохнул с какой-то обидой: — Я даже не знал, что она беременна. Она утаила от меня. - А знай ты об этом, отпустил бы? Или разделил ее Служение вопреки собственному долгу? – я нежно тронула руку отца, и он вздохнул: - Не знаю… Мама была права – в душе мы оба понимали это. Владетельный Эверет тер Сани никогда не отпустил бы любимую женщину, беременную его ребенком, так что маме попросту пришлось бы бежать и скрываться еще и от него. Да и что-то говорило мне, что ей не суждено было родить любимому сына и наследника, а здесь, на Севере, законы майората и патриархальное право были незыблемы, что делало девочку изначально неполноценным наследником, за исключением особ, признанных таковыми особым императорским указом. Сейчас, с усилением централизованной власти и постепенным подчинением окраинных герцогств воле и законам Ларрана, пережитки былого уже в прошлом, но еще тридцать лет назад никто не сомневался в святости старых традиций. С одной из них – презрительным отношением к бастардам – я столкнулась буквально час назад, когда отец самым решительным образом представил меня своей жене – миловидной молодой особе с брезгливо поджатыми губами и большими водянисто-голубыми глазами – и детям. Меня облили надменно-желчным взглядом, словно ведром нечистот, но сквозь маску оскорбленного добронравия плескало через край нестерпимой ревностью и злостью. «Ну подожди, маленькая сучка!..» - я услышала ее мысли почти так же явственно, как если бы она бросила мне эти слова в лицо. И багрово-черные всполохи ауры напугали не по-детски. «Как отец с ней живет? Я же чувствую, в нем есть Дар, и довольно сильный, с лихвой достаточный для мага средней руки, а то и выше. Он же должен видеть жену насквозь! Верно, и впрямь люди редко женятся по любви, все больше с тоски или по иным соображениям». Я покосилась на спокойно-властного отца, что придерживал меня за плечи, объявляя свою волю. Он принимал меня в семью и давал мне свое имя, часть состояния и все, чем по праву могли пользоваться его дети от законной жены. Таковых оказалось двое – мальчик лет восьми и девочка лет четырех. Присутствовавший тут же нотариус подтвердил правомочность слов владетельного господина тер Сани и споро составил необходимые бумаги, благо в свидетелях, способных подписать их, недостатка не было. Я же точно знала, что и на каникулах не приеду в этот замок – лучше уж пускай отец приезжает проведать меня в город. У него ведь есть дела и друзья в Лерисе. Вон он даже тамошнему директору Магической школы письмо передал, толстое, немаленькое, - значит, хорошо его знает. Официальную просьбу малознакомому должностному лицу не пишут на семи листах убористым почерком (почему-то я была уверена, что на семи). Мы простились за мостом. Я действительно больше никогда не переступала порога родового гнезда тер Сани. Училась с большим интересом и успешно, хотя природа моей Силы вызывала немалые вопросы у преподавателей. Но меня это не волновало. Отец приезжал в Лерис, а летом подолгу жил на территории школы, с директором которой был знаком добрых полвека. Узнав об этом, я даже рот открыла: отец выглядел от силы лет на тридцать. А впрочем, я не ошиблась - он был магом, пусть и не самым сильным. Что ж удивительного? В течение учебного года я писала отцу, относя письма на постоялый двор, хозяин которого когда-то воевал под началом лорда Сани и питал к нему чувство глубокого уважения. Раз в несколько недель один из людей отца приезжал в город по делам и забирал письма, передавая ответные для меня. Сам Эверет тер Сани редко мог вырваться в Лерис, и каждый раз это был праздник для нас обоих. Беда случилась спустя три года. Во время очередной военной кампании против орков отец погиб. Тогда я осиротела уже окончательно. Долго не могла смириться с утратой. За три года я полюбила этого человека со странно изломанной судьбой. Вся душа его рвалась отдаться Дару, но судьба властно потребовала подчиниться дворянскому долгу. Мне кажется, те несколько недель в году, которые он проводил со мной в Лерисе, были для него таким же долгожданным счастьем, как и для меня. А еще я поняла, что он до последнего дня любил мою маму. Как ни крути, она утаила факт существования меня, их общего ребенка. Он же в конце концов понял ее и простил – немногие мужчины способны на такое. С семейством тер Сани меня, конечно, ничего, кроме имени, больше не связывало, я и не вспоминала о них. Рассчитывать на материальную помощь тоже не приходилось, но у меня были сбережения – отец позаботился. Уходя на войну, оставил мне некую сумму, составлявшую четверть всего его состояния, весьма скромного, надо сказать. Любой лерисский торговец средней руки был значительно богаче владетельного господина, чьи земли оказались разорены и обескровлены затяжными войнами. А уж с отцовской манерой вести дела… Когда соседние сеньоры увеличивали налоги, папа их снижал, считая, что вдовам да сиротам платить попросту нечем, так что с их сиротских долгов он не разбогатеет. По осени семьям, потерявшим кормильцев, разрешал рубить лес на дрова, беспошлинно промышлять зверя и рыбу в барских угодьях на пропитание. А то и устраивал праздник урожая, выкатывая бочки с элем и выставляя лотки с пирогами – угощайся добрый люд. Какое уж тут богатство! Впрочем, я и сама уже кое-что зарабатывала, составляя травяные сборы для местного аптекаря, весьма ценившего мои знания и умения. Но главной радостью и тайной стала растущая во мне Сила. Матушкин гримуар открывался передо мной неспешно, казалось, даже скупо, словно был настоящим учителем, что неторопливо, но верно ведет ученика тропой Знания. Маги понимают, как это бывает, когда имеешь дело с родовыми книгами. А еще для меня, как для сироты, обучение в школе стало бесплатным. Таков был обычай, введенный еще при Императрице Рамин: магически одаренные дети обедневших родителей, равно как и сироты Империи, обучались за государственный счет не только в школах, но и, при наличии выдающихся способностей, в Академии Галарэна. За минувшие века немало архимагов, не говоря уж о магах среднего уровня, вышли из казеннокоштных студентов – бывших сирот. Именно в Галарэне я по-настоящему поняла, какое это пьянящее чувство – когда понимаешь, что нашел свое призвание, способен развить Дар и во всей полноте ощутить Силу. Словно крылья за спиной… И тем больнее было падать. Я училась на третьем курсе Белой Башни, когда погиб лорд Сирил (для меня так и осталось загадкой нашей государственности, почему этого владыку Империи не принято было именовать Императором) и у власти оказался регент. Мы, студенты, не могли еще в полной мере оценить мгновенный рост налогов и поборов, а с ними - коррупции и разбоя на дорогах страны. Но свою оплеуху получили: отныне все студенты, независимо от того, сироты они или нет, талантливы или бездарны, должны были платить за образование и проживание, причем сумма за семестр в моем случае превышала отцовское наследство. Собственно, все оно да к тому ж мои сбережения ушли в оплату следующего семестра. Отныне внеучебная жизнь для меня и таких же бывших казеннокоштных студентов-сирот и малоимущих превратилась в вечные поиски заработка. Последний гвоздь в гроб наших надежд вбил указ об очередном повышении платы за образование. И без того изрядно опустевшую Белую Башню покидали последние сироты и дети малосостоятельных родителей. Это было тем более обидно, что Красная и Зеленая не пустовали. Ни один подданный Тер-Шэрранта и Мириндиэля не покинул стен Академии по причине нехватки денег на образование. Не знаю, что конкретно думали их Властитель и Владыка о нашем регенте, но казна сопредельных государств взяла на себя финансовые тяготы своих студентов. Я почти готова была позавидовать им, очень уж горько и обидно было на душе, но… как-то не случилось. Мне вообще кажется, что с умением завидовать надо родиться. Похоже, у меня этого нет. Спасибо, Предвечная Мать! Но с тех пор я не люблю вспоминать так внезапно прерванное студенчество. Было унизительно покидать стены alma mater, словно шкодливый кот, который долго лакомился хозяйской сметаной на дармовщинку, пока и на него не нашли укорот. Мы уходили в никуда, на просторы Империи, в которой с некоторых пор стало смертельно опасно быть магом. Вот интересно, даже Мири уверена, что я не училась в Академии. А ведь я ей и не солгала вовсе. Сестренка спросила как-то, закончила ли я Академию, на что получила мое честное «нет». Мы тогда ушли вдвоем – я и он, моя несостоявшаяся любовь. Почему я тогда поверила, что он моя судьба? Да просто хотела верить – вот и поверила. Он был хорош собой – пепельноволосый и зеленоглазый, в эльфийского дедушку. Ну вот кто сказал нам, дурехам, что эльфийская кровь - залог благородства души? Ага! А то по городам и весям мало эльфят-полукровок, чьи остроухие папаши порезвились на сеновале с доверчивыми дурочками, даже не дав себе труд чирикнуть контрацептивное заклинание, – не их проблемы. Спустя полгода произошла история с бедняжкой Ани, за которую я буду корить себя всю жизнь. Да, это он, тот, кого я не хочу вспоминать, в минуту сомнения убедил меня, что так будет лучше для всех. А я дала себя убедить, забыла долг целителя, решила, что могу расслабиться в объятиях сильного, умного и любящего мужчины, который в ответственный момент возьмет бремя решения на свои плечи. Обманула саму себя, уверилась, что это правильное и всецело мое решение - ну, и получила... Всегда все решения, касающиеся твоей магии, принимай только сама – это я усвоила навсегда. А лучше, чтобы и не было рядом никого, кто мог бы помешать или вмешаться. Когда все открылось и за мою непутевую персону была объявлена награда в пять золотых, мой «сильный…» (и далее по списку) попросту сдал меня, и только благодаря маминому оберегу мне удалось скрыться, чтобы потом двадцать лет скитаться. О, это была знатная прививка против любви и веры людям! И против Дара, как оказалось... Потом я все думала, глотая слезы бессонными ночами: "Ну чем он купил меня?!" Узкие руки с тонкими пальцами – он играл на моем теле, как на флейте, и так сладко было подчиняться этим рукам. Но в памяти тут же всплывала другая рука, такая же тонкая, она зачерпывала воду из озера, чтобы дать мне напиться, легко и нежно проводила по щеке, убирая прядь волос… Волосы, которыми он так гордился? Красивые, и цвет необыкновенный. Но в памяти тут же возникла прядь цвета жемчуга, и легкий ветерок чуть трогает ее, перехваченную у лба витым серебряным обручем… А может глаза словно дивные бериллы? Полкурса – прекрасная его половина – мечтала встретиться взглядом и утонуть в омутах этих глаз… Но память и тут с грустной усмешкой извлекла из тьмы забвения давний Сон, и глаза цвета зеленоватой бирюзы, и взгляд, в котором было столько нежности, и грусти, и надежды… И тогда я по-настоящему, сладко и от души, ревела. О несбыточном, о мечте, которая так и останется мечтой, о сломанных крыльях, о потерянном Даре, о том, чего и выразить-то не могла… Шли годы, и память о детском Сне все стиралась, только тоска по несбывшемуся жила во мне. А еще – надежда, что когда-нибудь все сбудется, и Сон этот необычный, и где-то Он ждет меня... Когда в мою жизнь вошел Росс, я почти поверила, что сбылось. Пожалуй, кроме прочего, меня в первый момент привлекала внешняя непохожесть лорда Йарби на того, кто меня предал когда-то, - темные волосы, серо-стальные глаза, полное отсутствие даже намека на эльфийскую тонкокостность. А когда я узнала его ближе, оказалось, что мужчины вроде моего отца еще встречаются в нашем мире. Прощай, мой Сон, ты был лишь сном… И вот теперь я услышала Его голос. Музыка – часть моего Дара, древней магии Целителей. Я могу забыть лицо, но не голос. Голос я вспомню и узнаю всегда. Он звал меня сквозь тьму, бился - и не мог пробиться. Но Он услышал меня, когда я закричала в ответ. Пожалуйста, Предвечная, пусть Он услышал меня!
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.