Но всем знаком порыв врожденный Куда-то ввысь, туда, в зенит, Когда из синевы бездонной Песнь жаворонка зазвенит. (Иоганн Вольфганг Гёте «Фауст»)
☙ ❤ ❧
Глава 42Сильней страдают те, чье горе молчаливо. (Жан Расин)
Шон, быстро распрощавшись, исчез в зеркале портала. Я огляделась. Чуть больше месяца прошло с той минуты, когда я покинула эту комнату, а словно бы вернулась в другую, давно ушедшую жизнь. В мое отсутствие сюда никто не заходил. Тонкий слой пыли уже равномерно лег на полки. А оттого, что помещение не проветривалось – уходя с магом, я закрыла все окна, как делала еще по старой благоденской привычке, когда предстояло отлучиться на дальний вызов к больному в Перекаты, а то и в Сухую Соху, – в спертом воздухе одуряюще-горьковато пахло травами, что так и оставались висеть пучками под потолком над огромным столом. За окном накрапывало. Ветер гнал по небу удивительно живописные низкие сизые тучи. Художники любят писать такие акварелью, на всех остальных же они навевают неизбывную тоску. И оттого, что ничего, совсем ничего в этой комнате не поменялось, разве только темнее, сумрачнее стало с приходом осени, на какое-то мгновение почудилось, будто все, что произошло со мной, был лишь Сон – долгожданный, но небесконечный. Однако глаза различали прежде неразличимые фигурки далеких флюгеров на шпилях зданий, нос улавливал тончайшие нюансы ароматов трав, дерева и обивки, а правая рука чувствовала тяжесть браслета, скрытого рукавом легкого летнего платья. Выпростав руку из складок плаща, я рванула рукав вверх. Нет, не привиделось. И там, в матушкином гримуаре, вложен листок плотной эльфийской бумаги, а на нем восемь срок – мое сокровище и надежда. Повинуясь внезапному порыву, коснулась губами бирюзового сердца в чаше из малахитовых ладоней – и будто бы ощутила волну ответного «люблю». Не словом, не мыслью - ментальная блокада не оставляла такой возможности, - но из глубины души, обретшей, наконец, целостность. Вдохнула давно родной запах луговых трав и, потянув задвижку, распахнула окно. Прохладный северный ветер ворвался в комнату, закачались пучки трав под потолком, стали слышны далекие вскрики чаек и даже гомон порта. По двору между учебным корпусом и общежитием уже сновали ученики: малыши со стопками учебников, накрытых чем придется от нудно моросящего дождика, старшие – прикрыв свои стопки невидимыми щитами. Будущие выпускники с довольными физиономиями левитировали добытое в библиотеке перед собой, а то и сбоку, как пса на незримом поводке. Пижоны! На том месте, где чуть больше месяца назад грелась кошка, оживленно болтала группа юношей и девушек, с которыми Тим и Асу предстояло будущим летом окончить школу. Двое старшекурсников крепили к флагштоку знамя с изображением снежно-серебристого нарвала на ярко-синем фоне, белизной символизирующего человеческую ветвь магии. Завтра его поднимут на торжественной линейке, посвященной началу учебного года. Я притворила окно, убрала пыль с полок, заставила вспыхнуть камин. За минувшие недели Нейли многому научил меня. Кто бы мог подумать, что магия эльфов так изящна и совершенна в бытовых вопросах! Так что спустя пять минут ходики весело стучали на стене, комната приобрела вполне обжитой вид. Вот только как научиться жить без любимого?.. Знакомые быстрые шаги на лестнице по-эльфийски чуткое ухо уловило сразу, и сердце, ухнув, замерло. А потом пустилось вскачь наперегонки с мужчиной, который уже бежал по длинному коридору. Шаг к двери – она распахивается, и Росс буквально сгребает меня в охапку: – Тин! Слава богам, ты вернулась… Всегда такому сдержанному, ему хватает благоразумия лишь на то, чтобы пинком захлопнуть входную дверь. Все не так! Это неправильно! Он не должен… так… Он же всегда такой сдержанный… Его губы жадно припадают к моим, и внутри будто, болезненно тенькнув, обрывается струна. Все во мне сжимается от внезапной боли. Правую руку обдает огнем. И, стиснув губы, я против воли зажмуриваюсь, чувствуя, как из-под ресниц текут слезы. Мертвая, звенящая пустота в груди. Жалобный, обиженный всхрап где-то внутри. Секунда, другая… Росс отстраняется. В полном молчании проходит минута. Все еще сжавшись в комок, медленно открываю глаза. Руки мужчины больше не держат меня. Он болезненно вглядывается во что-то поверх моей головы, и я вдруг понимаю, что стою перед ним как есть, вся нараспашку. После прощания с Нейли я так и не прикрыла ауру, и эльфийский плащ на моих плечах хранит его запах. – Росс… – возможно кто-то поумнее меня давно продумал бы, что сказать, а у меня слов нет. Да ему они, оказалось, и не нужны. – Не надо, леди Тирнари, я все понял, – горькая усмешка, и вмиг поседевшие глаза, словно подернутые коркой льда, окинули меня непривычно холодно. – Как удобно порой быть магом… Что ж, благодарю. Вы мне все очень ясно показали, а слова… Они ни к чему. Полагаю, мне дóлжно дать вам достаточно времени, чтобы собрать вещи? Прощайте. Желаю счастья, – и он медленно повернулся уйти. – Я не могу, Росс. Словно столкнувшись с невидимой преградой, он останавливается. – Я не могу. И… не хочу. Мужчина молча стоит. Наконец медленно разворачивается на каблуках. Мне надо было бы объяснить ему всё, рассказать. Но, встретив холодный взгляд потухших глаз, я чувствую, как язык пристывает к нёбу. «Я не могу, Росс. А и могла – не уехала бы вот так, ничего не объяснив. Для этого я слишком люблю тебя, слишком благодарна тебе, хотя теперь ты в это не поверишь, и низостью было бы говорить об этом здесь и сейчас. Мы никогда не сможем этого преодолеть, и честнее оставить все как есть, не ища себе оправданий. Иногда презрение к низости того, кому верил, единственное утешение обманутой души – слабое, недолговечное, но дающее хоть какие-то силы подняться и жить дальше, в преодолении. Я знаю, что такое предательство. Но знаю и то, как опасно презрение, как губительно оно для души. Нам нужно время, и оно у нас будет, каким бы мучительным нам обоим ни казалось избыть срок вынужденного общения друг с другом. И пусть будет так». Он смотрит мне в глаза, не мигая. Он еще не научился меня презирать. Право же, мне было бы много легче, осуди он меня, даже ударь. Но нет. Он просто смотрит, и нет ничего страшнее, чем глядеть в потухшие глаза, в которых лишь боль и недоумение: «Почему?» – Не можете? Отчего же? – холодно роняет он. Вот на этот вопрос я в состоянии ответить. И это будет даже не совсем ложь. – Лорд Йарби, я штатный преподаватель травоведения, утвержденный на эту должность Советом магов по вашему ходатайству. И завтра, первого сентября, я приступаю к своим обязанностям. Если хотите отстранить меня, придется доказать Совету, что я некомпетентна и вы ошиблись, поручившись за меня. Я же сделаю все от меня зависящее, чтобы у вас таких оснований не было, а наши адепты получили твердые знания по моему предмету. – Помолчав, все же закончила: – Но не будь этой должности, была бы другая, и тоже в школе. Вы ведь помните мой приговор. Он ответил не сразу: – Благодарю, что напомнили. Это всё? – Когда вам удобно принять меня для утверждения учебного плана по моему предмету? – Прямо сейчас. Если не возражаете. – Хорошо. Планы-конспекты я составляла долгими июльскими вечерами, проводив детей на острова и старательно гоня дурные предчувствия. С тех пор они пополнились, и я еще не решила, стоит ли изучать флору Мириндиэля в рамках общего плана или выделить в спецкурс. – Вот гербарий. Но Росс на него не глянул. Лишь коротко кивнул. Скользнув по страницам планов-конспектов, размашисто подписал их вечным пером, которое сам же мне когда-то подарил, и вышел. Вот и всё. Ни долгих разговоров, ни объяснений, ни покаяний, ни обвинений – ничего, что так любят долго и надрывно расписывать в романах. Лишь на душе – хоть волком вой. А ведь Россу много, много хуже. И виновата в этом я. Да и узнай Росс все о нас с Нейли, сделало бы это его счастливее? О да, знать, что невеста не просто так сбежала из-под венца, а сделала это, повинуясь Зову судьбы, безусловно, означает исцелиться от любви и обрести покой в чистой дружбе с недавним предметом своего вожделения. «Они остались друзьями». Где? В каком мире? С какими мужчинами и женщинами такое возможно? Нет, я навсегда виновата перед ним, потому что когда-то давно имела слабость поверить, будто Сон был лишь сном, перестала ждать и осмелилась искать в других черты Единственного вместо того, чтобы искать и ждать Его одного… Остаток вечера прошел в подготовке к первому учебному дню. Мимодумно повторяя план первого занятия, я собрала все нужное. Приготовила строгое темно-зеленое платье тонкого сукна с белым кружевным воротничком, чулки и легкие ботинки на шнуровке с широким устойчивым каблучком. Ходить придется много, так что обувь должна быть удобной. Улеглась с десятым «ку-ку», но сон не шел. Я так и лежала, завернувшись в плащ и вдыхая такой родной запах луговых трав. Тихо вздыхала Роса. Все время моего объяснения с Россом она нервничала, была крайне недовольна, подавлена. Потом затаилась и весь вечер сидела тише мыши, теперь же тихонько давала о себе знать, желая подбодрить. Это странное ощущение я бы определила словом «ластилась», хотя не уверена, что оно вполне точно передает ощущения, которые рождали во мне волны ее нежности и участия, сочувствия и ласки. Постепенно успокаиваясь, я покачивалась на волнах любви и умиротворения, которые дарило общение с Росой. Последнее, что помню, – коснувшись губами бирюзового сердца на браслете, ощутила пришедшее из глубины души облегчение. И погрузилась в целительный сон без сновидений.✧ ☙ ✧ ☙ ✧ ☙ ✧
Учебный год мы начинали под несмелыми лучами солнца, нехотя выползшего из-за горизонта и готового в любой момент нырнуть в тучи. Речь Росса была краткой и емкой. Я старалась не пропустить ни слова, поскольку обещала Мири написать обо всех изменениях, которые ждут их в школе. А они были. Леди Матильда так и не вернулась, оставшись преподавать в Марен-Каре. Видимо, Брианн и Элдреду предстоит узнать все особенности натуры темпераментной дочери подгорного народа. Но не вернулся также и лорд Шурраг. В Мириндиэле я краем уха слышала, что он сейчас с драконьими патрулями где-то в Гномьих горах. Что ж, думаю, он этим обстоятельством весьма доволен. Не сказать, чтобы Танши прижился здесь, и дело не только в том, что драконы теплолюбивы. Кроме Мири, Аса да меня драконий был мало кому интересен, и даже красота «эльфеи всех эльфей» не могла примирить адепток с необходимостью учить крайне трудный язык с обилием свистящих, шипящих и рокочущих звуков. К тому же не секрет, что главной задачей Танши было не столько преподавание, сколько обеспечение защиты школы. И с этим лорд Шурраг вместе с герцогом Дейлом и Императором Тинуириннелем справились на славу. Не удивлюсь, если при первой же возможности дракон вернется к «Соколам», не оставаться же ему ради двух учеников, которые сами-то хорошо, если через три-четыре недели здесь объявятся. И это притом, что еще в конце года преподаватель эльфийского – отнюдь не эльфийка, – попросила расчет. При таком раскладе лингвистические дисциплины оказались слабым звеном в учебном процессе, и Росс, я думаю, немало поломал и продолжает ломать голову над этой проблемой. Я так задумалась, что вздрогнула от неожиданности, когда хорошо поставленный баритон директора провозгласил мое имя, видимо представляя ученикам. Под одобрительный гул и хлопки адептов-старшекурсников сделала шаг вперед, улыбнувшись «группе поддержки», и отметила, что без встрепанной белобрысой шевелюры Кирана стало как-то пустовато. Линейка оказалась вовсе не такой торжественной и очень краткой, после чего учителя и ученики дружно поспешили на завтрак. Пока я раздумывала, что лучше – сначала отнести пособия и гербарий в аудиторию, а потом уже идти на завтрак или наоборот, меня окружили подростки и принялись наперебой расспрашивать, где Мири и Ас, почему их нет на линейке, вернутся ли они в школу. Сказать правду я не могла. Пришлось кое-как объяснять, что сестра с кузеном «по делам» в Галарэне и к исходу сентября, скорее всего, возвратятся в «Нарвал». А уж по каким делам, герцогине и ее кузену виднее, на то с ними и опекун от Короны. Наверное, я потешно смотрелась в окружении гомонящих подростков, потому что Дэрек с Изолт, поглядывая в нашу сторону, сначала весело переглядывались, а потом и вовсе принялись хихикать в кулак. Ага, смешно им! Но их я заметила мельком, вскользь, потому что за ними, чуть поодаль видела напряженную спину Росса. Он не оборачивался, но и не спешил уходить, будто бы вглядывался во что-то, и я бы даже поверила, что это так, если бы прямо перед ним не возвышалась лишь стена ограды, отделявшая «Нарвал» от остального мира. Но, в конце концов, все разбрелись, а мне достался замечательный помощник. Рыжеволосый Лив, который за лето вытянулся на четыре пальца и обзавелся еще одной унцией веснушек, вызвался помочь мне отнести гербарий в кабинет травоведения, поскольку левитировать его в таком эмоционально нестабильном состоянии чревато. А потом мы так же дружно топали в столовую, и я думала, как это здорово, когда есть дело, которому ты служишь, а оно служит тебе – источником удовлетворения, вдохновения и поддержкой в трудные времена.