Песнь Жаворонка

Никогда не позволяй видеть тебя насквозь… И сам не фамильярничай, и другим не позволяй. (Бальтасар Грасиан)

Я бессильно опустилась на мрамор ступеней, нагретый солнцем, оперлась спиной о колонну портика и закрыла глаза, прислушиваясь к ощущениям. Все происходящее было так ново и так… Чудесно, пожалуй. Странно, что в мире, пронизанном магией, еще сохранилось это слово, но никак иначе я не смогла бы определить свое состояние. Кажется, тело существовало отдельно от меня, жадно ловя потоки Силы, буквально пронизывавшей пространство, с наслаждением вбирало их, пропуская через себя, сливаясь с миром и растворяясь в нем. Что-то отдаленно похожее я уже чувствовала когда-то, но совсем иначе, словно сквозь невидимую стену, не дающую вполне почувствовать себя частью этой удивительной гармонии жизни. Сейчас же это было так полно и радостно, что хотелось смеяться, и плакать, и лететь куда-то, подхваченная легким дуновением ветерка. Вспыхнуть росинкой, отразив Свет, наполнявший меня до краев, которых и не было сейчас, потому что сама я стала этим миром и больше этого мира… Где-то на окраине сознания все еще звучал приятный, чуть с хрипотцой баритон. Ему вторил низкий, раскатистый драконий бас. Я глупо улыбалась. Кто сказал, что слышать голоса – признак помешательства? Пусть так. Мы все тут немного помешанные, потому что магу поверить в Чудо свыше его понимания иногда равносильно помешательству. Мы так привыкли к управляемым чудесам, говоря «моя магия», «я творю», что, когда Чудо свершается с нами и творит нас, теряемся и можем лишь созерцать и молить, чтобы оно не кончилось. И в такие моменты мы благословляем свое бессилие что-либо понять и объяснить, потому что, как бы силен ты ни был, должно быть что-то, что выше тебя, что с любовью и заботой творит тебя самого, по-матерински посмеиваясь над твоей растерянностью и детским восторгом. Не знаю, сколько я просидела так. Наверное, все-таки уснула. Мне снилась земляничная поляна, едва слышный шорох шагов. И Голос. Очнулась внезапно, когда солнце уже перекатилось ближе к западу. Голова была в тени портика, а вот колени заметно припекало, и тело слегка затекло. Я сладко потянулась и поднялась. От истощения и усталости не осталось и следа. Странно, я была уверена, что Шон не выходил из здания, но и в здании его не было. Отчего-то я точно это знала. Гулкий коридор целебного крыла встретил прохладой. В палате действительно оказалось пусто. Вот ведь любитель порталов! Выходит, ему пришлось срочно вернуться в Ларран или еще куда, вот он и ушел порталом прямо отсюда. Внешне состояние детей никак не изменилось, но только внешне. В ответ на мое приветствие сперва пришла едва различимая волна радости, потом – легкого разочарования. – Ну, простите, мои хорошие, это всего лишь я. Шон, наверное, скоро вернется. А вам пора спать. Спать драконята не желали категорически. Как всякий ребенок, едва болезнь отступила хоть на шаг, они жаждали деятельности. И Шона! Нет, Мрака! Короче, того и другого, и побольше, побольше! – Ну что ж с вами делать, ребятки-драконятки? Давайте хоть спою вам, а там уж и они вернутся. С коварством взрослого, который точно знает, на что подписывает доверчивого малыша, я получила согласие Мириной дракошки. Драконенок Аскани поддался скорее за компанию, осознав, видимо, что Мрака и Шона ему вот прямо сейчас никто не вернет. Ну, выручай, Предвечная! Это была песнь, которой целители испокон века врачевали младенцев. Напоминая колыбельную, она погружала в спокойный целительный сон, баюкала в потоках Силы, вымывающих очаги болезни и беспокойства. Ребенок в таком сне мог провести до суток и больше, а когда просыпался, мать с удивлением обнаруживала, что он не только здоров, но и заметно прибавил в росте и весе. Наверное, так и возникли сказки о добрых молодцах, которые еще младенцами росли не по дням, а по часам. Вот только как это подействует на драконов? И подействует ли? Оказалось, подействовало, еще как! Когда, доплетя заклинание, я смолкла и осторожно потянулась проведать, как там мои хвостатые непоседы, те глубоко и мирно спали. Мне даже почудилось, я слышу мерное посапывание. Зеркало портала засветилось, когда я уже собиралась шагнуть к выходу. Быстро отступила, чтобы избежать столкновения с его встрепанной светлостью, и прижала палец к губам, кивнув в сторону двери. Шон понимающе кивнул, и мы вышли. – Малыши спят, – ответила я на немой вопрос мага. – Я погрузила их в целительный сон. Им надо набираться сил. Думаю, с полсуток они проспят точно. Будь они обычными человеческими младенцами, я поручилась бы и за сутки, но с драконами, да еще в перинатальном возрасте, мне не приходилось иметь дела. Шон молча кивнул, с задумчивой улыбкой глядя на закрытую дверь палаты. По-детски потер глаза. Он вымотался за последние дни, и теперь, когда в его жизни свершилось что-то хорошее и важное, чего ни он, ни тем более я вполне еще не осознали, напряжение отпускало и накатывала неодолимая усталость. – Может, тебе тоже стоит поспать? Удовлетворенный рык убедил меня, что не я одна так думаю. – Вот и Мрак согласен. Шон удивленно глянул на меня: – Ты его слышишь? – Ну да… Я же тебе говорила. – Я думал, это временное последствие слияния сознаний, – маг выглядел озадаченным. – Я тоже. Но да, слышу. – Интересно… «Прям тут и будете строить гипотезы, или все же поспим?» – недовольно пророкотало, и мы переглянулись. – Он прав. Может, тебе стоит вернуться в Ларран и отдохнуть? – Отдохнешь там сейчас, как же, – Шон озадаченно поскреб в затылке, взъерошив и без того непослушно торчавшие волосы. – Я лучше здесь, – и кивнул в сторону двери, за которой еще вчера на пару с местным целителем приводил меня в чувство. Уже потянув дверь на себя, маг оглянулся: – Чуть не забыл. Владыка велел позаботиться, чтобы ты хорошо питалась… И нечего хихикать. Я вроде наладил один нехитрый портальчик, но надо бы проверить, как работает, с твоей стороны. Короче, захочешь сделать заказ – положи ладонь на столик у буфета, активировав портал, и просто скажи, чего тебе хотелось бы. Посуду можно отправить назад тем же способом. Да уж, эльфийский сервис с драконьей изобретательностью, однако… Ступая на мягкую траву лужайки, я вдохнула полной грудью. Хорошо… И внезапно ощутила укол беспокойства, словно где-то внутри с тоскливым звоном оборвалась струна. Росс… Я совсем забыла о нем! За минувшие сутки с лишним ни разу не вспомнила. Но не это больной совестью отозвалось во мне: в конце концов, столько потрясений за сутки мне давно не выпадало, не грех забыть о своих личных чувствах. Но почему при воспоминании о женихе мне так тяжело и мучительно, словно камень на шее? Чем ты околдовал меня, Мириндиэль, земля грез, что сама мысль о возвращении домой невыносима, как крушение последней надежды? На что? В памяти всплыло видение белого единорога на ночном лугу, и щеки обожгла краска стыда. Ой мне! Я даже помотала головой, тщетно пытаясь вытрясти проклятые вопросы и сомнения из больной своей головушки. Ни одна даже самая романтическая дурочка ради туманных грез и сладких снов не отказывалась от своего счастья и уж тем более не обижала отказом хорошего человека, к которому, между прочим, испытывала явное влечение еще совсем недавно. А ведь именно это я готова была сделать, явись Росс сейчас пред мои очи. Стой я сейчас у алтаря в подвенечном уборе, я не смогла бы сказать ему «да» – это я осознавала так же ясно, как и то, что нет тому никакого разумного объяснения. Светлые силы, неужто я сама попала под какой-то странный приворот и такова моя плата за роковую ошибку, которую я совершила в юности? И плата тем более страшная, что предмета моей страсти не существует, Он лишь Сон? Предвечная, помоги! В какой-то момент я поняла, что ноги сами несут меня к Священному озеру. Скинув одежду, с головой погрузилась в спокойные воды, ощущая, как ласковые струи на время вымывают из души сомнения и страхи, как гармония и радость бытия выпрямляют горбы вопросительных знаков, словно крючья раздиравших мое сознание. Проклятые вопросы отступали ненадолго под напором рвущегося из души восторга. Они еще вернутся. Пусть. Но не теперь… «Столик самобраный, экспериментальная модель», как я его нарекла про себя, сработал, одарив меня каким-то ароматным рагу с кусочками сочного мяса и небольшим кувшинчиком дивного легкого вина. Час спустя, сонно глядя на клонившееся к закату солнце, я расчесала волосы, переплела косу и легла, буквально в тот же момент почувствовав, как падаю в пропасть сна. Пробудилась я, должно быть, часа в три пополуночи с чувством, что выспалась совершенно. Голова была свежей, отдохнувшее тело требовало деятельности. Полная луна заливала комнату чарующе серебристым светом, и зажечь светлячок значило бы нарушить необыкновенное очарование этой ночи. Поэтому я поднялась и, не зажигая света, оделась, умылась и выскользнула из дома. Желание проведать детей вполне осмыслила, уже когда подходила к целительскому крылу. Почему-то лишь сейчас, вдыхая ароматы дивной южной ночи, я задалась вопросом, как здешние жители умудряются обходиться без комаров и мошки? У нас на Севере столько сил уходило на поддержание соответствующих заклинаний, иначе ночь с открытым окном могла бы превратить здоровый сон в сущий кошмар. А здесь словно бы и не знали про такую напасть. Или умели особым образом договариваться с природой? Поймала себя на мысли, что почти крадусь по коридору, как лесная фея по лунному лучу, потому что собственные осторожные шаги кажутся камнепадом в горах. В палате, залитой серебристым сиянием, тихо. Тела детей, накрытые белоснежными простынями, так и висят, жутковатые в своей статуарной неподвижности. Но жизнь упрямо бьется в истерзанных телах, и фиолетовые сполохи в аурах подобны невысокому, но уверенному и ровному пламени камина, когда оно не взвивается высоко, пожирая легкую добычу вроде случайного листка бумаги, но ровным жаром уверенно охватывает основательные поленья. Драконы тоже спят. Младенцы - они младенцы и есть. Уже привычно углубив зрение, я с удивлением заметила, что больше не ощущаю легкую болтанку при погружении. Свела оба плана. Малыши все еще походили на два светящихся шара, но пульсация стала ровной, размеренной и синхронной, как глубокое дыхание спящего существа. Ярко-фиолетовая сердцевина казалась крупнее по сравнению с тем, как это виделось минувшим утром, все увереннее распространяясь на лилово-сиреневую периферию. Хорошо. Я не сразу услышала шорох за спиной. Собственно, и не услышала бы, не будь так тихо в предутренний час. Шону, видать, не спится. Медленно отпустив слой за слоем, вернула себе обычное зрение, обернулась и… застыла. На меня во все глаза смотрел Император Арденариэль. Неверного лунного света хватало, чтобы понять: он удивлен встретить в палате кого-либо в такой час не меньше моего. Впрочем, в отличие от меня, он не находил нужным пребывать в полутьме, и спустя мгновение помещение осветилось тремя в меру яркими светлячками. Довольно приятный рассеянный свет спугнул очарование лунной ночи, и мир приобрел вполне реальные очертания. – Леди Тирнари тер Ансаби, я полагаю? – изумрудно-зеленые глаза изучали меня с неприкрытым интересом. – Да, Ваше Императорское Величество, – легкий почтительный поклон показался уместнее церемонного реверанса. Едва заметная тень пробежала по лицу сереброволосого красавца, хотя, возможно, показалось. Мельком я видела его дважды еще в школе – после нападения викингов и позже, когда императорская семья прибыла познакомиться поближе с Мири и Асом, а заодно посмотреть на лошадей. Но, конечно, никто меня им не представлял, да я и не горела желанием. Для них Тирнари тер Сани, ныне тер Ансаби, – всего лишь имя государственной преступницы. Не лучший повод для знакомства. – Как я понял, это был осмотр? Вы ведь целитель, не так ли? – Да. – И каков ваш вердикт? – Полагаю, Вам и Вашим коллегам предстоит немало потрудиться, чтобы вернуть детей к полноценной жизни. Что же до драконов… – я обернулась на сестру и кузена, а когда глянула на собеседника, встретила взгляд не по-эльфийски округлившихся глаз, – …думаю, у них неплохие шансы благополучно развиться. – Хотите сказать, что можете оценить состояние драконов? – аккуратно уточнил Император. – А вы уверены? – Оцените сами. В этот момент кто-то низко, раскатисто то ли гыкнул, то ли фыркнул. Мы от неожиданности вздрогнули и переглянулись. – Любопытно… – пробормотал Император, и я почувствовала, как над переносицей засвербило. Ох ты ж! А вот это я зря… Голова Арденариэля дернулась, и эльф ошалело уставился на меня. – П-простите, Ваше Императорское Величество, – проблеяла я, немея от ужаса. – Я не хотела… В полной тишине недвусмысленно гоготнули. – Ой... – Еще какой «ой», – вдумчиво изрек мой собеседник, но лезть мне в голову разумно поостерегся. Ментальная оплеуха у меня вышла сильнее, чем я ожидала по своим скромным способностям. А ведь я даже не хотела его приложить – само как-то вышло. Осторожнее надо с рефлексами, Тин. Понять бы еще, когда я ими обзавелась. Впрочем, Император, похоже, не злился. Его занимало другое: – Вы ведь не дракон, леди Тирнари, – утверждение прозвучало почти как вопрос, и я честно ответила: – Ни на гран, Ваше Императорское Величество. Вот теперь он определенно поморщился, и я почему-то ясно поняла: ему не нравится это обращение. Ну, что ж, а для меня оно очень удобно, поскольку позволяет держать дистанцию. Давно заметила, что правильно выстроенная субординация дисциплинирует начальство едва ли не больше, чем подчиненных. Я буквально спинным мозгом чуяла – наш разговор скатывается в область для меня нежелательную, поскольку за минувшие сутки со мной происходило что-то мне самой не вполне понятное. Где уж тут объясняться с Императором, а по совместительству эльфом и драконом в одном флаконе! Кроме того, что бы ни происходило в моей жизни, состава преступления в этом нет, а значит, я, как свободный человек, имею право прямо сейчас прервать наш разговор. Этим правом я и воспользовалась: – Прошу прощения, Ваше Императорское Величество, мне пора. И… – это я произнесла совершенно искренне: – примите мою глубочайшую благодарность за все, что Вы и вся Ваша семья делаете для спасения моих родных! Еще раз почтительно поклонившись, направилась к двери, желая лишь одного – чтобы Арденариэль меня не окликнул. Он не окликнул, но вслед смотрел так, что меж лопатками почти жгло.