Donne

Мальчик, младший сынок одного из маститых донов Альянса, смотрел на нее с благоговением. Льстило, конечно, тем более, что взгляд его то и дело сползал на ее грудь. Грудь Бьянки неделю назад подтянула в салоне. Ничего особенного, но ей ведь уже почти сорок лет, все так делают. На самом деле, подтяжечка там была крохотная, курам на смех. Фигуру в свои годы Гокудера Бьянки сохранила отличную. Во всяком случае, именно так она твердила себе каждое утро перед обязательной пробежкой. Именно об этом говорили восхищенные взгляды на улице. Или вот на таких вот «благотворительных вечерах», на которых влиятельные Семьи прощупывали почву на предмет выгодных союзов. - Сеньорита Гокудера, - мальчик (Лучиано? Лоренцо?) изобразил вежливый поклон. Протянул лапку. На лапке тускло блестели Кольца Грозы, второй уровень, не больше. – Позволите вас пригласить?.. Бьянки благосклонно улыбнулась, разрешая увлечь себя в круг приземленного вальса. Пошарила мимоходом взглядом по залу. Она не без основания полагала себя самой эффектной женщиной вечера. На ее стороне, кроме бережно лелеемой внешности, играла репутация. За нее говорило ее платье, темно-вишневое, очень простое, всего на ладонь выше колена, зато с глубоким вырезом. Волосы Бьянки уложила наверх, позволяя желающим любоваться безупречной, несмотря на возраст, шеей. Смотрите, мне почти сорок, а я великолепна, как всегда. И не важно, в какую сторону «почти». Мальчик вел ее в танце с прежним благоговением, а она оглядывалась украдкой, профессионально отмечая детальки. Вон пташки Вонголы, блистательные супруги сиятельных сеньоров, окружили донну Саваду, похожую со своими медовыми локонами и нарядом из газовой зеленой ткани на крошку-эльфа. Рядом с ней невестка, женушка Хаято, ревниво высматривает муженька поверх бокала шампанского. Шампанское темно-розовое, не шампанское которое, а игристое вино. Помада у Гокудеры Хару тоже темно-розовая, в тон провокационному брючному костюму. Невестка после родов заметно поправилась и, видно, собиралась так и остаться с округлыми бочками. Она умела, безусловно, себя подавать, однако от семейных дрязг шарм ее не уберег. Младший брат Бьянки, малыш Хаято (давно уже, к сожалению, не малыш) не делал ничего предосудительного: в другом конце зала он мирно беседовал с доном Каваллоне, не забывая тоже оглядывать зал. Его, правда, не жена волновала, а собственное начальство. Могущественный дон Вонгола, невысокий мужчина без галстука, как раз безо всякого удовольствия танцевал с тоненькой донной Джиглио Неро. Политика донны сеньора Саваду Цунаеши в последнее время не устраивала, а такие дела он предпочитал сначала прощупать неформальными переговорами. Хаято, бессменный Савадин консильери, все понимал, никакой ревности себе не позволял, но все равно тихо ярился. Когда все успело так запутаться? Чуть дальше, у самой колоннады, эпатировали закостенелую публику другие савадины господа Хранители, числом двое. Мелодия у вальса была очень простая, но они и под ее изображали нечто странное и сложное. Не говоря уж, что в закостенелых сливках общества как-то не принято лицезреть вальсирующих мужчин. Впрочем, и Туману, и Облаку Вонголы всегда было категорически наплевать на чужие мнения, тем более, отличные от их собственных. А за колоннадой, на балконе, если приглядеться, угадывался сухощавый длинный силуэт. Два силуэта, но второй, в широкой темной мантии, подрагивал, как голограмма. Реборн не обращал внимания на сборище; Реборн обсуждал нечто очень важное с единственным на этом балу жизни представителем Варии, и ему, очевидно, совершенно наплевать, с кем там танцует официальная любовница. Официальная любовница. Черт подери. - Сеньорита? – испуганный голос Лоренцо-Лучиано возвратил Бьянки к реальности. – Сеньорита, что-то не так? Должно быть, задумавшись, она скорчила неподобающую мину. Вряд ли кто-то среди сонма танцующих обратил на то внимание, кроме ее горе-партнера. - Ну что ты, - Бьянки поспешила сладко улыбнуться и, повинуясь порыву, потрепала мальчика по гладко выбритой загорелой щеке. – Все хорошо. Снова посмотрела в сторону балкона, они с юношей как раз удачно повернулись. Реборн и Мармон стояли в паре шагов друг от друга, и ничего не указывало на опасность. Какую опасность может вообще представлять Мармон? Почти ничто и не знает, что она женщина, даже и не думают, что в Варию может затесаться женщина. Сама-то Бьянки знала от Реборна. Реборну Мармон (Вайпер, называл он ее, малышка Вайпер) казалась забавной в своей меркантильности и отчужденности. А Бьянки злилась. Реборн не давал поводов, его, по большему счету, вообще не интересовали романтические отношения, и Бьянки оставалось лишь радоваться, что для нее самой он делает некоторое исключение. Она радовалась, о да. Но ее темперамент, ее самолюбие и гордость, в конце концов, требовали большего. - Сеньорита, вы так задумчивы, - заметил Лоренцо-Лучиано-или-как-его-там. – Я вижу, вас что-то расстраивает. - То, что ты называешь меня сеньоритой, мой милый, - промурлыкала Бьянки, небрежно поводя округлым нежным плечом. Она знала, ее кожа безупречна. Мальчик тут же залип. – Просто Бьянки, честное слово. Я тебя не съем и ничем не опою. Мальчик подобострастно хохотнул. - Как вам будет угодно, донья Бьянки! Музыка кончилась, сменилась новой. Бьянки мягко высвободилась из рук кавалера, поймала официанта и цапнула бокал с тем самым игристым вином. На вкус оно походило на забродившую розу, зато называлось, наверняка, как-нибудь с безумной претензией. Иногда Бьянки хотелось провести над бокалом рукой с верным кольцом, не Кольцом Пламени, а обычным. В кольце имелся полый камень, внутри набитый особым порошком ее собственного изобретения. Порошок не могли обнаружить никакой экспертизой, он действовал не сразу, он по большему счету сделал ее известной. Ядовитые блюда уже потом. Так вот, часто ей хотелось провести рукой над бокалом, а после поднести возлюбленному Реборну с улыбкой и поцелуем. Если бы он спросил, за что, она бы горько рассмеялась. Да так, любимый мой, родной мой, сердце мое, солнце мое, сказала бы. Я так тебя люблю, я жизнь за тебя отдам, я и проклятого тебя любила, на других не смотрела. А нынче и проклятья нет, и ничего между нами не стоит, так отчего же я до сих пор не сеньора Реборн?! Мне ведь почти сорок, «почти» – в смысле сорок семь. Я все еще прекрасна, но я не становлюсь моложе, и у меня нет дара Тумана, чтобы это скрыть. Так почему я по-прежнему сеньорита? Она не смогла бы этого сделать, нет, конечно нет. А если бы и смогла - Реборн за столько лет еще ни разу не взял ни еды, ни напитка из ее рук. Ее репутация ему тоже говорила сама за себя.