XLVII. НЕВЫНОСИМОЕ СОСЕДСТВО: ЗАКАТ ВСТРЕЧАЕТ РАССВЕТ
9 марта 2015 г. в 19:29
Неделя персонального ада тянулась убийственно долго. Для Гриммджоу Джагержака и для Кучики Бьякуи. Для обоих. Первый — постоянно натыкался на беспощадную надменность в глазах противника, унижающую королевское эго Сексты до размеров незаметной пылинки из пустыни Уэко Мундо. Второй — беспрестанно встречался с недопустимым для аристократа бессовестно-нахальным взглядом, так грубо глядящим на него, точно на хищную добычу. Самое удручающее, что общие невыносимые пытки светили обреченностью, ведь никто из участников необъявленной войны, не знал, когда придет ей конец. Куросаки, по-прежнему, не просыпалась, а, значит, их встречи изо дня в день были неизбежными.
Их взгляды давно перестали скрывать взаимную неприязнь, напротив, серые и голубые глаза кричали безмолвно проклятья в адрес друг другу и о страстном желании расправы над противником. Тем не менее, мысленный поединок арранкара и капитана не нарушал тишину, трепетно витавшую в этой комнате. Ради нее, девушки, поглощенной на время этой тишиной, они готовы были молчать, сдерживаться, не замечать или мириться, как с ежедневным созерцанием друг друга, так и с вынужденным соседством в ее душе.
Сёдзи беззвучно отодвинулись, но Кучики Бьякуя спиной почувствовал его появление. Он тут же бросил через плечо не без тени негодования:
— Если я разрешил тебе появляться здесь, это еще не значит, что можешь опаздывать и приходить сюда, когда вздумается.
— Ну, извини, что старался спасти свою задницу от вездесущих синигами! — Поёрничал Гриммджоу Джагерджак, представая глазам капитана.
— Уволь меня от подробностей, — с невозмутимым лицом произнес Бьякуя, в глубине борясь с десятикратно взорвавшимся в этот момент желанием вышвырнуть сквернослова подальше отсюда.
Голубоглазый обошел соперника и опустился на пол перед ним. Теперь оба сидели по разные стороны от Куросаки, сверля друг друга обоюдо-презрительными взглядами. Электрические импульсы нагнетали обстановку, метаясь между серой сталью и голубым огнем. Такие разные, как небо и земля, они все же не шевелились, прикипев к этому месту, которое магнитом притягивало эти противоположности к одному центру вселенной.
— Чего? Сейчас мое время, — недовольно заметил арранкар и крепко сжал правую руку Куросаки. Рык просился из груди наружу, но он сдержался. Все в нем, и взгляд, и лицо, и тело более, чем красноречиво, кричало Бьякуе: «Проваливай отсюда!»
— А я его у тебя и не отбираю… — С невероятным спокойствием парировал Кучики и невесомо прижался своими изящными пальцами к левой ладони Куросаки. Его выражение лица не бросалось столь очевидными эмоциями, стремительно мечущимися внутри Эспады, но упрямый взгляд все же твердил: «Это мой дом! Что хочу, то и делаю».
Вынужденная недоговоренность явно обоим давалась все хуже и хуже.
А все чертовка Йоруичи, нашедшая столь омерзительный выход для одного и невероятно мучительный — для второго, будто бы одним махом мстя обоим мужчинам с особой женской изощренностью. В ту ночь, когда они с Гриммджоу тайком пробрались в Сейрейтей и навестили поместье Кучики, все секреты для нее стали слишком явными. Больно говорящее заботливое ухаживание бесстрастного капитана за больной. Чистая авантюра влюбленного арранкара, не испугавшегося «логова» врага ради встречи с желанной женщиной. Йоруичи стала невольным третейским судьей в завязавшемся негласном противостоянии, и это обстоятельство, пускай и ни к месту, но жутко забавляло ее.
— И что ты намерен делать, малыш Бьякуя? — Под сенью лунных сакур спрашивала принцесса Шихоин у аристократа в окончание случившегося меж ними внезапного откровенного разговора.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, арранкара и Ичиго. Ичиго и арранкара. Наверное, неразумно и даже жестоко держать их подальше друг от друга.
— А разумно приводить его к синигами, всем своим естеством реагирующим на присутствие пустого?
— Ну, здесь ты прав… Надо сказать, чтобы Кисуке что-то придумал с его реяцу.
— И?..
— И? Бьякуя, ты такой тугодум… Тогда он сможет приходить сюда каждую ночь.
— Что? — Лишь вскинул недовольно бровь Кучики, хотя душа внутри него взорвалась от негодования. Он надеялся, что весьма категорический тон пробирающего голоса должен был показать кошке его изначальное и единственно верное отношение к самой нелепой идее, случившейся в ее мозгу.
— Ну, малыш, соглашайся… — Принцесса ухватилась за его руку и прижалась крепкими ласковыми объятиями. Ее грудь мягко вжалась в его кожу.
Капитан раздраженно отдернул руку:
— Йоруичи, прекрати. В конце концов, я тебе не Урахара.
— В том то и беда. По-доброму проницательный Кисуке старается угодить людям, которые для него дороги, ты же, не менее проницательный, заботишься только о себе и чертовой репутации своего клана!
— Ох, что ты от меня хочешь? — С тяжело скрываемым раздражением спросил Бьякуя. Этот разговор стал его утомлять, а разоткровенничавшееся сердце так хотело уединения.
— Чтобы ты подумал о Куросаки. Что будет лучше для нее, для женщины, к которой ты испытываешь чувства?
— Мало того, что она кричит его имя по ночам, так ты еще хочешь, чтобы я лицезрел этого арранкара воочию?! — Его брови нахмурились. Невиданное количество перемен настроений для Кучики за столь краткий период.
— Ну, можешь, не лицезреть, — хмыкнула кошка. — Разделите дежурства: ночью — он, днем — ты. Малышня все равно отправится скоро в Каракуру сдавать выпускные экзамены, а слишком надоедливое присутствие Рукии и Абарая ты всегда сможешь пресечь.
Бьякуя ничего не ответил — он и сам думал об этом, разве, что в его планы вовсе не входил соперник, а, тем более, арранкар.
Капитан пообещал подумать и потащил ее обратно в комнату к Куросаки, отмечая, что «сегодня и так явил достаточно великодушия для недопустимо присутствующего в его доме врага».
Кучики осторожно, стараясь не скрипеть, приоткрыл сёдзи и замер на пороге. «Удивленный Бьякуя?» — Изумилась Йоруичи и просунула голову между застывшим капитаном и створкой дверцы.
— Вот оно что… — Усмехнулась кошка и подмигнула капитану.
Тот, по-прежнему, растеряно смотрел на свою рыжеволосую гостью, которая все также беспробудно спала в его доме, на его футоне, в выбранном им лучшем одеянии… Но столь прекрасную, услаждавшую его истосковавшееся по любовной нежности сердце, картину портило единственное обстоятельство: нагловатого вида тип с голубыми волосами и сомкнутыми сном такими же глазами, который прижимал к себе это сокровище крепкими ручищами и безоговорочными объятиями. И что тут было поделать? В самом деле, не оттягивать же его силой от ослабленной Куросаки, которой, кстати говоря, судя по выражению умиленного лица, нравились столь тесные оковы…
С той ночи капитан Кучики бесчисленное количество раз пожалел, что сразу не выставил прочь арранкара с его напарницей-кошкой. Что в очередной раз нарушил закон и не выдал врага на суд Совета 46-ти. Что вообще позволил себе пойти на поводу у Йоруичи. Эти закатно-рассветные встречи изначально не пришлись ему по душе, последующие безмолвные дуэли — терзали его гордость, соперничество за Куросаки — сводило с ума, вызывая все сильнее и сильнее в его душе того вспыльчивого подростка, желавшего раскромсать своего противника на мелкие куски Сенбонзакурой.
И чем он только думал, когда соглашался на это шокирующее предложение?! Помимо личного душевного дискомфорта, глава клана Кучики невероятно рисковал оказаться в опале всего Общества душ — слишком проблематичным и все менее незаметным оказывалось ежедневное проникновение Эспады в Сейрейтей. Рано или поздно его могли обнаружить и обличить Кучики в предательстве… Хотя, пока даже самые близкие к нему люди, не знали о столь невероятном происшествии в мирке проводников душ, тем более, не могли предположить в числе его зачинщиков — «самого правильного» капитана 6-го отряда Готея 13.
Серый печальный взгляд обласкал рыжеволосую девушку, всегда пахнущую в его воспоминаниях спелой клубникой. Однажды ему приснился сон, который чуть не свершился в реальности, и мечта претворить его снова однажды попросту растаяла под шепот манящих уст, зовущих, увы, не его…
— Гриммджоу… — Прошептала опять спящая Куросаки.
Лицо арранкара просияло, растягиваясь в неприлично широкой улыбке. Лицо капитана нахмурилось, утопив серую сталь в печальную пучину. Каждый из них вновь и вновь получал свою порцию удовольствия для одного и боли для второго.
— Почему ты? — Вдруг спросил Бьякуя.
Джагерджак в вопросительном удивлении уставился на синигами. Тот, как обычно, не кричал и не негодовал, но спрашивал как-то чересчур эмоционально проникновенно. В его всегда умных и проницательных глазах впервые за столько времени читалось замешательство.
— Что именно ты хочешь знать?
— Почему она зовет тебя?
«А кого ей звать, тебя, айсберг, что ли?» — Подумал Секста, но сдержался от неуместных комментариев. Вопреки их различным душам, манерам и отношению к жизни, вопреки разности их чувств к этой девушке, Гриммджоу вполне мог представить себя на месте капитана. Наверное, он бы даже чувствовал куда более сильные смешанные чувства.
Тем не менее, озвученный вопрос всколыхнул иную сторону реальности. Гриммджоу задумался сам для себя… А ведь, правда, почему она звала его? Он снился ей или ее разум просто выдавал это имя в какой-то бессознательности? Если снился, то снился ли как-то по-особенному? В момент их предсмертного единения, когда казалось не было никого дороже во всем мире, или же, напротив, в часы их кровопролитных сражений, когда он так неистово издевался над ней.
Джагерджак вздрогнул от неприятного послевкусия своего прошлого: звериная сущность его натуры показалась ему вновь омерзительной. Что ни говори, но этот новый человеческий мир, человеческая форма, человеческая жизнь, человеческие чувства рисовали его прошлый королевский образ поведения просто чудовищным.
Гриммджоу нахмурился: слишком много рассуждений, слишком много сантиментов были не ко времени. Серый испытывающий взгляд, коловший его сотнями невидимых клинков Сенбонзакуры, все еще требовал ответов.
— Я просто был с ней рядом, — буркнул он неотчетливо.
— Вот как… — рассеянно проронил Бьякуя. Он не ожидал, что его предположения настолько точно окажутся верными, к тому же такими, простыми и безоговорочными. Разочарование отдалось эхом в душе, и ответ арранкара вызвал запоздавшие угрызения совести.
Да, Кучики во всем виноват сам. Ему надо было также последовать за Куросаки в мир живых, поддержать в сражении с Айзеном, оказаться в должный момент, чтобы спасти ее или прийти на помощь. Та голубая вспышка молнии, стремительно влетевшая в гарганту, оказалась куда более решительным арранкаром, чем преданным капитаном… Преданным всегда, всем и во всём. Как бы сильно он тогда не переживал за временную синигами, остаться в Уэко Мундо требовали от него и иные обязательства. Там оставались Рукия и его лейтенант — такие же несмышленые вояки, как и Куросаки, жизни которых, возможно, в большей мере зависели от его вмешательства…
Капитан нежно пригладил руку Ичиго: «Прости, Куросаки, что не смог быть только твоим…» Кучики медленно поднялся с пола и направился к выходу.
— И это все? — Удрученно спросил арранкар, ожидавший более активных объяснений и заметной ответной реакции. Бьякуя повернул к нему профиль и вопросительно поднял бровь. — Ты просто отступишься от нее?
— Хм… — Задумчиво проронил капитан. — Я не намерен противостоять Куросаки Ичиго. Я никогда не мог ее победить. — Сталь в его глазах немного размякла. Он бросил прощальный взгляд на девушку: — Но я умею ждать. Время для синигами длиннее человеческой жизни…