Blue Strawberry

      Закат невероятно тяжелого, изнурительного, казавшегося бесконечным, дня озарился странным сиянием на холме Сокьоку. Под пристально-удивленные взгляды всех участников битвы из поверженного тела Юшимы Око, грубого в обращении и лощенного по виду врага, вдруг появились две удивительно-тонкие и трогательно-светлые души.       — Нозоми? — Проронил в зазвеневшую тишину взрослый, несколько охрипший голос.       — Кагероза? — Зеленовласая девочка обернулась через плечо и увидела расслабленное лицо второй души плюс, с которой пытался ее слить их безумный, жестокий, больной создатель.       — Он не… — Слыша ее мысли, хотел было возразить мужчина, но его тело принялось медленно рассыпаться на духовные частицы и подниматься в вечернее небо миллионами искрящихся светлячков.       — Я знаю… — Кивнула она. — Юшима не был сильным и не был слабым, не был добрым и не был злым, он был просто убийственно одиноким… — Прошептала она последней взмывшей вверх песчинке. Теперь, когда Кагероза ушел, ощущение одиночества на миг коснулось и ее, но то было лишь минутное явление.       — Нозо-о-оми!!! — Кон пронзительным выкрикиванием ее имени вывел девочку из состояния пустоты.       Она с изумлением и даже некоторой опаской воззрилась на потрепанный и грязный кусок плюша и ваты, несущегося к ней со стремительной скоростью, с распростертыми в сторону лапами и с невероятно счастливой моськой. Созерцание освободившейся из грозной оболочки, целой и невредимой подружки вызвало у эмоционально-нестабильного существа припадок необузданной радости, с неминуемым нескончаемым потоком слез и небывалой вольностью поведения.       — Кон? — Со смятёнными чувствами девочка поймала львенка прямо в руки, и тот, не медля и не стесняясь, с пребольшим удовольствием сразу прижался к ее груди. — Кон… — Опешила Нозоми, но не отвергла его. — Какой же ты все-таки извращенец… — Всплакнула и она, наконец.       — Ну, какой уж есть. — Утирая лапой нос, мокрый от слез плюшевый лев отодвинулся от нее и улыбнулся рассеянно: — Привыкай, ведь теперь я никуда тебя не отпущу! Ты же отправишься с нами домой, верно, Нозоми? — Пуговки-глаза испытывающе-жалобно посмотрели на нее.       — Я… — И без того тихий голос теперь предательски дрогнул, и душа плюс робко покосилась на своего «собрата»: — Я не могу… — Тело девчушки посветлело прощальным заревом, и, став почти прозрачным, также засветилось медленно убывающими ввысь искорками.       — Нозоми?.. — Непонимающе Кон уставился на исчезающую оболочку, которая уносила за собой бесповоротно драгоценную жизнь. Винные глаза виновато потупили взгляд, прячась под густой зеленой челкой, а губы едва слышно прошептали: «Прости…». — Чего?.. Эй, Нозоми… Т-ты чего?..       Львенок сглотнул и беспомощно посмотрел на Куросаки, требуя хоть от нее пояснений, что, черт возьми, происходило сейчас у них перед глазами! Почему исчезала Нозоми? Почему Ичиго смотрела на нее с такой отрешенной грустью? Разве они не победили? Разве не должны радоваться? Разве не должны жить дальше?       — Сестрёнка?       Временная синигами, видя душераздирающие страдания своего питомца, грустно вздохнула и выдала ему такой желаемый ответ, такой очевидный, но, в то же время, ставший и для нее внезапным:       — Ты все-таки ранила его, пронзив клинком Райко свою душу…       Правда перебила дыхание и оборвала фразу: не было грусти или обиды за то, что решающими в победе над Юшима Око стали вовсе не ее Гетсуга Теншоу, и не атака ополчившихся рейгаев, и даже не смертельный удар Сексты Эспада. Была боль от осознания того, что столь желанная победа потребовала в жертву совсем юную девочку, у которой впереди только зачиналась жизнь, у которой только начали появляться друзья и отступало долгожданное одиночество.       Рыжеволосая девушка с легкостью высвободилась из сильных объятий Гриммджоу: он не препятствовал, знал, что кому-то сейчас она была нужнее. Куросаки присела перед Нозоми, сдерживая проступавшее отчаяние в глазах, пролегшее под ее нахмуренными бровями, и просто протянула ей руку.       — Прости, Ичиго… — Нозоми попыталась улыбнуться на прощание, но губы не послушались. Она смущенно отвела взгляд от укоризненных карих глаз временной синигами и переключилась на остальных друзей — всех тех, кто выстоял в этой битве, всех тех, кого и она хотела спасти, всех тех, кто и ее защищал прежде. — Там, в замке из реяцу, когда Юшима победил всех рейгаев, я лишь на миг перехватила контроль над его телом, чтобы покончить с ним… Я не хотела, не могла допустить, чтобы подобное произошло с вами, с моими друзьями.       — Нозо-о-оми… — Кон жалобно захныкал и еще сильнее прижался к тающей просто на глазах девочке.       — Прости меня, Кон, — ласково посмотрела она на львенка. — Если бы не ты, не Ичиго, не все ребята, я бы не смогла обрести свою душу и желанный покой.       — Нозо-о-оми… Но это несправедливо. Я обещал, что спасу тебя, а ты сейчас…       — Не плачь, глупенький, — зеленоволосая прижала игрушку к себе крепко-крепко, пока еще могла это сделать, — ведь я ухожу счастливой оттого, что именно благодаря тебе у меня появилось столько друзей и что я… больше… не одна…       Хрупкое воздушное тельце дрогнуло и, наконец, рассыпалось фейерверком мерцающих крупинок. Закружившись на ветру, они, переливаясь радостными голубыми огоньками, прощались с этим миром, медленно, друг за другом, угасая в густеющем вечернем воздухе.       — Нозоми… — Кон поднял с земли оказавшийся у его ног красный шарик — бездушное вместилище для души, но и оно, будто поддаваясь обретенной свободе, утратило осязаемую оболочку и слетело тающей пылью с мягкой плюшевой лапы со следующим же дыханием ветра. Кон проследил их последний полет над Сейрейтеем и уткнулся носом в подставленную вовремя ладонь Ичиго, чтобы не заплакать. — Нозоми… — Прошептал он так, что только его хозяйка и могла расслышать. — Я всегда буду о тебе помнить…       — Яре-яре, я всегда норовлю пропустить все события… — На холме приземлился Урахара, сопровождая свое появление неизменным стуком своих гета.       — Урахара-сан, вы всегда приходите в последний момент, — борясь не то с внутренним смехом, не то с негодованием, произнесла Куросаки, потирая пальцами переносицу, чтобы не смотреть на дядьку в шляпе, порой невероятно легко доводившего ее до безумия. «Блин! Да он издевается!!! Мы тут только что чуть со всем миром не попрощались, а он заявляется сюда, как ни в чем ни бывало!»       — Лучше поздно, чем никогда, — вклинился шипящий голос неведомо откуда взявшейся здесь Йоруичи. — Нам на подмогу он вообще так и не явился!       — Ну, Йору-тян, ты же не любишь, когда тебе мешают… А там Куротсучи-сан никак не мог добраться до нужных ему препаратов. Без ручек. Без ножек. Такой беспомощный… Как же я его мог оставить?       Кошка сверкнула на шляпника злющими глазами: мало того, что прохлаждался, черт знает где, так еще и занимался невесть чем со своим таким же свихнувшимся приятелем-ученым. Она готова была поколотить Кисуке прямо здесь, и даже вскинула крепко сжатые вперед кулаки, но стоило сероглазому только расплыться перед ней в виновато-простодушной улыбке, как принцесса Шихоин, вмиг возвращаясь в их детство, уже таяла, как мороженое.       — Да он из неё верёвки вьёт! — Возмущённо кинул Джагерджак в их сторону: всё-таки кошка много чего сделала для него, и ему не нравилось, что Урахара так нагло пользовался её женской слабостью. — Давай, кошка, всыпь ему за то, что он пропадал где-то с этим психопатом Маюри.       — Завались, — взвинченная битвой Йоруичи шикнула на первого, кто попался ей под руку. Урахара — все-таки был не в счет. — Я сама разберусь и с Кисуке, и с Маюри, а надо будет, так моих сил и на тебя хватит, Пантера!       — Что??? Нар-р-рываешься, Йоруичи? Тебе, что, рейгаев не хватило, чтобы хвост надрать?       — С моим хвостом все в порядке, а вот тебя кто-то лапой явно хорошо припечатал!       Джагерджак и Куросаки испуганно переглянулись: на щеке у того и впрямь красовались три полоски-шрамы, оставленные ее ящером. Иноуэ не удалось залечить их до конца, поскольку едва пришедший в себя арранкар, как и капитан Кучики, мигом рванули из-под щита на помощь временной синигами.       — Ну, все, молись, кош-ш-шка! — Секста, теряя контроль, метнулся к Шихоин, но та, увернувшись, громко расхохоталась.       — Не поймать тебе богиню скорости, котик!       — К-к-котик??? — Гриммджоу побледнел, затем покраснел, а после посинел от злости, захлестнувшей его после столь недопустимой по отношению к нему, к Королю Пантер, наглости! — Что ты сказала, стар-р-руха?! — Любимое оскорбление кошки не заставило себя ждать и прозвучало громом над головами всех людей и синигами.       — Ста-старуха? — Вспыхнуть гневом настал черед и Йоруичи: этот грубиян дискредитировал ее столетиями выстроенную репутацию самой-самой.       — Ну, это надолго, — Урахара приложил ладонь к глазам, всматриваясь вдаль на золотисто-голубые вспышки, борющиеся меж собой в молниеносной скорости. — А ведь нам пора возвращаться… — Кисуке поднял трость и открыл сенкаймон просто здесь на холме Сокьоку: пока капитан Куротсучи и НИИ синигами не упорядочат нарушенную систему переходов и не восстановят работу Разделителя миров, он не удержался от подобной вольности, лишь бы поскорее вернуться домой.       — Куросаки-тян! Ты идёшь?! — Распростившись с синигами, в тоннеле скрылись уже Чад с Исидой, а Орихиме робко поджидала свою подругу у входа.       — Да, сейчас, — кивнула Ичиго, бросая вновь прощальные слова и взгляды в сторону Рукии, Ренджи и капитана Кучики.       И с каких пор она стала так величать его? Спрашивала себя девушка, боясь лишний раз посмотреть на удрученного аристократа, безмолвно и безропотно, как всегда, принимавшего их очередное расставание. «Нет… Так нельзя… Только не сегодня… — Ворох протестующих мыслей закружился в ее голове. — Не после того, как он спас мою жизнь…» И под последним словом Куросаки вовсе не имела в виду себя саму. Гриммджоу был ее жизнью, проявляясь во всем: в преодолевавшем смерть взгляде, в разгоняющем сны тепле, в восстанавливающей реяцу силе, в оживляющем жаждущие губы поцелуе, в спасающей от одиночества половинке сердца… И, если бы не Кучики, если бы не та его хваленая скорость, не его интуиция, не его любовь к ней… Девушка даже боялась подумать, что было бы дальше, случись все эти «если бы…» В голове и в душе до сих пор горечью отзывалось отчаяние, которое пришло к ней с минутной мыслью об утрате любимого арранкара и преданного синигами. Но тут Ичиго тяжко вздохнула: глупые вопросы лишь мешали укоренению прозаической правды ее нынешнего бытия: Гриммджоу — ее жизнь и без него ее бы просто не стало.       — Бьякуя? — Просто на входе в сенкаймон рыжеволосое солнце решило озарить еще раз капитана своим сиянием. Серые глаза, тайно ожидавшие этого, вмиг перехватили золотистый взгляд, молниеносно оказавшись прямо перед лицом Куросаки. — Я… — Мягкие губы приоткрылись для последующей фразы, и Кучики с удовольствием ощутил их, может, и надуманный, но такой отчетливый клубничный аромат.       — Поберегись!!! — Предупреждающий голос Урахары перебил столь волнующий для обоих момент, но он был вызван необходимостью: во врата сенкаймона на полной скорости влетела Йоруичи, за ней — Джагерджак, и оба, так и не останавливаясь, двумя пулями понеслись сквозь Разделитель миров, точно за ними с самих окраин Руконгая несся невидимый Катотсу.       Орихиме, вскинув брови от удивления, поспешила за парочкой молний следом — наверняка, кому-нибудь из путников скоро понадобится ее помощь, и в этом плане мирно идущие далеко впереди Исида-кун и Садо-кун рисковали больше. Кисуке, не так беспокоившийся за пару непримиримых кошачьих, как за свой магазин, в котором эти двое могли устроить полный хаос, тоже рванул вперед. Впрочем, не пройдя и несколько десятков метров он решил задержаться еще на чуток в тоннеле: все-таки он должен был доставить в Каракуру всех без исключения ребятишек и даже одного вредного львёнка.       К слову, Кон, болтавшийся за пазухой у владельца магазинчика, хотел задержаться тоже, но по иной причине: какие дела могли быть у «сестренки» с этим стрёмным капитаном, который чуть голову ему не оторвал по дороге от лаборатории до Сокьоку?.. Мало им неуравновешенного голубоглазого, так теперь еще и этот?! У Ичиго явно был дурной вкус, думал Кон, и громко протестовал против возвращения домой без своей хозяйки!       Допустим, истинное решение Урахары задержаться было вызвано схожими скрытыми мотивами, но он не мог действовать столь открыто и громко: вынув пилюлю с душой из львенка, сероглазый завернулся в скрывающий реяцу плащ и притаился за фальшивой ширмой не без помощи скрывающей его тишины.       — Да понял я, понял… — В этот же момент, с противоположной стороны от сенкаймона, раздалось удалявшееся с каждой секундой ойканье Абарая под гулкие шлепки затрещин младшей Кучики.       На холме под спустившимися розовыми сумерками все стихло. Но это место отнюдь не пустовало. На верху оставались две темные фигуры. Он и она. Безмолвные и недвижимые. Стоявшие всего в метре друг от друга, но разделенные каким-то невидимым барьером, посильнее Разделителя миров, пролегшего меж их домами.       — Бьякуя… — Не поднимая головы, наконец, прошептала Ичиго.       — Да? — Бархатистый голос коснулся рыжей макушки.       — Спасибо тебе… за… — Она запнулась: впервые было сложно выговорить столь любимое имя, которое убивало кого-то, а не лечило, как ее. Ее язык онемел и она замолчала.       — Не стоит, — капитан был счастлив, что девушка так и не договорила. — Я сделал то, что должен был сделать.       Прошла целая минута, долгая мучительная минута, в которой Куросаки удерживала буквы на клубничных устах, а Кучики не мог позволить себе прикоснуться к ним, точно боялся, что эти буквы вопьются в него кошачьими клыками. Он тяжело выдохнул: даже находясь за сотни миль, в ином мире, в иной реальности, в ином времени, образ хищного Пантеры возникал меж ними, будто навеки впечатанный уже в ее душу.       — Тогда, до свидания… — Неловко протянула она ему руку, вспоминая мужские привычки.       Изящные пальцы аристократа поймали несколько дрожащую ладонь в свой плен, и притянули к груди, за которой учащенно билось его лишившееся льда сердце. Ичиго сделала шаг и, исполняя желание, прикоснулась к горячей ткани хаори: да, ледяной капитан и впрямь теперь был соткан из тепла и нежности, и она прекрасно знала, что за солнце согрело его.       Куросаки усмехнулась и подняла взгляд на застывшего капитана, обжигая его еще большим жаром, которому невозможно было противостоять: он слепил глаза, преграждал доступ кислорода, расплавлял мозг и жег губы. Кучики, поддаваясь самому одурманивающему для него на свете аромату поспевшей ягоды, сгорая дотла в лучисто-золотых глазах, зарываясь пальцами в пламя рыжих мягких прядей на затылке, отключил сознание и, бредя на поводу лишь у оголенного, как провод, желания, поцеловал самое настоящее для него солнце.       — Ты тёплый. — Прошептала она ему на выдохе, не отвечая на поцелуй, но и не отторгая от себя столь нежное, опасливое и даже несколько стыдливое прикосновение губ капитана. — Но я всегда это знала, Бьякуя…       В этом «всегда» она попыталась выразить всю свою долгую любовь, испытываемую ею к капитану с их едва ли не первой встречи. Но вместе с этим ее «всегда» означало, что вовсе не репутация хладнокровного и бессердечного Кучики заставила Ичиго сделать свой выбор в пользу другого, горячего, страстного, эмоционального Джагерджака. Просто так уж случилось, что сдержанный аристократ был в состоянии существовать без нее, тогда как ни она сама, ни, тем более, Гриммджоу просто не могли, не хотели, не умели жить друг без друга.       Кучики виновато, но все-таки улыбнулся. Прижавшийся в обрушившейся на него неге к рыжей челке, он с наслаждением окунулся в золото дорогих очей на прощание. Увидятся ли они вновь, пока у временной синигами еще будут оставаться силы, он не ведал, но точно знал, что навсегда выгравирует в своей памяти этот удивительно гордый, но в то же время невыносимо ласковый взгляд.       — Прощай, Куросаки Ичиго, — прошептал капитан и легонько прижался губами к ее макушке.       «До свидания…» — Повторила она уже раз сто в уме последнюю сказанную Бьякуе фразу, войдя в захлопнувшийся за ней сенкаймон.       — Я знаю, что ты здесь, Урахара, — девушка недовольно поморщилась, приглядевшись к знакомой маскирующей пространство ширме.       — Я ничего не видел… — Лукавое лицо шляпника появилось из-за свернувшегося края не то покрывала, не то картона. Надутые губы и хмурые брови Куросаки вынудили его признаться: — Ну, хорошо, если и видел, то никому ничего не скажу, — кивнул он, не юля и зная, что Ичиго может быть уверенной в этом: в отличие от своей кошки, Кисуке, действительно, умел хранить тайны, даже от нее.