Blue Strawberry

      Куросаки лежала посреди комнаты — по виду, обычного склада — чувствуя, как сдерживающие специальные ремни для ее нестабильной реяцу жгут запястья и лодыжки. Бредово звучало, конечно — «кандалы для реяцу», но такое определение придумал Урахара, когда оставил ее здесь от греха подальше, а сам поспешил в лабораторию. Капитаны, хвала небесам, не узнали о том, что на самом деле вызвало ее припадок, но расхаживающий по Сейрейтею Пустой уж точно не скроет правды о сорвавшейся с катушек бывшей синигами, которую пытается теперь еще больше ослабить собственный внутренний дух. Она подергала кандалы и покосилась на эти хлипкие ремешки: нет, этого явно недостаточно для него, для ее Пустого, который вел себя странно, еще страннее обычного, просто неадекватно и совершенно пугающе.       «Что с тобой, Куросаки. Не успели расстаться, как я уже тебе и не нравлюсь… Ну, да, куда мне до твоего арранкара?»       «Стоп. Откуда ты знаешь про Гриммджоу?»       «Ты думаешь слишком громко… А когда не думаешь, то все внутри тебя излучает это чёртово имя и этот чёртов цвет?»       «Цвет?!»       «О? Когда будет минутка, наведывайся в свой внутренний мир почаще… Айзен с голубыми патлами — то еще зрелище!» — Расхохотался он.       Но Ичиго было вовсе не смешно.       «Айзен? Как ты мог видеть его в моем мире? Ведь он — мой кошмар, а не дух…»       «Ну, это ты у себя спрашивай — буду я искать объяснения твоим тараканам в голове».       «Погоди… А ведь это верный вопрос…»       «Хм?»       «Ты — ведь тоже не Хичиго…»       «Ты чё совсем сбрендила?»       «Похоже, что нет… Да, ты мой Пустой, истинный Пустой, жестокий, бесконтрольный, бездумный, бесчувственный… Хичиго восставал против меня, но он никогда не был так озлоблен, как ты сейчас… Эта злость, эта ярость — истинны, первичны, необъяснимы. Ты питаешь ко мне полное неприятие вплоть до отторжения. Таков ты. Истинный Пустой. Пустота — не требующая вместилища, не требующая ни лошади, ни королевы… Хичиго не был таким. Он всегда был частью меня, которая, несмотря ни на что, заботилась обо мне. Пускай, своеобразно, с эгоистических побуждений или в случае крайней необходимости. Но он бы никогда не упивался, как ты, моим бессилием… Не желал бы уничтожить меня, растоптать. Он, наоборот, всегда давал мне хорошенького пинка под зад, чтобы я вставала с колен и пошла дальше…»       Глаза Ичиго загорелись прозрением и ей как-то разом и дышать стало легко. Ей показалось, что она вдруг даже перестала бояться этого Пустого, но…       «Больно умная, ты стала, Куросаки?!» — Восстал он против ее уверенности.       «У меня были хорошие учителя. Самые лучшие…» — Намекнула она на истинных старика Зангетсу и пустого Хичиго.       «Хех, они были слабаками…» — Проскрежетал опасный голос как-то уж особо пронзительно, будто невидимым острым клинком вонзаясь сквозь все тело Куросаки.       — А-а-а!!! — Прокричала Ичиго от неимоверной боли, разорвавшей ее сознание и тело, безудержно трансформируя их в нечто. Кости принялись лопаться, разрастаться, увеличиваться в размерах хрупкой оболочки и окончательно разрывая ее на куски. Куросаки перестала чувствовать себя, осязать даже думать о себе, ведь ее голову будто окатили из горнила с раскаленным железом, ошпаривая мозг и расплавляя череп.       «Они были слабаками… Зангетсу. Хичиго твой. Вырастили такую же слабачку из тебя… Куросаки? — Она не отвечала больше, поскольку не было больше кому отвечать. — Вот видишь. Побеждает сильнейший, королева, но в этой битве ты больше не участник!!!»       — А-а-а!!! — Душераздирающий человеческий крик утонул в новом клокочуще-ревущем стоне чудовища, которое оказалось на месте связанной рыжеволосой девушки.       От нее не осталось и следа, разве что клок волос такого же цвета на одной стороне белого черепа, раскрашенного красными полосами и горящего огненными зеницами в черных глазницах. Пустой гулко простонал и стал подниматься с колен. Огромные когти вонзались в дощатый пол, оставляя трещины и дыры под ними. Мощные руки с шипами на плечах раскраивали такими же когтями стены. Тяжелой походкой чудовище стало подходить к двери, задевая все, что находилось в комнате своим длинным крепким хвостом. Хлипкая для такой силы дверь резко отлетела в сторону и белые массивные лапы ступили на улицу. Оказавшись на воле Пустой выпустил из массивной груди победоносный крик, а изо рта сгустки красно-черного серо.       Раздавшийся рев, несомненно слышимый отовсюду, оповестил всю округу Сейрейтея о появлении огромного пустого прямо в расположении десятого отряда.       — Пустой? Откуда?! — Несколько синигами выбежали из бараков и чуть ли не уткнулись впритык в зловещего монстра, похожего на какого-то доисторического ящера или динозавра, неумолимо двигавшегося на них громкими шагами, выставляя вперед смертоносные когти и выпуская в небо смертоносные серо-пламенные языки.       — Воу!!! Кур-р-росаки?!       Джагерджак тоже чуть не вписался в белого ящера с разбегу, выходя из сонидо. Голубые глаза в мгновенном и обезоруживающем замешательстве сверкнули на монстра: в прошлый раз, там, на крыше Лас Ночес, Пустой Куросаки выглядел иначе… Такой себе устрашающий и на все-плевавший суперсолдат, но эта форма… Совершенное животное… Тупое. Безвольное. Угнетенное. Уставшее. Апатичное даже. С огромными, тянущими его книзу под невидимым грузом конечностями, шипами по телу, беспорядочными рыжими прядями и горящим огнём в жутких зрачках.       Секста с жалостью наблюдал, как Пустой бездумно брёл, напирая на всех, кто попадался ему на пути. Точно он и не видел впереди себя никого и ничего. Точно не соображал, что творил, не контролировал действия, даже не смотрел вперед. Громадная механическая машина, которая передвигалась автоматически, без управления и без пилота.       «Куросаки? Кис-с-са… — По лицу Пантеры пробежала боль, а глаза утонули в черной бездне глаз монстра. — Куросаки… Ты там?.. Или тебя уже…» — Он сглотнул, боясь додумать в мыслях то, что уже случилось в реальности. Гриммджоу, повергнутый в шок, не в состоянии оторвать взгляд от отчаянно-бредущего по этому миру монстра, у которого не было мыслей и у которого не могло больше теплится чувств, просто встал на его пути, отключив сознание.       Но скоро его заставили прийти в себя голоса:       — И арранкар здесь? — Зашумели стоящие неподалеку синигами сильнее. — Нужно устранить пустых немедленно. Хоть капитана и лейтенанта сейчас нет, но мы ведь в состоянии и сами сделать что-то.       Офицеры потянулись за катанами, но у сверхскорого на реакцию Сексты сработал рефлекс по спасению Куросаки и сохранности собственной шкуры. Он с легкостью вырубил этот немногочисленный отряд всего лишь парой мощных ударов, совершенно не заботясь о последствиях и о пострадавших.       Король Пантер обернулся и взглянул на того, кого сейчас было глупо защищать от бдительных синигами, ведь это ему впору было защищаться от этого бездумного чудовища. «Что ж пускай будет так, как ты хочешь…» — не сводя отчаянно-голубых глаз с «машины для убийств», в которой растворился рыжеволосый благородный воин, Гриммджоу осознал, как с принятием этого факта все вдруг разом утратило для него смысл. Его жизнь. Его пребывание здесь. Его страхи. Он потерял все, что так долго искал и все, к чему так сильно стремился. Куросаки. Ее вобрал в себя этот монстр, так пускай же и его приберет к себе тоже… Арранкар повернулся к Пустому всем телом, не собираясь никуда убегать от все разрушающей поступи когтистых лап.       Ящер замер, явно заметив эту картину. Будто в нем произошло какое-то прозрение и в мертвой голове проклюнулось не звериное сознание. Монстр остановился, издав жалобно-душераздирающий крик и отреагировав на то, что арранкар принялся медленно приближаться к нему навстречу, безоружный и бесстрашный, сбросив свой ресуррексион и стерев бессменную улыбку с лица. Эспада, весь в белом, подошел к такому же белому ящеру впритык: какой нелепый цвет для существ олицетворявших безжалостное и беспринципное уничтожение.       Голубоволосый воззрился на своего последнего и истинно смертельного врага, гордо вскидывая волевой подбородок и запрокидывая голову назад. Секста оказался почти вдвое ниже Пустого, но монстр исправил этот недостаток быстро. Обхватив мощными пальцами мускулистую шею арранкара, он приблизил того к себе, просто к скалящейся острыми клыками пасти.       — А-а-а-р-р-р!!! — Издало жуткий рев чудище, обжигая клокочущим изнутри жаром свою жертву и демонстрируя смертоносные клыки. Этим его было не напугать, и Джагерджак лишь улыбнулся: что-то в этом ему все-таки беззастенчиво напоминало Куросаки с ее вызывающей дерзостью и превосходством силы.       Гриммджоу в порыве воспоминаний, позволил себе закрыть глаза и подумать обо всех лучших моментах в его жизни: оживление ее карамели под небом Лас-Ночес, отраженный серп Ннойторы и победа над ее Пустым в бою с Улькиоррой, Шинсо в его груди вместо ее сердца, предсмертные объятия перед Айзеном… Ее первое «Гриммджоу» во сне и привычка засыпать вместе. Она, искавшая его под дождем и он встречавший ее у порога. Их первый поцелуй, их первый восторг, их первое «люблю»… Удивительно-приятное, но тоскливо-ноющее чувство вонзилось иголкой в сердце арранкара: лучшее, что случалось с ним, все было связано с Куросаки.       Пальцы монстра сжались вокруг горла Сексты сильнее, требуя внимания жертвы перед неминуемо близкой смертью. Шейные позвонки начали хрустеть под тяжестью злобы и ненависти этого существа, ослепленного яростью и жаждой крови. Лучезарно-голубой взгляд скользнул по рыжей гриве, а после — уставился в черные глазницы Пустого, который поглотил его любимую женщину. Как она смела поддаться ему?.. Как позволила ему запихнуть себя в это тело?.. Как смогла умереть в этом мраке, отказавшись от жизни, от их жизни?.. Жалобный рык вновь ударился в чело голубоволосого, и чуждая чернота взгляда впилась ему прямо в душу. По лицу Пантеры пролилась слеза: он видел в этих глазах для себя лишь смерть, а так хотел увидеть в них свою любимую живую карамель.