The trail we blaze

Я сначала думала расширить эту часть, но потом поняла, что дописывать там, где уже есть всё, что нужно - глупо. Спасибо читателям за то, что ждали. Последнюю главу я действительно расширю и дополню (там поднимется и рейтинг), надеюсь, это будет сделано не зря. Может быть, данная работа не совершенна, может, в ней слишком много аллюзий, но мне она нравится такой, какая она есть. Желаю всем приятного чтения!

Город Золота поражал воображение. Здесь, казалось, сбывались мечты всех пиратов и искателей сокровищ – вода сияла изумрудными бликами, женщины и дети щеголяли драгоценными серьгами и браслетами, везде, куда ни глянь, сверкало жёлтым, алым, зелёным, и не было конца этой изумительной роскоши. Дофламинго честно старался не сильно глазеть по сторонам и не пялиться на практически обнажённых девушек, кокетливо улыбавшихся ему со всех сторон. Определённо, если только их сейчас не сожрут, то быть богом очень даже неплохо. Вождь встал в центре площади, куда стянулись местные жители, поднял руки к небу и громко рассказал, кого встретили войны, когда обходили границу. Об убитых товарищах он сказал «погибли, как подобает героям», и никто пикнуть не посмел, или спросить, от чего могли умереть опытные бойцы. Крокодайл спокойно оглядывал торжествующую толпу и запоминал каждое слово – привычка, способная сохранить жизнь в нужный момент. Им обещали золотые реки и рубиновые горы, а также всевозможные праздники в их честь. Похоже, в легендах этого народа существовало предание о двух богах верхом на мифическом священном звере, которые принесут процветание городу и благословят его на многие тысячелетия вперёд. Религия так тесно переплелась в сознании этих людей с вымыслом, что они готовы были принять за главных героев пророчества первых встречных. О да, выглядят они, конечно, по-божески: осунувшиеся, грязные, уставшие. Красота неземная. К счастью, речь вождя не тянулась бесконечно долго. Богов проводили в храм, показали их покои, купальню, подали чистую одежду и почтительно удалились, напомнив, что вечером будет великое торжество. — Вот это да! — Минго чувствовал себя словно в своей тарелке: быстро помылся, переоделся, замотав бёдра пёстрой тканью, на шею повесил золотые бусы, на руки – браслеты, а на голову – венец, ловивший на острые грани отсветы сотен свечей. — Мне здесь нравится! Вот золото, — запустил пальцы в гору монет, рассыпанную прямо на полу, — вот, — покружился, демонстрируя себя со всех сторон, — почёт и любовь народа! Разве не здорово, а? То, что мы хотели? — Быстро ты изменил своё мнение, — Крокодайл не спешил радоваться, переодеваясь скорее по необходимости, чем с удовольствием. — Не бывает всё так просто, Минго. Нам либо невероятно повезло, либо скоро случится что-то плохое. — Да хватит каркать! — легкомысленно махнул рукой в ответ Дофламинго, схватил бутыль с каким-то ароматическим маслом и поднёс к носу. — Давай побудем тут недельку, утащим как можно больше сокровищ, а потом скажем, что нам пора возвращаться на Небо, — хихикнул он, размазывая терпкое масло пачули по коже. Она блестела и выглядела покрытой тонким слоем золота. Крокодайл не мог не согласиться, что другу и наряд, и золото, и почёт шли до безобразия, что он в них купался, как рыба в воде. Но сам Крокодайл чувствовал себя неуютно, будто бы зверь в красивой клетке. Вздохнув, он нерешительно кивнул, принимая к действию план Донкихота. Другого у них всё равно нет. — А давай я тебе уши проколю? — привязался вдруг Дофламинго, выбрав обычные простые серьги из груды украшений. — Будет не больно, честно. И ещё смотри, сколько колец! Выбирай любое! Крокодайл тяжело вздохнул и присел на ложе, усыпанное лепестками роз. Их будто ждали. Слишком подозрительно. Не услышав ответа «нет», Дофламинго принялся за дело, благо в просторной комнате имелось всё необходимое. От него одуряюще сильно пахло пачули, но в сочетании с естественным запахом тела, это даже бодрило. Крокодайл напрягся, не позволяя себе рассыпаться песком при осторожном прикосновении к уху. Легко перетерпев смехотворную боль, он потрогал ставшие неожиданно тяжёлыми мочки ушей. А Минго уже протягивал ему в горсти кольца, улыбаясь так, будто он лично нырял за ними на дно морское. Поразительный и несносный мальчишка. Вечером их позвал сам вождь, ещё раз представил народу и протянул два кубка, наполненных крепким вином с какими-то специями. Дофламинго осушил своё подношение в три глотка и довольно улыбнулся. Девушки облизывали его подтянутую фигуру взглядами, едва сдерживаясь, чтобы не зайти дальше видимого внешне вожделения, а Крокодайл лишь слегка пригубил вино. Его пришлось допить позже под пристальным взглядом вождя, а в кубок тут же полилось ещё, и ещё, и ещё… Безумная круговерть песен, плясок, сплетение тел и приторно-сладкий запах, пьянящий лучше алкоголя – всё это заволокло сознание розоватым туманом. Последнее, что помнил Крокодайл – Дофламинго, который целовал обнажённую девушку, и лицо другой нимфы в опасной близости от своего лица. Она поцеловала Крокодайла, и её губы были чертовски мерзкими на вкус. После третьего кубка вина разум отказался работать в таких условиях и покинул хозяина до утра. Утро началось для Дофламинго в полдень, если верить солнечным часам. Он сонно потянулся, не размыкая глаз, нашарил рядом что-то округлое и тёплое, и с трудом вспомнил, с кем провёл ночь. Две дикарки, похотливые, как кошки, не отлипали от него несколько часов к ряду, что было прямым вызовом, чёрт возьми! «Даже в постели я бог», — самодовольно подумал Дофламинго, приподнялся, скинув с плеча руку одной из девушек, и осмотрелся. Ложе превратилось в поле боя для любовных утех, кругом валялись подушки и смятые покрывала. И ни следа Крокодайла, который, вроде бы, тоже нашёл себе спутницу для приятной компании. Может, они ушли к ней домой? Мешать другу развлекаться Дофламинго не хотел, но что-то больно кольнуло его под рёбра, словно острой иглой. Стало вдруг противно лежать на одной кровати с незнакомыми девицами. Купальня осталась там, где была вчера. Вымывшись и надев свою старую, кем-то вымытую и починенную одежду, Минго закрепил за поясом револьвер и, как мог, скрыл его расшитой золотом безрукавкой. Вообще золота он на себя нацепил сколько мог унести – и серьги, и кольца, и браслеты, чтобы в случае чего не остаться на мели. Почему-то сквозь похмельный туман, почти не мучивший мозг, вспомнились смутные предчувствия Крокодайла. «Зря я от него отмахнулся, — виновато подумалось Донкихоту. Он обошёл все залы выделенного им храма, но друга нигде не было. — Его чутьё нас ни разу не подводило. И где Мизуки? Эту тварь, наверное, ублажали не хуже, чем нас! Священное животное, Дейви Джонс его дери…» Лестница, что вела вниз, тысяча с лишним ступенек, тоже пустовала. Только возле какого-то там священного очага возился мальчишка лет тринадцати, бледный и весь вспотевший. Солнца не было, стояла немного прохладная, но не сырая погода. От чего это он взмок, будто бегом по всем ступеням летел? — Эй, пацан, — окликнул его Дофламинго. Дикарь вздрогнул, вытянулся по струнке и спрятал правую руку за спину. — Ты не видел моего… Второго небожителя? У меня к нему важное божественное дело! — П-простите… — пролепетал дикарь, бледнея ещё сильнее. — Но я не з-знаю… Донкихот не привык к отказам. Терпеть их он мог лишь от одного человека. Человека, который пропал неизвестно куда. Человека, который за две недели путешествия стал дороже родного брата. — Руку, — дикарь дёрнулся, попытался убежать, но Дофламинго схватил его за шею, сжимая до тех пор, пока мерзавец не замер, боясь шевельнуться. Его правая рука была высушена до состояния ветки, пальцы стали ломкими и тонкими, того и гляди разлетятся песком на ветру. Такое мог сделать только… — Где он?! Мальчишка закашлялся, но упорно мотнул головой. Минго скрипнул зубами и сломал в кулаке его руку-ветку. Дикарь забился в болезненном спазме, изо рта полезла пена, но вторая рука, здоровая, указала направление. Свернув шею свидетелю, Дофламинго вернулся в храм за мешком, куда постарался закинуть как можно больше золота. Закончив с этим, он стремительно вылетел из храма, теперь уже не останавливаясь, даже если слышал позади возмущённые окрики. Крокодайл очнулся с ощущением, будто его долго и упорно били чем-то тяжёлым по голове. Ощущение не обмануло – по виску текла тёплая струя, заливая глаз тёмно-красным. Невыносимо зудело и болело лицо, переносица, губы были если не разбиты, то точно сильно пострадали. Логия никогда не допустила бы таких повреждений, но силы покинули тело, песок, рассыпанный повсюду, не желал подчиняться, сколько бы Крокодайл ни прожигал его взглядом. Над головой звучали приглушённые неразборчивые голоса. Всё, что Крокодайл смог разглядеть и понять – его опоили какой-то дрянью, сковали кайросеки и кинули в центр алтаря, белеющего невероятно ярко, до рези в глазах. Где-то сбоку жалобно ревел связанный Мизуки. «Так вот каким образом боги должны были принести городу процветание, — горько подумал Крокодайл, не чувствуя рук. Они онемели от близкого контакта с концентрированным морем. — Надеюсь, дурная птица успела улететь, и его не схватили». Мысль о Дофламинго отозвалась тянущей болью в груди. Жаль, что его мечта – золото, почёт, слава, всеобщая любовь, – не сбылась. И вдвойне жаль, что этот мальчишка не успеет порадоваться тому, как хорошо смотрятся серьги в ушах друга. Глупости какие в голову лезут, вздор, вздор… Но тёплый. Согревает на ледяном камне, который, кажется, впитал в себя холод всех ледников мира. Голоса стали громче, били набатом в ушах, а может вождь просто ударил в колокол, непонятно. Тягучие, сахарно-приторные благовония забивались в нос, не давали дышать. Кровь капала на белое, стекала по желобку вниз и наполняла глиняную чашу. Крокодайл уже ничего не понимал и ничего не хотел. Нет, он думал о вариантах побега, но кайросеки туманили разум с каждой минутой всё сильнее. Он вздрагивал от шагов совсем рядом с собой, от рёва верблюда, и сам старался сохранять лицо хотя бы перед смертью. Если осталось, что сохранять. Когда именно в речитатив вклинился смутно знакомый голос, а затем выстрелы, Крокодайл не понял. Он быстро дёрнулся на звук, угадывая в нём знакомые яростные интонации. Дикари взвыли и отбежали от алтаря, но тут же почему-то упали, как подкошенные. В том пятачке, что достался пирату для обзора, лежал вождь с закатившимися глазами. Он упал не от пули, это точно. А рядом вдруг опустился кто-то тёплый, до сих пор пахнувший пачули. Он осторожно коснулся выкрученных рук, и Крокодайл не смог сдержать болезненного шипения. — Неважно выглядишь, Кроки, — сказал Дофламинго ласково, вытирая чьей-то туникой кровь с его лица. — Тебя хотели принести в жертву? Уроды… — Ты им, видимо, больше понравился, — нашёл в себе силы съязвить Крокодайл, и поморщился, когда обжигающие пальцы коснулись раны на переносице. — Вали отсюда. Весь город ты не перебьёшь и… — Заткнись, — резко прорычал Донкихот. Крокодайл неожиданно для себя покорно замолчал, чувствуя, как ловкие пальцы ощупывают кандалы на руках. — Ключи где? — Не знаю, посмотри у вождя. Несколько мгновений раздавались лишь неразборчивые ругательства. — Нету! Крокодайл ухмыльнулся. Неудивительно. — Тогда оставь меня. С кайросеки я далеко не уйду. Но нет, упрямец не желал слушать! Он снова склонился над Крокодайлом, подёргал цепь и вдруг с радостным возгласом освободил одну руку. — Что?.. — Кайросеки только на левой, похоже. Давай, поднимайся. Посмотрим, что можно сделать. Дофламинго крутил замок и так и эдак, пробовал вскрыть, но всё тщетно. Крокодайла трясло и знобило, он устал и перепугался как никогда в жизни, а знакомое до боли чувство беспомощности выкручивало его душу наизнанку. Он попытался оттолкнуть Донкихота, но тот рявкнул ещё злее, так, что голова будто бы треснула где-то глубоко внутри. — Зачем они это делали? В чём смысл?! И лицо тебе… — ещё кровоточивший шрам приковывал к себе взгляд не хуже липкой смолы. — Смотри. Там что-то есть. На небольшом возвышении лежал странный фрукт. С завитками, цвета переспелой сливы или даже чуточку гнилой, но без запаха. Дофламинго взвесил находку в руке, с сомнением посмотрел на Крокодайла. — Это Дьявольский Фрукт. На вкус мерзость, — поделился опытом Крокодайл, криво улыбнувшись. — Сомневаюсь, что он чем-то нам поможет. Разве что с его помощью получится мне руку отрубить, ага. И я сдохну через пару часов от потери крови. Дофламинго так посмотрел на него… Горько, глубоко, умоляюще и безумно, что у Крокодайла ёкнуло сердце. Неужели он правда собирается… Нет, идиота кусок! — Ты же плавать не сможешь! — Волнение о дурной птице перебило панику и страх потерять руку или вообще остаться лежать тут, пока другие дикари не закончат начатое. — Кто знает, что за силу он даст! Не ешь… Тьфу ты, чёрт. Я же говорил, что на вкус хуже… — …дерьма, — подтвердил Дофламинго, отбрасывая в сторону бесполезный уже фрукт. Тело наполнила странная лёгкость, будто у него выросли крылья. Но они не выросли, а вариант с отрезанием руки показался вдруг довольно… простым. — Кроки, я хочу, чтобы мы вернулись на корабль вместе. Хочу довезти этого придурочного верблюда до Арабасты. И вообще, если я тебя тут оставлю, то как смогу жить дальше?! Крокодайл выслушал жаркую речь с каменным выражением лица. Но внимательно. Не пропуская каждого слова. Его бросало сперва в жар, а потом в холод, но Минго говорил слишком убедительно. И честно. Ему хотелось доверять. — Кроки, послушай… — Режь, — устало. — Что? — Дофламинго прервал новую тираду и уставился на друга как на привидение. — Я не ослышался? Ты правда согласен? — Ты оглох? Да! Не тяни кота за яйца, олух, — процедил сквозь зубы Крокодайл и зажмурил глаза. — Быстрее! Снаружи уже слышались возбуждённые голоса дикарей. Огонь тревожно плясал в ложах факелов, отбрасывая кровавые тени на лица неподвижных жрецов. Дофламинго глубоко вдохнул и мягко провёл пальцем по коже Крокодайл совсем рядом с кайросеки, но не касаясь этого отвратительно металла. Срез идеально ровный. Чистый. Замотав обрубок куском ткани, чтобы остановить кровь хотя бы на время, Крокодайл встал, сразу пошатываясь. Сделал короткий шаг и упал бы наверняка, но его вовремя поддержал Донкихот. Поднял на руки, как принцессу, и при этом так ярко и заразительно улыбался, что Крокодайл не захотел тратить остаток сил на споры. Пусть страдает ерундой, если ему очень хочется. Потом услышит о себе много нового… Дикари в ужасе рухнули, как и те, в храме, стоило Дофламинго выйти наружу. За ним семенил боевой верблюд, освобождённый небрежным движением руки. Кто-то из воинов попытался проделать в жертвах во славу благополучия города пару лишних дырок, но упал, потеряв и руку, и копьё. Корабль стоял на якоре там, где они его оставили. С новыми парусами и загруженный под завязку золотом. Дофламинго едва не уронил свою бесценную ношу на песок, но сумел справиться с эмоциями вовремя. — Наверное, они хотели отправить его дрейфовать в открытом море. Тоже своего рода жертва, — слабо пробормотал Крокодайл, будто было очень важно знать, зачем дикари осчастливили их деньгами на двадцать лет вперёд. Поднять якорь оказалось легче, чем представлялось вначале. Дьявольский фрукт окрылял в прямом смысле, а высыпавшие на берег дикари только подгоняли и заряжали энтузиазмом. Паруса наполнились попутным ветром, и корабль быстро поплыл прочь от острова с несметными богатствами, которые достались двум искателем приключений слишком большой ценой.