Признаюсь я, что двое мы с тобой, Хотя в любви мы существо одно. (Уильям Шекспир. Сонет 37) Я поля влюбленным постелю - Пусть поют во сне и наяву... (Владимир Высоцкий "Баллада о любви")
В последнюю ночь перед полнолунием я спала плохо, то и дело просыпаясь с гулко колотящимся сердцем. Роса беспокоилась, возилась, нетерпеливо всхрапывала, а то вновь замирала, и волна онемения прокатывалась по телу от солнечного сплетения до макушки и кончиков пальцев. Поначалу очень легкое щекочущее чувство, нараставшее в последние две недели, теперь вызывало непреодолимое желание банально почесать спину, что я и делала при всякой удобной возможности об углы и дверные косяки, каждый раз рискуя быть застигнутой за этим странным занятием. Изменились и мои вкусовые пристрастия. Не то чтобы я была таким уж любителем мясного, но чтобы вовсе отказываться от отбивной, отдавая предпочтение квашеной капусте с брусничкой и салату из лобы, – такого со мной еще не бывало. Вместо завтрака или обеда с удовольствием грызла морковь, и теперь тарелка с очищенными корнеплодами всегда стояла у меня в комнате на столе. А вчера, спускаясь к избушке Сианурга, чтобы осмотреть его ногу, которая начинала немилосердно ныть перед ненастьем уже дня за три-четыре, я увидела кустики с кислицей. О Предвечная, какое же это было блаженство! Я сжевала все, что смогла найти, довольно жмурясь, и потерлась о гладкий ствол старой рябины. Хорошо, никто меня не видел. Как ни странно, после бессонной ночи спать не хотелось. Голова была ясной, мышление – холодным и четким. Это должно свершиться грядущей ночью. У меня есть время подготовиться, поскольку сегодня воскресенье и занятий нет. Но как именно и к чему? Еще раз пролистав конспекты на завтрашний день, села писать письмо детям в Галарэн. О том, что Зак теперь староста, а Бри стала совсем красавицей и забросила эльфийские романы, справедливо решив, что в жизни все не так и гораздо интереснее. А Лив вырос за лето настолько, что я его едва узнала. Что ребята вновь собрали команды по голкири и начали тренироваться. Но ей, Мири, замену искать не стали, потому что ждут, надеются на их с Асом скорейшее возвращение, передают приветы и пожелания поскорее разделаться с «важными делами». Потому как что же может быть важнее голкири? Письмо получилось на удивление длинным и обстоятельным, как любим мы с сестренкой. А иначе зачем брать в руки перо? Ради десятка дежурных фраз? Подумав, я приписала привет и от Росса, хотя, конечно, никакого привета он через меня не передавал, да и не мог, поскольку мы лишь обменивались церемонными полупоклонами. Но я-то точно знаю, что он думает о ребятах и ждет их. Так могу ли я не упомянуть об этом по причинам, к моим драконятам не имеющим ни малейшего отношения? Запечатав письмо, отнесла его на почтовый стол в холле общежития. В связи с военным положением адептам да и преподавателям закрыт был выход в город, за исключением случаев, когда надо было приобрести что-то совсем уж необходимое. Но и это лишь в сопровождении лорда Сианурга. Бывший воин же занимался отправкой и доставкой почты, ворча порой, что вот еще почтарем он не был. Это-то обстоятельство и занимало меня, пока я поднималась по ступенькам общежития и брела по коридору. Что бы меня ни ожидало будущей ночью, мне непременно нужно выбраться за пределы «Нарвала», за окраину города, в поля, на простор. Таково было желание Росы. А как его осуществить? Не обращаться же к Сианургу или, тем более, к Россу. Тогда к кому? Кто сможет мне помочь без последствий преодолеть защиту школы и при этом вполне достоин доверия? Собственно, едва я задала себе этот вопрос, ответа искать не пришлось. Браслет с камнями призыва лежал у меня в шкатулке, там же, где мамин оберег. С минуту поколебавшись, дотронулась до одного из самоцветов: – Шон! Шон, это Тин. Можешь помочь? Ртутно-серебристое зеркало портала засветилось почти сразу, а вот мага я узнала с трудом. На нем не было вечно дырявого балахона – штаны, заправленные в высокие эльфийские сапоги, короткий колет, а точнее, все же куртка, а под ней фуфайка с воротником, плотно охватывающим шею. – Привет! Что стряслось? Да, я уже поняла, что оторвала его от чего-то важного, поэтому не стала задавать глупых вопросов и рассыпаться в извинениях. Кратко и по возможности четко обрисовала проблему. Шон по-птичьи склонил голову набок, слушая, потом хмыкнул и выдал: – Знаешь, чего-то подобного я и ожидал. Ладно, выбраться из школы я тебе помогу. Как происходит рождение новой сущности единорога, мне видеть не приходилось, но вроде как значительно безболезненней, чем вылет дракона. Справимся. Хочешь, позову еще единорогов? Помогут. – Каких? – опешила я. – Наших, ларранских. Мы все сейчас здесь, в Китовом Киле, в том числе императорская семья. У вас на внешнем рейде драккары с викингами. Просят, так сказать, политического убежища. Неужто не слыхала? Город с недавнего времени гудит, как улей. – Нет, мы в школе о таком не слышали, – растерянно пробормотала я. Вот уж и впрямь чудны дела твои, Предвечная: викинги от викингов просят убежища в Империи. – Ну, так что, единорогов звать? – Не надо. Пожалуйста! Мы с Росой как-нибудь сами. Да, знаю, глупо, наверное. Но в такой важный, почти интимный момент видеть императорскую семью, пусть даже единорогами, – последнее, чего мне хотелось бы. И не надо меня спрашивать, почему. Это для тебя, Шон, они семья, а для меня… А для меня? Может быть, когда-нибудь, но не этой ночью. Ее я разделила бы только с Нейли. Маг все понял. Как все же хорошо иметь дело с драконами, когда их эмпатия не переходит границ допустимого! – А как насчет того, чтобы эти границы поставить? Ты же нормально держишь щиты. – Держу, – я не удивилась тому, с какой простотой он меня читал. – Но у нас дружеская беседа, а между друзьями это как-то… Разве не обидно, когда в доверительной беседе от тебя закрываются? Дракон пожал плечами: – У нас это нормально. Ты же не принимаешь меня в чем мать родила? – Ну ты сравнил! – Очень даже по делу сравнил. У нас ментальная магия на уровне рефлекса. Представь, если ты совсем открыта, сколько ненужной, лишней информации, эмоций, образов, переживаний, в том числе очень личных, ты можешь вылить на голову бедному своему собеседнику, сама того не желая? И, кстати, что за браслет, о котором ты так упорно думаешь? Украшение надо снять, даже не сомневайся: бабка кобылы не твое запястье, потолще будет. Все это я слушала, уже подняв щиты под насмешливым взглядом собеседника и оценив его деликатность: пожалуй, он без труда почерпнул бы из моей головы таааакие образы… – Этот браслет я снять не могу. Физически. Даже если бы хотела. Есть какой-то способ сделать так, чтобы он не врезáлся в ногу единорогу? Шон посмотрел совсем иначе: – Как он выглядит? Я расстегнула пуговку и подняла рукав. Маг на какое-то время замер с нечитаемым выражением на лице. Затем протянул руку, но не коснулся, лишь какое-то время держал ладонь над браслетом. Потом с интересом взглянул на меня: – Это то, что я думаю? – Не знаю. А чтό ты думаешь? – Эльфийский обручальный браслет. Гномья работа – такую филигрань могут выковывать только подгорные мастера. Я прав? – Да, – это относилось к первому утверждению, второе мне самой было неизвестно. – Тогда бояться нечего. Он всегда остается с первичной ипостасью. Не будет твоя кобылка щеголять браслетом, это не обычный амулет, тут иная Магия. Я с облегчением вздохнула. Никаких других украшений я и не носила, даже мамин оберег последнее время надевала редко. Шон, между тем, задумчиво пощипывал нижнюю губу. Наконец, спросил напрямик: – И кому из вас двоих пришла в голову идея тайнобрачия, если не секрет? – Никому, – я почувствовала, что краснею. – Так получилось. – Хм… Ладно, будь готова к девяти вечера. Случится что непредвиденное – зови. Он уже готовился открыть портал, когда я окликнула: – Шон, подожди! Маг оглянулся. – Ты скоро вернешься в Галарэн? Он пожал плечами: – Насовсем еще очень нескоро. Раньше Тими и Ас вернутся в школу. Но я бываю у них каждый день, заглядываю проведать, как выдается минутка. – И как они? – вот прямо сейчас я готова была его ухватить его за пуговку, усадить и обстоятельно расспрашивать, расспрашивать... Шон понял это и пресек на корню, отрапортовав: – Да все отлично! Окрепли, загорели. Бегают, плавают, аппетит драконий. По земляничному пирогу скучают. Я, кстати, тоже. Писем от тебя ждут. – Ой, а я ведь только что отнесла на почтовый стол письмо для них, да ведь оно обычной почтой когда еще дойдет! Может, ты передашь им, если видишь их так часто? – Давай, – обрадовался маг. – А то что ни вечер, то вечер школьных воспоминаний. Я стремглав бросилась вниз, и как раз вовремя: Сианург с огромной сумой на плече уже шел через двор к общежитию забирать письма. – Вот! – вбежав, я протянула Шону конверт. Маг спрятал его во внутреннем кармане куртки и, махнув рукой на прощанье, растаял за серебристой мембраной портала.✧ ☙ ✧ ☙ ✧ ☙ ✧
Мы оказались на лугу за пределами города, когда уплывшее за горизонт солнце, мелькнув напоследок в разрывах туч, погасило сумерки, и над миром сомкнулась ночь. Звезд почти не было видно, полная луна слабо серебрилась сквозь пелену облаков. Было безветренно и как-то напряженно. Сухо шелестела под ногами осенняя трава, уже не раз тронутая заморозками. Но нынешняя ночь была на удивление теплой. А может, это у меня от волнения и ожидания кипела кровь? Тихонько заржала Роса. Потом еще раз, призывно и требовательно. Я покосилась на Шона, но он, похоже, ничего не слышал. Глянул на меня с любопытством: – Ты что-то чувствуешь? – Роса. Она волнуется. Зовет. Кобылка вновь заржала, и мне вспомнилась иная ночь полнолуния, и луг, и прекрасный белый единорог… Где ты, мой Нейли – боль сердца и радость души? Где заплутала ты, наша хмельная весна? Небо над нами одно, ветер, звезды, луна… Горнего мира покой и бескрайняя дольнего ширь. Я в перекрестье миров, мою песню услышь! Просто шепни мне «люблю» – сердцу будет довольно… В разрыве туч луна невероятно яркая. Грудь на вдохе перехватывает неудержимым восторгом моей Росинки, и я не сразу понимаю, что за ее радостным ржанием слышу далекий, низкий голос Серебряного. А в следующий момент в лунном сиянии там, в сумраке ночи, возникает светящийся силуэт. Серебристо-белый сияющий жеребец движется быстро, но так плавно, что кажется, будто он плывет в стылой ночной мгле, и синие всполохи пробегают по рогу, пронзая тьму и разгоняя тучи. Теперь его Зов заполняет меня без остатка, вибрирует во мне, молит довериться и требует раскрыться. И я пошла за ним, как пошла бы, не задумываясь, за любимым… Мир внезапно вздрогнул, поплыл, наполняясь новыми звуками и запахами. Я подалась навстречу Серебряному, который один был для меня сейчас центром этого мира, его смыслом и душой… и обнаружила, что переступаю парой тонких белых ног. А когда встряхиваю головой, иссиня-черная шелковистая грива рассыпается по белоснежной конской шее. Что это? Добро пожаловать в мир, любовь моя! Сияющий единорог сделал последний шаг, разделявший его и Росу… – Ой, как интересно! Единороги вздрогнули и повернули головы к магу, который круглыми глазами восторженного мальчишки уставился на них. Но, видимо, что-то такое он все же прочитал во взгляде жеребца, отчего смущенно кашлянул: – Кхм… Ну, я, пожалуй, пойду… Кобылка подошла к нему и благодарно ткнулась теплыми губами в небритую щеку. Шон растерянно сморгнул, потом улыбнулся, погладил Росу по нежному бархатистому храпу. Шепнул: – Удачи! Так, значит, у ограды ровно в семь, – и шагнул к порталу…✧ ☙ ✧ ☙ ✧ ☙ ✧
Серебряной Росой и буйным Ветром несемся по ночному лугу, и бескрайний мир сияющим звездопадом осыпается нам под копыта. В хмельном восторге этой ночи разлито столько дивных ароматов, но чуткие ноздри единорога трепещут, улавливая запах любимого – и всё во мне срывается в галоп. Могучее тело почти касается моего, нет сил противиться желанию. Я замедляю бег, чтобы качнуться, прижаться, ощутить биенье страсти. И – сдаться, покориться сладкой муке, когда так нежно ласкаешь гордо выгнутую шею, а я в ответ перебираю мерцающую в лунном свете гриву. Играя, чуть прикусываю холку – ты вздрагиваешь, жарко припадая горячим боком… Да… Щекой к щеке – я слышу твое сердце. Оно во мне… Вот так, глаза в глаза… И нам с тобой не надо слов, любимый. Он на мгновенье замирает, касаясь лбом моего лба. Рога касаются друг друга, рассыпая искры. Потом теплые губы скользят по шее, обжигая дыханием, и, припав к лихорадочно пульсирующей жилке, любимый ловит волну сладкой дрожи, что прокатывается по моему телу до самого крупа и разливается томленьем… Уже готовы подломиться ноги, и сердце то забьется, то замрет… Ты мой, и я твоя… Да, милый, да, мне так желанна твоя тяжесть… Миг нашего соединения как чудо. Ты так неистов, так могуч и нежен. Ты весь во мне, и я в твоих объятьях. И в наслажденьи мы едины, победным ржаньем оглашая мир…✧ ☙ ✧ ☙ ✧ ☙ ✧
А мир – совсем другой. Он весь в круженье, он радужной метелью осиян. Он весь для нас, он этой ночью чертог Предвечной только для двоих, которые в своей Любви едины. Вселенная сияет зведным платом. Мужчина, Женщина. И все застыло перед мистерией Любви. Эльфийский плащ скользит с плеча под ноги и застилает мягкий шелк травы. Медвяны ароматы майской ночи, и теплый ветерок перебирает жемчуг прядей, что распела моя рука. Пусть где-то там дождями плачет осень – здесь вечный май и вечная весна… Нейли… Мой Нейли… В мире не придумано слов, чтобы высказать то, что переполняет меня. Это как крылья, как песня, как молитва. За нас говорят руки, губы, глаза. И поцелуй – неистовый и обжигающий, как танец огня, и нежный, как журчание лесного ручья. И все же ноги подламываются – мужчина опускает меня на шелк плаща. В глазах любимого шальной восторг и столько нежности, что кажется, я ею осияна, омыта и рождена в этот мир заново. Каждый поцелуй как «люблю». Я почти задыхаюсь, когда губы любимого выплетают дивные узоры на моей шее, и, словно бы дразня, он чуть прикусывает кожу над ключицей, чтобы в легчайшем поцелуе коснуться языком. Ах, что же ты творишь со мной… Пожалуй, это был последний осколок связной мысли. Когда же губы Нейли сомкнулись на соске, лаская слишком смело, я потерялась в волнах наслаждения, которое, сплетаясь в узел где-то внизу живота, пульсировало, заставляя тело выгибаться навстречу любимому, стонать и вскрикивать, навек забыв и сдержанность и стыд. Призывно касаясь жарким лоном, чувствую, как он возбужден и как - прекрасен. Желанный – вот теперь я в полной мере знаю смысл этого слова. Ловя ответный стон, стискиваю крепкие плечи, обнимаю бедрами и двигаюсь неспешно и дразня, смягчая лепестками твою твердость. Дрожь желания прокатывается по сильному телу воина, она говорит мне больше, чем твой сдержанный полувздох. Но нет, ты только тверже, ты просто так не сдашься. И – ускользаешь. Жаркие ладони ласкают бедра, затевают новую игру, и остается только сдаться, отдавшись власти нежных губ и языка. Какая пытка... На пике она почти как боль, которую нельзя терпеть – так сладко, так невыносимо, когда, казалось, сердце бьется там, где ты губами ловишь волны наслажденья, лаская каждый лепесток. А я… Я растворилась, утонула, захлебнулась криком… Ну дай же мне с тобой соединиться, иначе я умру! Он не спешил. Поднял голову, ловя мой хмельной взгляд и улыбнулся так, что сердце, бешено колотящееся в груди, на миг забыло биться. Как ты прекрасен – мой муж, любовник, господин и – раб! Ты жаждешь завершить игру триумфом страсти? Но партия моя еще за мной… Ты удивлен? Да полно! Разве ты ждал иного от жены? Ведь мы с тобой равны на брачном ложе, и ласку я дарить желаю едва ли не сильней, чем получать… Вот так, друг перед другом на коленях, как в то памятное утро, когда открылся твой обман. Я чувствую, как под ладонями напрягаются мускулы, твоя кожа солоновата от пота, и от этого кружится голова. – Люблю, – выдыхаю в ямочку меж ключицами, и теперь уже ты сжимаешь меня в объятьях, прикусывая губу и запрокидывая голову. А мне того и надо. Я слишком долго этого ждала, чтобы почти в исступлении не покрывать поцелуями твою шею, и грудь, и плечи. В какой-то момент ты со стоном увлекаешь меня на ложе, и я почти готова сдаться. Но ты так прекрасен, и эта ночь изменила меня. Мне открыт мир твоих потаенных желаний. Наших желаний. И пусть они сбудутся – это ночь любви. Все мое тело хочет тебя: губы – лаская в поцелуе и легким дуновением, язык – дразня и обещая, пальцы – чуть поглаживая, груди – призывно касаясь тебя, изнемогающего в моих руках… – Тирнариэль… – хрипло, на выдохе. – Даааа? – я, пожалуй, немножко кошка. А кошке иногда положено выпускать коготки. Когда я ноготками провожу по груди и животу, ты вздрагиваешь, выгибаясь, и твой член скользит в ложбинке меж моих грудей. Ох, кажется, я знаю, что общего у эльфа с единорогом… И слышу довольное ржание Росы, когда язык, играя, касается влажной плоти, обводит и на мгновенье прячется, позволяя губам коснуться ее в поцелуе, затевая восхитительную, ни с чем не сравнимую игру... Да, эта ночь слышала не только мои вскрики. Не я одна, изнемогая во власти любимого, судорожно сжимала подкладку плаща, служившего нам ложем. Ты тоже бессвязно бормотал весь этот бред – моля не мучать и взывая к продолженью сладкой муки… В какой момент мир вновь, рывком, переворачивается – и долгий поцелуй, глубокий, жадный, на пределе страсти, заставляет меня раскрыться под тобой, принять тебя как высший дар любви… и – боли. Нет, боли я не ждала, давно ведь не девица. Но тело, видно, рассудило по-иному. Того, другого, оно забыло и не желало вспоминать, сейчас и здесь Единственному отдаваясь с болью. Как в первый раз. Он почувствовал эту боль, а ведь я не вскрикнула. Почувствовал, как чувствовал до этого мои восторг и наслаждение. И разделил. И замер – такой прекрасный, близкий и желанный. Такой родной, мой Нейли. Я подалась навстречу, ощущая, как он наполняет меня всю, а мимолетная боль уходит, и с каждым толчком восторг растет во мне, готовый обрушиться лавиной на самом пике торжества… Да… да… твоя… О боги… Нейли… Он сильнее стиснул меня и полувсхлипнул-полувздохнул, с последним толчком заставляя вместе с ним сорваться в сияющий водоворот, из которого мы оба не сможем выплыть порознь – лишь слитыми воедино, как сейчас, когда он во мне, а я в его объятьях. И, кажется, нет уголка во вселенной, не озаренного светом нашей любви…✧ ☙ ✧ ☙ ✧ ☙ ✧
Шон, как и обещал, встретил нас в рассветных сумерках недалеко от школьной ограды. Нейли в последний раз стиснул мою ладонь и отпустил, кивнув магу. Тот изумленно глянул на букетик незабудок. Они успели вырасти в изголовье нашего ложа к тому времени, как муж снял чары и осень вновь вернула свои права на маленьком клочке земли, где, если верить преданиям, сиротке и в ночь Середины зимы непременно удастся отыскать подснежники. Взглянул, но промолчал, украдкой улыбнувшись чему-то своему. А небо по-прежнему было на удивление ясным, и догоравшие звезды провожали меня, когда вслед за драконом я шагнула в портал.