LXXXVII. ГОЛОС ИЗ ЗАБЫТЬЯ: В ОБЪЯТЬЯХ МЕРТВОЙ ХВАТКИ
30 марта 2015 г. в 17:46
«А ну-ка отпусти немедленно!» — По руке ящера пробежала дрожь, кричавшая эту угрозу, выжигая ее предупреждающими дополнительными красными полосами на белоснежной броне. Странный узор на руке проявился так, будто кто-то когтями упорно впивался под кожу монстра, стараясь непременно влезть до самых кончиков его напряженных пальцев.
«Куросаки? Ты?! Как ты сумела вырваться из моего плена?!» — Подчинивший свою хозяйку истинный Пустой заскрежетал злобно и устрашающе, как только ощутил иное присутствие в своих жилах. Что за черт? Откуда у нее такая воля?!
«Я ведь почти справился…» Тем не менее, безмолвное, но ощутимо возраставшее присутствие человеческой души в пустоте монстра уже грозило серьезным нарушением всех его намеченных непритязательных планов. Чего проще: устроить здесь пирушку с пожиранием душ синигами, а после отправиться в Уэко Мундо за добавкой из пары десятков адьюкасов… Но, как кость в горле, на пути к полной свободе Пустого вырос ненавистный ему до невозможности, бесящий до крайности, жалкий, ничтожный очеловечившийся арранкар. Этот Эспада оказался главной преградой к полной власти над душой Куросаки Ичиго вслед за ее подчинившимся телом. Не будь этого беспринципного выскочки, который сумел заполнить существование рыжей девчонки своим противным голубым светом, раздражающим теплом, преданной заботой, повсеместной защитой и бесконечной любовью, ничто бы тогда не спасло выдохшуюся синигами от ее внутреннего саморазрушения под гнетом вырвавшегося ужаса и всевозрастающего хаоса.
«Я уничтожу этого мерзавца любой ценой и перестань сопротивляться моей воле, Куросаки! Теперь я — хозяин этого тела. И раз уж проиграла, значит, не… смей… мне… мешать!!!» — Когтистая лапа принялась с силой обратно сдавливать горло голубоглазой жертвы.
Безвольный, но все еще живой, Гриммджоу болтался в медленно убивающей его хватке бело-рыжего ящера, беспощадно отравляя себя его огненно-убийственным черным взглядом. Секста упрямо не желал отводить глаз, даже вися не волоске от своей смерти, он цеплялся из последних сил за остатки покидающего сознания и мучительно пытался выудить карамельный свет из глубин поглотившего Куросаки монстра.
В то же время, на грани рассудка в голове Джагерджака эхом раздавалось недоумение, ударявшее беспощадно барабанящим пульсом в онемевшие виски: почему чудовище, поглотившее его любимую женщину, все еще медлило с ним? Оно не играло с ним. Не испытывало жалости. Но складывалось такое впечатление, будто оно боролось с самим собой каждый раз, когда смерть вот-вот готова была окончательно заглушить едва хрипящее жизнью горло арранкара «Что не так с этим Пустым?» — Помутившийся разум выдавал что-то похожее на былую ярость, вызванную столь издевательски-медлительным способом убийства, который всегда отвергался Королем Пантер, скорым на расправу и разрушение.
— Ну, же, мр-р-разь, уничтожь меня, как Кур-р-росаки, и дело с концом… — Не сдававшийся наглый взгляд колющего голубого льда уперся меж глаз маски Пустого, провоцируя того сделать последний шаг.
Однако лапа ящера вновь ослабила натиск, и глоток нового воздуха в очередной раз помешал Пантере впасть во мрак бессознательности и холода, продлевая мучительную пытку последних мгновений его одинокой и утратившей всякий смысл жизни.
«Смотри-ка, держится еще, герой! А ты и рада…» — Пустой с яростью взирал в ярко-голубое жгучее свечение, которое бесповоротно проедало его тьму насквозь и, наоборот, оживляло в подчиненной внутри него душе прежнюю волю жить и неуемное желание бороться за это. Всколыхнувшие с новой силой чувства Джагерджака переполнили возникшую пустоту в Куросаки и придали ей небывалую мощь для сопротивления. Ичиго забилась внутри сильнее, уже не просто мешая своему истинному Пустому покончить с арранкаром, но и, бесспорно, желая вернуться к тому в реальность любым способом. Казалось, одним этим желанием она была в силах разорвать Пустого по швам, лишь бы избавиться от него, как от всего лишь рядовой преграды, на пути ее безудержного возвращения в свою животворную гавань небесно-голубых очей.
«Все эти чер-р-ртовы глаз-з-за!» — Как же монстру хотелось заглушить этот невыносимо-яркий свет, вырвать из них всю эту претившую живость и выдавить из них столь непобедимую дерзость. Пустой вновь захватил власть над телом и с ненавистью сжал горло на диво живучего Сексты Эспада, никак не поддававшегося своей уже предрешенной им, Пустым, участи.
«Много бер-р-решь на себя! Ты — не бог! — Прокричала победоносно Куросаки, вырываясь с голосом на поверхность своего подавленного сознания. Оказавшись в теле и разуме, теперь она четко увидела просто перед собой того же несломленного льва, который, как и тогда в песках Уэко Мундо, будучи совершенно разбитым и обессилившим, продолжал бороться одним лишь светом ни разу не покорившихся никому глаз. Джагерджак, всегда гордо смотревший смерти в лицо, даже сейчас не опускал век, несмотря на то, что утратил всякую надежду вернуть себе свою рыжеволосую синигами. Зародившееся кричащее отчаяние в его притупленных мукой зрачках, столь непривычное для этих глаз, разрывали сердце Куросаки, заставляя ее стараться изо всех сил, чтобы вернуться.
Ичиго перехватила контроль над телом вновь и принялась расслаблять лапу зверю. Пустой упирался, сопротивлялся, но девушка, сосредоточившись отныне на одном лишь Гриммджоу, уперто разгибала палец за пальцем вокруг шеи едва живого Пантеры.
«Гриммджоу, не умирай!.. Прошу, только не умирай! Я спасу тебя, чего бы мне это ни стоило! Спасу! Ты же меня знаешь…» Голубые глаза арранкара разжигали в ней человеческую душу все сильнее, и Куросаки, впитывая в себя родную жизнь и отталкивая прочь чуждую пустоту, отчаянно боролась со смертью в когтистых лапах своего Пустого и с тьмой в своих глазах.
— Кур-р-росаки??? Ты… — Еле дыша, прорычал Джагерджак, которому, наверняка, чудо явилось перед смертью. Он таращил свои огромные глаза на смертельную маску в нескольких сантиметрах от своего лица и отказывался верить, что карамельный свет, пролившийся на него внезапным теплом вместо подступавшего холода, был реальностью, а не видением.
«Да я здесь, Гриммджоу! Здесь!!!» — Закричала Ичиго изо всех сил внутри себя, чудовище же отозвалось вслед за ней неимоверно тоскливым стоном.
— Ты здесь… — Понял Секста и нелепо улыбнулся монстру. Тот, будто воспрянув духом, сделал над собой последнее усилие и окончательно выпустил голубоволосого из лап. Освобожденный из пут смерти Пантера тяжело упал наземь просто у ног своего недоубийцы.
Согнувшись от придавившей тело слабости, кашляя от ворвавшегося в освобожденное горло кислорода, Король Пантер, позабыв про гордость, беспечность, безопасность так и стоял на коленях перед смертоносным, все еще бесконтрольным врагом и вглядывался в проявившуюся любимую душу в его глазах: «Она там! Жива! И все еще борется!!!»
— Кур-р-росаки… — Протянул он так нежно, точно хотел каждой буквой приласкаться к девушке, которую все еще не мог прижать к себе в объятиях.
«Гриммджоу…» — Прошептала и она с любовью самое прекрасное для нее имя на свете…
Монстр вновь вместо нее гулко и до боли грустно промычал что-то нечленораздельное и протянул белую когтистую лапу к голубоволосой шевелюре. В глазах арранкара на странное движение не возникло ни капли страха. Он всегда понимал Куросаки с полуслова, и даже сейчас, будто слышал ее голос в глубине этого тоскливого рева… «Я здесь, киса», — Секста прижался щекой к холодной узловатой ладони чудовища, стараясь всей нежностью, на которую только был способен, достучаться до любимого тепла девушки, запечатанной в этой костяной броне.
Ящер тяжко простонал и на его маску пустого навернулись небывалые для этих существ слезы… В этот момент огромный череп внутри мира Ичиго внезапно треснул в тех местах, где только что пролились соленые ручейки…
«Что??? Я не позволю, Куросаки! Не позволю!!! — Разъяренный Пустой вновь отобрал на себя управление расчувствовавшимся телом, и живо явил арранкару обратно свои черные опустошенные глаза. Гневный взгляд полоснул загоревшуюся в голубых глазах надежду огнем обреченности, а вслед за ним — когтистая лапа, находившаяся в опасной близости к Сексте Эспада, хлестнула того по лицу, оставляя на нем три глубокие уродливые отметины под стать полосам на маске озверевшего Пустого.
«Нет!!!» — Задергалась в теле Куросаки, но неподдающийся ящер не шевельнулся ни на йоту под ее попытками отодвинуть беспощадную угрозу от обагрившегося кровью тела Гриммджоу.
«Если не дала мне задушить своего ненаглядного, тогда, гляди, как я раздавлю его, точно назойливого муравья!!!» — Огромная задняя лапа, согнув колено, обреченно занесла стремительный удар над головой не то остолбеневшего от неожиданности, не то вконец ослабевшего Пантеры, который явно не способен был сейчас сдвинуться с места.
Время неумолимо сокращалось, но обезумевшая от горя и страха за Гриммджоу Ичиго успела в последний момент подчинить себе Пустого и отбросила Джагерджака подальше ловким ударом крепкого хвоста ящера, зная, что подобная атака точно оставит Эспаду в живых, но, в то же время, убережет его от дальнейших покушений ее вырвавшегося наружу кровожадного и беспощадного чудовища.
Продолжая разрываться борьбой двух противоположностей, оставшийся стоять на месте, ящероподобный монстр пал, наконец, ниц, когда совершенно обессилел. Придавленный грузом усталости и противоречивости, он то изрыгал изо рта грозное серообразное пламя, то выдавал из груди жалобно тоскливый рев — смотря кто брал власть над его уже безвольным телом. Глаза то и дело сменявшиеся с карего на черный и с черного на карий, всякий раз возвращая себе человеческое тепло с болью смотрели на отброшенного в сторону едва дышащего арранкара, но стоило лишь огню зажечься в их зрачках, как в спину Сексты сыпались десятки проклятий и угроз.
— Какая все-таки жалкая картина… — Раздался внезапно посторонний голос над головой ящера.
Монстр попытался поднять голову на заговорившего, но это ему ничего не дало. Даже вернувшая сознание Ичиго не смогла признать в нем кого-то знакомого. Правда, неизвестный синигами в странной форме, имел внешность и занпакто, удивительно напоминавшие Нозоми и Кагерозу вместе взятых:
«Неужто это и есть результат их слияния?! Значит, это и есть новый враг Общества душ?..»
Зеленоволосый проводник душ презрительно хмыкнул на путающийся в мыслях пытливый взгляд чудовища и прошествовал дальше, больше не взирая на растянувшееся на его пути ничтожное, слабое и безвольное животное, способное только на грубую силу и сохранившее лишь жалкие остатки не поглощенного еще пустотой разума.
Однако этот надменный человек явно ошибся в ясности рассудка временной синигами, как и в чистоте ее помыслов и преданности служению своим целям и долгу.
«Эй! Куда? Куросаки!!!» — Пустой тщетно протестовал: его мощное тело, повинуясь лишь воле рыжеволосой хозяйки, поднялось с колен и принялось тяжело, но упорно ступать следом за новой, так внезапно появившейся угрозой.
«Кур-р-росаки… Не ходи!..» — Воспротивился ее решению и Джагерджак, увидевший, как бело-рыжее чудовище целенаправленно последовало за странным типом с неустановленной, но темной реяцу. Она не сулила ничего хорошего для Ичиго, а ведь за ним двигалась именно она, а не ее Пустой. Гриммджоу застонал, силясь подняться: стоило поспешить остановить эту рыжую дуреху, упорно не жалевшую себя, в каком бы теле она ни была! Секста поднялся, но, не сумев побороть слабость, подался вперед и с шумом рухнул наземь обратно. Сознание предательски оставило Короля Пантер, повинуясь не его решению, а защитной реакции проклятого арранкарского организма, требующего драгоценное время на вовсе неуместное порой восстановление.