***
К свадьбе все было готово. Трандуил с Леоль прибыли под стены города, причем лесной король сделал вид, что от него не так давно никто из гномов и не сбегал. Клятвы были принесены дважды. В первом случае возле ворот Эребора. Здесь собрались люди и эльфы, из гномов же почти никого не было, лишь несколько представителей этого народа. Невесту встретил Торин. На всеобщем языке сначала он, потом эльфа произнесли клятвы. Оба говорили равнодушно, занятые иными мыслями. Они виделись впервые, а потому с интересом поглядывали друг на друга. Эльфа и вправду была ростом не выше гнома, темноволосая и сероглазая. Но на этом черты ее внешности, которые могли бы понравиться Торину, заканчивались. Ее телосложение – слишком тонкое по его мнению, и слишком вытянутое, – казалось ему почти плоским. Это впечатление усиливало ее платье свободного покроя. Гладкие волосы лежали прямо по плечам, они лишь слегка вились, отчего их можно было вовсе не заметить – никакой пышности. Естественно, никакой бороды или бакенбард у нее не было. Черты лица мелкие, только глаза довольно широкие, а остальное все будто кукольное, больше нарисованное, чем настоящее, словно процарапанное резцом, а не вылепленное скульптором. Девушка же, напротив, ужасалась излишней волосатости гнома. Черные с проседью волосы хоть и были расчесаны, но казались больше похожими на гриву. Борода, правда, короткая в сравнении с другими гномами, все же вместе с усами была такой, что толком не разобрать ни линии губ, ни очертаний лица. Громадные плечи, укрытые еще и плащом с меховым подбоем, казались вовсе гигантскими. Такие надо великану, а тут они были прилеплены на непропорционально короткое туловище и ноги. Может, поэтому и чудилось, что его будто бы сплющили. Да еще одежда – вся тяжелая, громоздкая. Ни одной изящной черты. И то же в лице: его будто бы вырубали топором - настолько все было крупным. Конечно, гномов ей видеть доводилось и раньше. И оценивала она их не за внешнюю привлекательность, одна лишь дружба с Мегинмундом говорила о многом. Но то была дружба. А с этим гномом ей надо будет жить… Собравшиеся гости восторженными криками приветствовали новых молодоженов. Но гномов это не трогало. Едва прозвучали последние слова, произнесенные Леоль, как все гномы, кто был за воротами, потянулись в свое королевство. Торин, держа невесту за руку, также направился в Эребор. – Вы напрасно согласились, – еле слышно произнесла Леоль. – Ты настолько не желаешь быть моей женой? – усмехнулся Дубощит. – Дело не в этом. Ты в присутствии всех только что фактически показал, что будешь жить в мире с Лихолесьем, во всем помогать. Трандуил наверняка воспользуется этим. Не знаю, как, но… – Я не собираюсь быть его игрушкой. В этот миг они вошли под своды города. Здесь уже все было иначе. В тронном зале Эребора были одни гномы. Лишь в виде исключения сюда пустили отдельных представителей людей и эльфов – Барда и Трандуила с небольшим сопровождением. Но разница была не только в этом. Здесь были две свадьбы. Кроме Торина и Леоль, в центре зала стояли Фрерин и Дарфи. И если первые до того смотрели друг на друга изучающее, то вторые сейчас просто излучали счастье, отводя взгляд лишь на миг, – и вновь встречаясь глазами. Текст клятвы на кхуздуле Леоль дали накануне, не поясняя, что именно означают эти слова, – гномы слишком оберегали свой язык. Девушка его честно выучила, но как именно надо произносить, не знала. Ей повезло – первыми клятву произносили принц и его невеста. Леоль со всем вниманием выслушала речь, произнесенную Дарфи. Эльфийку спасал острый слух: когда пришел ее черед произнести клятву, Леоль в точности произнесла каждый звук, копируя даже длину слога. Древний язык гномов в устах эльфы звучал несколько странно – гортанные звуки смягчались, чуть приглушались ее глубоким, но мелодичным голосом. Гномы, терпеливо выслушав ее, тихо зашептались. А Торин стал вдруг хмур, отчего эльфийке оставалось гадать, так ли верно она произнесла клятву. Она себя ощущала все отвратительнее. Леоль приглядывалась к платьям гномок – и отмечала, что ее собственное сшито иначе, хоть она впервые уступила настояниям лихолесских эльфов, надев платье по их моде. И ее прическа не похожа на гномью – у них не в чести были распущенные и не закрученные локоны. Она среди этого королевства – безумие. И это безумие устроил Трандуил.***
На последовавшем за свадебной церемонией пиру гномы произносили тосты и речи на всеобщем, из уважения к гостям. И Леоль задумалась, на каком языке они будут разговаривать после того, как люди и эльфы уйдут? Зато благодаря этому застолью девушка хотя бы узнала семью мужа. До этого она видела лишь Дис и Дарфи. Теперь же поочередно с речами выступили племянники Дубощита, а также его кузены. Последних было очень много и все очень разные. Но расположение у Леоль вызвал только один, пухлый седобородый гном, кажется, советник Торина, по имени Балин. Его брат, Двалин, высоченный гном, которого девушка смутно помнила еще с того момента, как они гостили у Трандуила, вызывал страх. Он и на пиру был все также молчалив, угрюм, на всех смотрел исподлобья. Полный гном с пышной рыжей бородой, Глоин, и его глухой брат Оин выглядели совершено заросшими и неухоженными. – Где ты так чисто научилась говорить на нашем языке? – Торин воспользовался небольшой паузой среди речей, чтобы тихо обратиться к жене. – Я не училась, – покраснела та, понимая теперь, что заставило гнома хмуриться. – Я просто в точности повторила то, что сказала Дарфи. – Правда? – удивленно спросила та. Она сидела рядом с эльфой и потому все отлично слышала. – А я тоже была уверена, что ты знаешь язык. – Ну, выучишь, – кивнул Фрерин, вступая в разговор. – Ори научит. – Ни к чему, – коротко бросил Торин. И Леоль отчего-то сразу поняла, что он хочет этим сказать. А вот брат не понял, он рассудил, что это ревность к постороннему мужчине, который будет рядом с его женой – пусть пока и нелюбимой. – Тогда Дарфи, – предложил он. – Ни к чему, – вновь холодно заметил Торин. На этот раз брат не стал спорить, только чуть неодобрительно качнул головой. Гостям иных рас вскоре дали понять, что их присутствие далее необязательно. И те поняли, что им лучше убраться. Серый маг и хоббит, просидевшие всю свадьбу несколько в стороне, покинули Эребор последними. Таркуна, как заметил Дубощит, Леоль провожала странным взглядом – то ли ненависти, то ли облегчения. Зато гномы в отсутствие людей и эльфов вдруг полностью переменились. Конечно, и теперь порой звучали тосты с пожеланием здоровья и долголетия супругам. Но теперь в них было меньше официального тона и больше сердечности. Все больше подгорного народа плясало везде, где только можно. Леоль не поверила глазам, увидев, как до сих пор мрачный Двалин вдруг отправился плясать в компании юной гномочки, сопровождавшей в пути принцессу Дис. Дарфи иногда переводила эльфийке речь того или иного гнома: Леоль угадала – едва за делегацией закрылись ворота, как гномы разом перешли на кхуздул. И если бы не Дарфи, она совершенно не понимала бы, кто и что говорит. Торин был не очень доволен тем, что эльфе переводят их язык, но молчал, только хмурился и поглядывал на девушек. Фрерина же, кажется, веселили эти взгляды брата. Леоль на миг даже пожалела, что ее выдали замуж не за принца: при том, что Фрерин был почти копией брата, только седины меньше и борода подлиннее, характером он был гораздо приятнее. Эльфа понимала, отчего Дарфи отдала свое сердце именно младшему. Однако вскоре принцу надоело наблюдать за братом и вести себя, как он, на собственной же свадьбе. Поэтому Фрерин схватил супругу за руку и утащил танцевать. Гномья музыка была быстрой, заводной, громкой. Она совершенно не походила на нежные певучие мотивы эльфов. Как отличались и танцы. Если эльфы всегда старались будто порхать, стремясь к легкости и невесомости, то подгорный народ, наоборот, всячески пытался показать, как он тяжел и крепок. Леоль с интересом смотрела, как Дарфи старательно топает окованным мифрилом каблуком сапога. Гномы словно старались заглушить музыку, но она гремела на весь зал, теряясь в немыслимо высоких потолках. – Не нравится? – спросил ее вдруг Торин. – Непривычно, – отозвалась эльфа. – Это Кузни Махала, – пояснил гном. Теперь Леоль поняла, почему они так топают – подражают ударам молота по наковальне. И вправду похоже, ведь сапоги у всех окованы металлом. – Ты не доверяешь мне, – произнесла девушка. Не спрашивала, утверждала. – Поэтому не хочешь, чтобы я знала ваш язык. – А почему я должен тебе доверять? – Не должен, – согласилась эльфа. – Но можешь попробовать сделать так, как я предложу, на переговорах? – Собираешься давать мне советы? – поморщился Торин. – Я постараюсь обойтись без раздутой эльфийской мудрости. – Как пожелаешь, решать тебе, – кивнула Леоль. – Я лишь хотела сказать, мне кажется, есть способ показать и эльфам, и людям истинное лицо Трандуила. Сейчас люди верят, что Бард пытается добиться мира и восстановления древнего города. А Трандуил желает ему лишь помочь, как он якобы помог вам в войне. – Удивительно, что в этом наши взгляды совпадают, – пробормотал Дубощит. Верить эльфийке Торин не желал, он всячески пытался уличить девушку во лжи и попытке предательства. – Ты мог бы начать разговор с ними не в шатре, а с дозорной площадки, – продолжала Леоль. – При всех объявив, что готов поделиться богатствами. Но не отсыпать золота Барду и Трандуилу, а заплатить Трандуилу за лес, который эльфы предоставят для восстановления города. – Что мне это даст? – буркнул Торин. – Они согласятся. – Полагаю, да, – кивнула эльфа. – Бард точно согласится – если ему нужен город, а не деньги. Но если твой народ будет отслеживать, чтобы дерево поступало качественное, Трандуил не сможет часть золота попросту присвоить себе. Покажи Барду, что ты – союзник лучший, нежели эльфы. Скажи, что твой народ сейчас только возвращается в свой город, а потому вам нужна еда. Пусть люди поделятся своими запасами. Скажи, что поставите камень для домов взамен. Гном молчал, обдумывая сказанное женой. Пока Аркенстон у врагов, они в любом случае добьются, чтобы его народу пришлось делиться сокровищами. И предложение эльфийки, пожалуй, будет как нельзя лучше. В этом случае он мог контролировать амбиции противников. А если эти условия выставить при всех, то ни Бард, ни Трандуил не смогут говорить о том, что Дубощит несговорчив. Тогда даже в глазах других они, с Аркенстоном в руках, нежелающие идти навстречу, когда им предлагают фактически отстроить город, будут выглядеть как вымогатели. – А если они откажутся? – вслух спросил он. – Камень у них. – Вызови их на откровенность, заставь при всех проговориться, чего они хотят. Если Бард хочет не город, а золото, он будет упорствовать. Если город, то согласится, ведь для восстановления Дейла не золото нужно, а камень и дерево. А Трандуил… он будет очень неосторожен в глазах людей и гномов, если продолжит настаивать на самоцветах. – Я подумаю над твоими словами, – медленно кивнул Торин. Решение он на самом деле уже принял. Но озвучивать его не хотел, как не желал и верить эльфийке.***
Праздник еще продолжался, когда Торин встал, кивнул брату, а затем подал руку эльфийке. Гномы весело засмеялись, выкрикивая какие-то шуточки вслед им и Фрерину с Дарфи, поднявшимися следом. От зала, где шел пир, они направились к королевской части горы, наиболее высоко расположенной, как поняла Леоль, потому что они постоянно поднимались по каким-то лестницам. Девушка догадывалась, что идут они к супружеским спальням. И от этого становилось боязно. Принять саму мысль о том, что она будет женой гнома, ей было тяжело. И она с трудом гнала от себя мысли о том, что брак это не только проживание в одной комнате. Конечно, была робкая надежда, что гном не возжелает ее, потому что она уродлива по его меркам. Но эта надежда исчезла, когда они направились к спальне. Зачем тогда Торину было спешить, если требовать исполнения долга он не собирается? Мог оставаться на празднике, там общество приятнее будет. Дарфи, в противоположность эльфийке, хотя и побаивалась того, что должно произойти, ждала этого. Она то краснела, то бледнела, судорожно цеплялась за рукав камзола мужа и поглядывала на его лицо. Кажется, даже когда она пришла к нему перед походом, Дарфи испытывала меньше смущения, чем сейчас. Даже то, что Фрерин порой успокаивающе ей улыбался или чуть поглаживал ее по запястью, не могло успокоить гномку, слишком неуютным ей все это казалось. Эребор был еще во многом разрушен. Но покои королевской семьи были очищены одними из первых. Правда, их в большей степени отмывали от пыли и грязи, чем восстанавливали. Дракон, ворвавшись в королевство, направился сразу в сокровищницу. Поэтому основные разрушения были там, где пролегал его путь. Торин остановился в одном из коридоров, каком – эльфийка уже замучилась считать, хотя это отвлекало ее от тяжелых мыслей. Здесь король пожелал брату ночи, горячей чем в кузнях, чем вызвал новый смущенный румянец у Дарфи. Говорил он на кхуздуле, поэтому для Леоль его слова остались загадкой. Но по реакции гномки она поняла, что сказанное было не очень приличным. После этого они расстались, расходясь каждый в свои покои.***
Это склеп, думала Леоль, оглядывая покои. Да, тут высокие потолки. Здесь есть мебель, высеченная из камня, но вся с подушечками и покрывалами, поэтому и не угадать сразу, из чего она сделана. Но здесь совершенно нет воздуха, она не ощущает ни единого дуновения ветерка, сюда не проникает свет солнца или луны. Это темница. И эта темница станет ее склепом. Хуже того, в этом склепе ей надо будет спать на одном ложе с мужчиной, который вызывает отвращение. Видеть его обнаженным?! Быть вынужденной его касаться?! Он, конечно, не такой вонючий, как старательно расписывали ей лихолесские эльфы всех гномов. Просто «его» запах вовсе не был похож на садовые или полевые цветы, которыми привычно благоухали эльфы. Гном пах потом вперемешку с запахом штолен и шахт, именно там бывает какая-то странная сырость, стойко ассоциирующаяся с тюремной. В ее мире все же иначе. Многие народы перемешались между собой, границы стерлись между расами. И Мег, один из телохранителей отца, был просто с очень выраженными чертами гномов, но в его крови, кажется, хватало и иных народов. Поэтому там было во многом проще… Ее воспоминания прервал Торин, видимо, решивший ненадолго изменить себе, а потому заговоривший с женой на всеобщем, разъясняя ей, что и где в покоях, куда ведут те или иные двери. Леоль кивала, слушая с каким-то отрешенным равнодушием. Она сделала шаг навстречу мужу, думала девушка. Она показала, что желает ему помочь, что она не враг. Не потому, что испытывала к нему какие-то добрые чувства. А потому что знала, что отныне ей жить здесь, с ним. Пусть ее тюремщик ее не будет любить, как и она его, но хотя бы взаимное уважение они могут испытывать. А еще потому что надеялась однажды обрести свободу – вырваться отсюда, уйти. Если бы у ворот Эребора не было Серого мага, то и ее бы уже не было тут – сбежала бы, за руку схватить не успели бы! И все же – она пошла навстречу мужу. Торин не принял этот шаг или не понял его. Он демонстративно показывал, что говорить будет только на своем языке и на всеобщем с ней говорит лишь по необходимости. Не благодарил ее за ту помощь, которую она пыталась ему оказать. Иными словами, он показывал, что она тут чужая. Гном открыл дверь в спальню, и девушка, сцепив зубы, заставила себя туда пройти. – Купальня там, – кивнул Торин на очередную дверь. Эльфийка в очередной раз кивнула, благодаря за пояснения. Ее вещи – точнее то, что посчитали нужным с ней передать по приказу Трандуила, – уже должны быть в этих комнатах. Поэтому девушка просто сразу прошла в ванную комнату. Ополоснувшись и словно смыв с себя прошлую жизнь, Леоль в нерешительности остановилась. Кто-то из гномок, прислуживающих королю, добросовестно расставил все «ее» флаконы на новом месте. Здесь было немало масел и духов: то, что ей понравилось, она получила в свое распоряжение, пользуясь хорошим отношением к ней Леголаса. Но все эти ароматы были не те, которыми пользовались гномки. Леоль, хотя была не уверена в себе и почти ни с кем не общалась из гномок, успела обратить внимание на то, что подгорный народ предпочитает весомые ароматы. Эльфы же, как и она сама, предпочитали совсем легкие, цветочные запахи. И сейчас девушка не знала, как поступить. Других ароматов у нее не было – следует ли ей воспользоваться своим? Но что если Торина это разозлит, он может подумать, что она тем самым себя отделяет от его народа, даже в такой мелочи. Не пользоваться ничем было непривычно – использовать ароматические воды и масла она начала с юношеских лет. Но после некоторых колебаний, девушка решила, что так будет разумнее. Пусть он лучше упрекнет ее в том, что она не пытается быть соблазнительной в его глазах, – все равно она ничем не похожа на гномку, разве только ростом. Надев сорочку, девушка решила, что и в нежелании понравиться мужу ее тоже нельзя обвинить. Рубашка не была открытой, но, на манер ее народа, тонкая ткань достаточно плотно прилегала к телу, обрисовывая его контуры. Однако Торин при ее появлении остался совершенно равнодушен. Чуть кивнул и сам проследовал в купальню. Эльфе же только и оставалось, что залезть под одеяло, размышляя о том, следует ли ей обидеться. Судя по всему, ей уделяют внимания не больше, чем какой-нибудь прислужнице. Сделала – молодец, я заметил. И все. Хотя, это было скорее просто женское самолюбие. Девушка понимала, что странно ожидать от мужа приветливого обращения, ведь его отношение к эльфам ей известно. Из купальни гном вышел вовсе не голым, наоборот, пожалуй, слишком одетым для предстоящей брачной ночи – на нем был теплый халат, под которым угадывался спальный комбинезон. Торин остановился у края кровати, глядя на супругу. Та не поднимала глаз, в душе борясь с детским желанием сбежать и запереться в ванной. – Кажется, я не кажусь тебе привлекательным, – иронично заявил вдруг он. – Но, скажу тебе честно, у меня тоже ничего не встает при взгляде на тебя. Леоль вспыхнула от этой откровенности. Но утешилась тем, что муж по-прежнему разговаривает с ней на всеобщем, значит, есть надежда, что он хотя бы не презирает ее и готов видеть в ней равную. – Принуждать тебя быть моей я не буду, – продолжил Торин после небольшой паузы. – И был бы не против вовсе этого не делать. Однако люди и эльфы ждут, что ты станешь моей женой, – в том, как они это понимают. Реши сама, когда это произойдет. Но учти, что я желаю получить свое как можно раньше, а не ждать столетия. Эльфа растерянно подняла на него взгляд. – Я… очень признательна тебе, – пробормотала она. – Ты прав, я не испытываю к тебе никаких чувств. Но… я постараюсь сделать все от меня зависящее, что требует от меня мой статус. – У нас есть три дня, – чуть пожал плечами Торин. – Мы можем не торопиться. – Три дня? – переспросила Леоль недоуменно. – По нашим обычаям супруги остаются наедине в течение трех дней и четырех ночей. К нам лишь порой будет заходить моя сестра, приносить еду. Так что все это время ты и я будем в этих покоях одни. Достаточно времени, чтобы узнать друг друга и решиться на близость. Теперь становилось ясно, почему Торин с ней разговаривает. И в самом деле, три дня с ней наедине – как иначе добиться чего-то? – Понятно, – поникшим голосом отозвалась эльфийка. – Придется тебе привыкать к моей вони и грязи, – насмешливо отозвался Дубощит, скрывая за этой насмешкой вдруг вспыхнувшую жалость к девушке. – Ты вовсе не воняешь, – безразлично возразила она. – Просто… Раньше я никогда не бывала так долго взаперти. Даже Трандуил позволял мне выходить хотя бы раз в два дня… – Позволял выходить? – напряженно переспросил Торин. – Прости, – эльфа улыбнулась грустно. – Я пыталась тебе объяснить, но не было времени. Для Трандуила я – пешка, не имеющая никакого веса. Это тебе он сказал, что я прихожусь ему родней, но это только отчасти так. Я пришла с востока, я из авари. И наше родство с лесными эльфами разделяют тысячелетия. Он надеялся использовать меня… Долго рассказывать, наверное, как получилось, что он принял это решение. Но он понял, что сможет избавиться от меня и одновременно наказать, – и все с выгодой для себя, в глазах всех связав тебя обещанием дружбы и помощи его народу. – Это мы еще посмотрим, – пробормотал Торин. Он вновь окинул девушку взглядом, теперь уже с некоторой теплотой. В конце концов, может быть она и не совсем такая, как другие из ее народа. Кроме того, она - женщина, а уважение к дамам своего народа пусть и в меньшей степени, но распространялось и на других. Леоль же пока вела себя как друг ему... И враг Трандуилу. Торин, все обдумав, принялся снимать халат. Отбросив его на кресло, взялся за комбинезон. – Сними рубашку, так будет удобнее, чем возиться с одеждой потом, – предложил он, взглянув на эльфийку. Та смутилась, но сорочку принялась стягивать, стараясь не смотреть в сторону гнома. Торин же, освободившись от одежды, приблизился к кровати, поглядывая на девушку несколько удивленно. Кто бы мог подумать, что за просторной одеждой скрывается приятная округлая фигурка? Конечно, эльфийка была худенькой, особенно в талии, кажется, что ее двумя пальцами переломить можно. И ноги слишком вытянутые, да и в бедрах хотелось бы, чтобы пошире было. Но все же не совсем плоская, как он думал. Больше всего привлекала взор грудь. Округлая и высокая, она манила погладить ее и помять. Леоль, избавившись наконец от сорочки, смущенно глянула на мужа. И так и замерла, заливаясь краской. Гном был не так толст и волосат, как большинство из их народа. Однако темные волоски покрывали все его тело, местами особенно густо. Торин был выше ее, но совершенно иначе сложен. Широченные плечи и столь же широкая грудь переходили в живот, не очень большой, но определенно плотный. Непривычно короткие ноги, как и все другое покрытые волосами, вызывали отторжение, особенно в сочетании с тем, что… Даже висящий, его орган казался слишком большим. А если правда, что он обычно увеличивается для проникновения в женщину… Эльфийке стало по-настоящему страшно. Торин поймал ее взгляд: паника, почти ужас плескались в нем. – Я не буду тебя мучить, – гном сел на кровать, осторожно взял в ладонь ее личико, удерживая так, чтобы она продолжала смотреть ему в глаза. – Не бойся. Все, что я сделаю, не повредит тебе. Сам он не был в этом так уверен, уж слишком маленькой и худенькой она казалась по сравнению с ним. Но говорил так спокойно, что девушка несколько пришла в себя. Смотреть в его глаза, такие глубокие и понимающие, было гораздо проще. Ведь неважно, как выглядит этот мужчина, даже если он не нравится внешне, глаза у него не гномьи, не эльфийские, не человечьи – у него глаза мужчины, который ей сочувствует и понимает ее. – Торин, я… ты не подумай, что я не желаю выполнять свой долг жены, – залепетала она. – Просто… Мне кажется, я не смогу… Ты… разорвешь меня… – Не думай пока об этом, – мягко прервал ее муж. В его голосе была теплота, забота. И это вправду помогало не думать о предстоящем. Гном погладил ее по голове, словно ребенка. Его руки, такие нежные сейчас, что это казалось невозможным для громадных лапищ, осторожно перебирали ее волосы, потом спустились ниже, ласково поглаживая по плечам. Он только мысленно удивлялся тому, какими мягкими были волосы, какой гладкой, нежной ее кожа. – Не бойся, – вновь произнес он, понизив голос почти до шепота. – Я просто пока буду тебя трогать повсюду, ласкать и целовать. Это не больно и не причинит тебе вреда. Доверься мне, хорошо? Леоль чуть кивнула, подчиняясь слабому давлению его рук, легла на кровать. Торин вновь обежал взглядом ее фигурку. Девчонка все также его не возбуждала. Да и он у нее, кажется, лишь отвращение вызывает. Надо как-то заставить ее расслабиться, а себя возбудиться, иначе они ничего не смогут сделать, разве что еще больше возненавидят друг друга. – Прикрой глаза, – предложил Торин мягко. – Тебе так будет немного легче. Просто не думай, что происходит. Закрой глаза и позволь мне делать то, что я делаю. Договорились?