Blue Strawberry

      — И, что, мне, правда, надо уходить? — Уже минут с двадцать топтался на месте Гриммджоу, прощаясь с Куросаки перед ее домом.       — Прости… — Виновато пожала плечами девушка. — Отец с девочками вернулись, а, значит, мы не можем оставаться здесь вдвоем. По крайней мере, мне нужно подготовить их к этой новости…       — По-моему, они и так в курсе всего, — кивнул голубоволосый на окно кухни, из которого за ними, плохо скрываясь, наблюдали три пары любопытных глаз.       Ичиго усмехнулась: в этой семье ничего невозможно скрыть. Чего только стоит поступок отца, давший ей и Гриммджоу побыть наедине целых два дня и две ночи!!!       — В конце концов, это возможность и нам немного передохнуть… — Попыталась мягко вылавировать Куросаки.       — От чего это еще?! — Вспыхнул глазами Джагерджак.       — Ну… От усердных «тренировок», — чмокнула она его в щеку. — Прости, Гримм, но я всего лишь человек и не могу так быстро восстанавливать силы, как бывший Эспада.       Он недовольно хмыкнул: злой Секста — вредный Секста.       — Хм. Не помню, с каких пор, разрешил называть меня «Гриммом»… Этой кошачьей кличкой?!       — С тех самых, когда стал шептать мне свое «киса»… — Она промурлыкала в его ухо что-то сладкое и возбуждающее.       Гриммджоу завелся сразу и ткнулся носом в ее щеку, рука дерзко скользнула под футболку, и Ичиго пришлось затащить арранкара к отвесной стене, которую невозможно было наблюдать ни с какого окна дома, разве что, непосредственно выйдя на крыльцо… Звериный рык вперемешку со смачными причмокиванием смешил Куросаки, которая четко и безоговорочно установила дозволенные рамки на сегодня.       — Гримм… Тебе пора… — Настойчиво она прошептала.       — Приказываешь? Это хор-р-рошо, — нагло залез он языком в рот «своей госпожи», но та, отказываясь играть, больно прикусила губу арранкару.       — Куросаки, ёпт!.. Больно!       — Будешь знать, как самому кусаться… — Усмехнулась она победоносно, но показной силы надолго не хватило и она прижалась щекой к его плечу. — Прости. Правда.       — Да, ладно, — опешил Джагерджак такой перемене: — Я, конечно, зверюга, но не настолько, чтобы замучить тебя и лишить всех сил…       — Они и так безостановочно покидают меня. Моя реяцу медленно, но все же слабеет. Ты, наверняка, почувствовал это…       Ее лицо вдруг сделалось серьезным и печальным. Секста Эспада, несклонный к сантиментам, поскольку не любил щемящее чувство огорчения в груди, крепко прижал к себе горемыку-синигами, пытаясь утопить поток ее грусти в своем сверхмерном оптимизме.       — Ты справишься. Я — рядом. Что такое потеря сил по сравнению со смертью? У нас бывали времена и похуже…       Куросаки в ответ обняла парня, прикладывая ладони ему на лопатки: ей так нравилось чувствовать в них вибрации его сердца, такого живого, решительного, не сдающегося и преданного.       — Спасибо, — произнесла она, утыкаясь лицом в горевшую пониманием душу.       — А, пустяки, — рассеянно произнес он. Подобные минуты нежности вызывали в Гриммджоу не то легкое раздражение, не то жуткое смущение. Ощущение этой чувственной уязвимости в реальности, не окутанной простынями, шло в разрез с его впечатавшейся в разум самоуверенностью и с тщательно хранимым имиджем крутого парня.       — Так значит, до завтра? — Посмотрела в глаза арранкара Ичиго.       — Ты все-таки настаиваешь, чтобы я присоединился к вашим задушевным посиделкам со школьными сопляками?       — Мог бы сказать то же самое, но помягче… — Постучала она пальчиком по его лбу, где отпечаталась вся его грубость. — Я обещала им все рассказать о себе, а ты — теперь часть меня: часть моей жизни, которая случилась со мной там, в Уэко Мундо, часть жизни, которая теперь сплетается со мной здесь, на земле.       — Ну, хорошо, — буркнул Гриммджоу. — Я постараюсь прийти, если шляпник и кошка не втянут меня в очередную бессмысленную затею.       — Тебе явно нравится возиться с ними, признайся?       — Не-а, никогда, — рассмеялся Гриммджоу, не высказывая вслух свою искреннюю забаву от общения с чудаками из магазинчика Урахары. Кроме крыши над головой, они давали ему такую поистине странную необходимую дружескую поддержку, ведь в этом мире сложно было выживать в одиночку.       Куросаки проводила взглядом вышедшего в калитку Джагерджака, который и в человеческом обличье не изменял своему стилю — белая футболка, белые брюки, белые спортивные туфли. Чем не персональный арранкар для города Каракуры, у которого уже имелась личная временная синигами? Хм, все-таки странная они парочка. И, кстати, об этом…       — Как же вам всем не стыдно следить за мной, — недовольно прокричала из коридора Ичиго. Ей бы быстро проскочить за вещами и деньгами, чтобы поспеть на встречу с Мацумото и Иноуэ в торговом центре, но устроить нагоняй своей не менее странной семейке — дело святое.       Иссин прожогом выбежал из кухни и бросился к ней с распростертыми объятиями. Однако старшая Куросаки ловко для себя увернулась, а вот ее отец неудачно врезался лбом прямо во входную дверь.       — И-чи-го… За что ж ты так с папой?.. — Прокряхтел он, сползая на пол.       — И, что, этот арранкар — теперь твой парень? — В коридоре появилась недовольная Карин со скрещенными руками на груди.       — К-карин? — Округлила глаза Ичиго. — Откуда ты?..       — Ну, знаешь, его реяцу пустого никуда не улетучилась, — заметила она с вызовом.       — Неправда, и ты сама это знаешь — парировала Куросаки. Реяцу Гриммджоу претерпела серьезные изменения и не отдавала той опустошающей тьмой, которой обычно располагали члены Эспады, и даже его личный отличительный импульс яростной разрушительности теперь проступал пунктиром лишь в минуты крайнего раздражения Сексты.       — Хм… — Хмыкнула Карин и довольно усмехнулась: — Ладно, нам отец все рассказал.       — Иссин?! — Ичиго гневно посмотрела на все еще валявшегося у ее ног родителя. Жуткое желание шлепнуть того по спине с ноги загорелось в Куросаки, но она вспомнила свое недавнее обещание: «Стать к нему немножко добрее…»       Сосчитав в уме до десяти и поборов в себе крайнюю ярость, рыжеволосая вздернула отца на ноги и поставила его перед собой.       — Ох, и длинный же у тебя язык, папаша… — С укором покачала она головой.       — Сестричка, а, что такое «арранкар»? — Смущенно поинтересовалась Юзу, появившаяся последней из кухни. Разговор в коридоре плавно превращался в семейное собрание.       — Арранкар — это чудовище, пожирающее пустых, души умерших и живых людей. Бу-га-га-га! — Скорчила злобную мину темноволосая двойняшка.       Юзу вскрикнула и прижала рот ладошкой.       — Завались, Карин! — Ткнула пальцем в нее вспыхнувшая Ичиго. — Ты ничего не знаешь! Ни о нем! Ни обо мне! Ни о том, что мы пережили…       — Она права, Карин, — послышался голос Иссина за спиной у старшей Куросаки.       Его серьезный тон обратил на себя взоры всех дочерей, но отца это совершенно не смутило. Он все давно уже решил для себя. Перед глазами неизбежно стояла сцена из прошлого, в котором странного вида воин с пробитой грудью насквозь умирал на коленях Ичиго. Человек или пустой — здесь уже не играло разницы: для любого отца весьма весомым аргументом становился тот факт, что кто-то когда-то защитил его чадо от смерти.       — Что, в сотый раз будешь рассказывать нам о том, как он спас ее? — Упрямая Карин стояла на своем. — А то, что он делал до этого, никого не интересует?       — Ну, не все же такие идеальные, как твой Тошик. — Язвительно ввернула старшая сестра. Карин сверкнула на нее глазами. Атмосфера между девушками явно накалялась. — Небось уже и рассказала ему все?!       Карин нервно сжала кулаки:       — Ничего я ему не говорила! — Но вдруг смутилась перед злобным взглядом вмиг повзрослевшей сестры. — Думаешь, я ничего не понимаю? — Шмыгнула она носом.       Ее не замедлила поддержать Юзу. И вот они, уже обе, с нервно дрожащими губами и увлажнившимися глазами вызывали желание в Ичиго отрезать свой язык и скормить его Джагерджаку, лишь бы не видеть обиженные моськи своих мелких сестер. Ичиго не знала с какой стороны подойти: «Ну, пожалуйста, я вам сердце из груди достану, только не плачьте!» Уже через мгновение она крепко прижимала двойняшек к себе, и безостановочно извинялась, уже сама не зная за что. Эти двое просто веревки из нее вили!       Ситуацию, как всегда, разрядил Иссин:       — О, Масаки… Наши девочки такие дружные…       — Завались! — Прошипела угрожающе Ичиго, когда Иссин потянулся к ним.       Он сделался вновь серьезным и теперь таким похожим на капитана синигами.       — Порой… — Нравоучительно произнес глава семейства: — И один поступок может перечеркнуть всю прожитую ранее жизнь. Очень редко, но все же случается так, что человек одним хорошим делом не только замаливает сотни своих грехов, но и влечет за собой череду еще больших, еще лучших свершений. — Девочки слушали его с открытыми ртами. — Я не знаю, кем был до этого парень Ичиго. Наверное, он, действительно, был плохим… Но спасая только одну девушку от смерти, он помимо своей воли сохранил от неминуемой гибели целый человеческий городок и огромный мир синигами, ведь человек, ради которого он отдал свою жизнь, оказался спасителем для всех остальных. Так чем же он не положительный герой?..       Шокированная Ичиго хлопнула несколько раз веками и напрягла слух: это говорил Иссин, ее придурковатый отец? Правда? Нет, ну, то, что он оказался в прошлом легендарным капитаном Готея 13, конечно, изменило ее отношение к нему, но все же… Иссин? Он, действительно, считал так, говоря о Сексте Эспада совершенно удивительные вещи?       Юзу приласкалась к Ичиго. Покрасневшая Карин бросила робкое «Прости…»       — Так значит, ты не против… папа? — Смущенно произнесла девушка.       — Нисколько, — расцвел отец, но с напускной суровостью поспешил заметить старшей: — Но! Ночевать он у нас не будет!       Ичиго ухмыльнулась. Мог и не говорить — она вовсе не собиралась травмировать психику младших девочек сексуально-ненасытным и дико-привлекательным Джагерджаком. Но ей важно было это всеобщее одобрение семьи этих отношений, особенно в свете неудавшейся помолвки и затянувшегося «братского» маскарада. Ичиго, отпуская девочек, неожиданно для всех, включая саму себя, крепко обняла отца за шею и прошептала тому:       — Спасибо.       — О чем речь… — Сконфуженный ее внезапной нежностью, Иссин растрогался и позволил себе всплакнуть: — Ты у меня стала совсем взрослой, дорогая…