Ты впервые сдаёшься без боя

К огромному Пашиному облегчению его опасения не подтвердились. Юра не собирался биться в припадке. Он уставился в пол, задумчиво покусал губы, а затем просто подвинул Пашу в сторону и направился прямиком к стулу, на котором была развешана одежда. — Я еду с тобой, — Юра встряхнул брюки, приложил к себе и недовольно цыкнул. — Как думаешь… она сумеет вернуть всё как было? Юра задал вопрос как бы между прочим, но Паша видел — за напускным равнодушием скрывается растущее беспокойство. Как бы Юрка не хорохорился, но он был всерьёз напуган, и тем явственней проступало понимание — если не удастся в кратчайшие сроки вернуть ему прежний облик, то очень скоро у них обоих возникнут нешуточные проблемы. «А всё ты!» — нашёптывало Паше подсознание. — «Ты! Если бы не твоё идиотское любопытство, ничего этого не случилось бы. Это ты! Это из-за тебя он такой!» Паша упрямо мотнул головой, приказал своему внутреннему моралисту заткнуться, ответил фальшиво-бодро: — Да куда она денется? Сумеет конечно! — и тут же осторожно добавил. — Юр… Слушай… Может, не надо тебе со мной, а? Я сам справлюсь. — Справишься?! — Юра, в данный момент расстегивающий кобуру, вскинулся как норовистая лошадь. — Ты уже справился! Так справился, что я еле сдерживаю жгучее желание убить тебя прямо сейчас. Заткнись, Ткачёв! Не испытывай моё терпение. Паша моментально поднял руки, показывая, что сдаётся и часто-часто закивал головой. Конечно-конечно! Как скажешь! Заткнулся. Молчу. Не спорю. Мда-а… Пожалуй, не стоило лезть со своим предложением. С ним сейчас вообще лучше в полемику не вступать. Ещё пристрелит ненароком. Лучше помалкивать. И соглашаться. Одно только радовало — судя по тону, Пономаренко окончательно оправился от шока, и теперь стремительно возвращался в модус засранца. Но ведь это же хорошо, да? Или нет? Юра меж тем выложил пистолет и снова взялся за брюки. Поднял их на уровень глаз, покрутил туда-сюда и, тяжело вздохнув, наклонился, чтобы надеть. Паша не собирался смотреть. Честно! Но… При наклоне слишком свободная резинка боксеров съехала вниз, а вслед за ней неизбежно съехал и Пашин фокус. Цепкий взгляд опытного ловеласа мгновенно оценил представленные детали: соблазнительные крестцовые ямки, аппетитную маленькую задницу и стройные ноги. Паша никогда раньше не видел голых Юриных ног: вчера, когда Паша вернулся, Пономаренко уже лежал в кровати, накрытый одеялом по пояс, а сегодня с утра как-то не до того было. Зато сейчас Паша с удовлетворением констатировал — у Юрки шикарные ноги! Ровные, в меру мускулистые, с аккуратными ступнями, розовыми пятками и изящными щиколотками. А ещё Паша заметил, что эти ноги до колен покрыты, не волосами, нет, — редким и светлым пушком. Красивые ноги, одним словом. Охуительные! Юра наконец натянул штаны, которые, конечно, тут же поползли вниз. Вздыхая и матерясь под нос, Пономаренко застегнул ремень на самую крайнюю дырку, подвернул чересчур длинные штанины и потянулся за носками. После носков пришёл черёд кроссовок, и вот тут возникла проблема. Небольшой для мужчины размер обуви оказался всё же слишком велик для маленьких и узких женских стоп. Юрка чертыхнулся в голос, остервенело затолкал ноги в кроссовки и как можно туже затянул шнурки. Потопал одной ногой, затем другой, засунул телефон в карман, а пистолет, проверив предохранитель, — за пояс. Одёрнул футболку и вопросительно уставился на Пашу. Если бы Пашу попросили выразить своё мнение, он бы сказал, что Юра выглядит по меньшей мере странновато, но такую задачу перед ним не ставили. Кроме того, он помнил о данном себе обещании — помалкивать и соглашаться, — а потому натянул на физиономию невозмутимое выражение и кивнул — сойдёт, мол. Юра тоже кивнул удовлетворённо, прошлёпал мимо Паши, хлопая задниками по пяткам, и направился на выход. — Чего застыл, Ткачёв? Шевелись! Время — деньги! Прелестно! Просто блеск! Никакая, даже самая пиздецовая ситуация не отучит Пономаренко сучиться. Не в этой жизни. Паша схватил куртку и телефон, запер дверь в номер и поспешил вслед за Юрой. Как Паша ни поторапливался, но когда он вышел из гостиницы, светлая макушка уже маячила на автостоянке. Как Юре удалось, несмотря на ужасно неудобную обувь, столь быстро оказаться на улице, осталось загадкой. Еще одной загадкой, вернее, проблемой стало уговорить его уступить место за рулём. Юра уже открыл водительскую дверцу, когда сзади подошёл Паша и аккуратно придержал его за локоть. — Юра, позволь я поведу. — Вот ещё! — презрительно фыркнул Пономаренко, вырвал локоть из захвата и ласково провёл ладонью по крыше автомобиля. — Чтобы я тебе свою «чаечку» доверил? Да ни за что! — Юр, ты же не сможешь вести в такой обуви, — попытался достучаться до здравого смысла Паша. — Разуюсь, — упрямо огрызнулся Пономаренко. — Не проблема. — Юра, ну у тебя же прав нет. Как ты без прав поедешь? — Как это нету? Да они у меня… Та-а-ак… У меня теперь, ко всему прочему, ещё и прав нет. Зашибись! — Юра в сердцах по-женски всплеснул руками и тут же совершенно мужским жестом треснул кулаком о ладонь. — Ёбаный галоперидол! Ни прав, ни паспорта, ни ксивы! Вот это я попал, блядь! Юра вцепился в вихры на макушке и посмотрел на Пашу таким взглядом, что тот сразу уяснил — в длинном списке его прегрешений только что добавилась ещё одна строчка. Паша покаянно повесил голову — виноват, что уж, — а Юра скрипнул зубами, обошёл машину и, открыв дверцу, плюхнулся на пассажирское сидение. Паша осторожно занял место за рулём и протянул ладонь: — Ключи. Юра одарил его ещё одним убийственным взглядом, сунул в руку ключи и процедил сквозь зубы: — Сцепление жёсткое, нажимай аккуратно. Продавишь педаль — урою. Помалкивай и соглашайся, Паша. Помалкивай и соглашайся. Привыкай, Ткачёв — похоже, эти два простых слова на ближайшее время станут твоим кредо. По крайней мере до тех пор, пока Пономаренко не вернёт себе своё тело. Паша завёл мотор, аккуратно выжал сцепление и переключил скорость. Помалкивай и соглашайся. Поехали! *** С первых минут поездки Юра не сводил с Паши глаз. Влюблённых?.. Если бы! Пономаренко не сводил глаз, ревниво наблюдая, как Паша управляется с его «чаечкой», пристально следил за каждым движением и манёвром, в любой момент готовый наброситься словно коршун. Хищно прищурившись и поджав губы, он будто предупреждал: «Вот только ошибись, сделай хоть что-нибудь не так. Дай мне повод, и я тебя…» Какие кары готовил ему в воображении Юра, Паша не знал и не хотел знать. Нарочито-недоверчивое внимание напрягало, но никак не влияло на его привычную манеру вождения — уверенность в своих силах, стаж и водительский опыт позволяли пренебречь демонстративным контролем и откровенным недовольством хозяина авто. Кроме того, Паша прекрасно понимал Юру. Окажись он в его шкуре — лишённым управления, документов, да собственно и самой «шкуры», — он бы наверняка ещё и не так говнился. А потому — пускай. Пусть наблюдает, сколько душе угодно. С Паши уж точно не убудет. Он настроился терпеливо и стойко сносить придирки и даже лелеял надежду, что впоследствии сможет гордиться собственной выдержкой, но — увы! Зря надеялся, что называется. Юра не был бы Юрой, если бы не положил с прибором на чужие замыслы и сценарии. Его настроение изменилось неожиданно, словно погода на взморье: ещё минуту назад казалось, что он навертит взглядом в Паше дырок, и вот, пожалуйста — уже поскучнел лицом и отвернулся, потеряв, всякий интерес к происходящему. Блин, ну вот как с ним можно хоть что-то предполагать? Ох, Юра… Приказавшая долго жить надежда истаяла без следа, но её место (которое, как известно, «пусто не бывает») тут же заняло любопытство. То самое — извечное и неистребимое. Не забывая следить за дорогой, Паша осторожно поглядывал на безучастного ко всему Юру. Не смотря на очевидное, Паша продолжал видеть в Пономаренко мужчину — подсознание просто отказывалось верить в обратное, — но… поглазеть-то можно? Очень скоро они доберутся до цели, прижмут к ногтю цыганку, и никто никогда не узнает, что Юрка, пусть и не долго, но пребывал в иной ипостаси. И только Паше выпал уникальный шанс воочию увидеть невероятное — Пономаренко-девушку. И как же тут удержаться? Юра-парень не отличался эффектной внешностью, да и сейчас, превратившись в девчонку, вряд ли бы выиграл конкурс красоты, но это совершенно не мешало Паше украдкой пялиться на его новую версию. Одежда, обувь, повадки, недовольно сдвинутые брови и поджатые губы — это был всё тот же Юра. И вместе с тем — девушка: чёткий, но уже не такой резкий профиль, узкие, внезапно совсем не мозолистые ладони и тело, состоящее, кажется, из одних плавных изгибов и округлостей. Пусть Паша и мечтал порой, чтобы Юрка стал девушкой, но он никогда не представлял себе его женский облик в деталях. А теперь… Гладкий подбородок, который хочется укусить; пальцы с обкусанными, но красивыми ногтями, что отлично смотрелись бы на Паше… да везде; грудь… Грудь!!! Бля-яя… «Прекрати!» — сказал себе Паша, понимая, что ничем хорошим эти фантазии не закончатся. — «Прекрати! Думай о том, как решить проблему, а не о… о том, что думаешь». Где-то на средине пути Юра вдруг начал беспокойно ёрзать, закусывать губы, подозрительно заалел ушами, а затем попросил Пашу остановиться. Ну как попросил — приказал. «Тормозни вон у той развалюхи!» И всё — никаких объяснений и даже тени намёка — ничего! Паша недоумённо проводил глазами вылетевшего из машины Юру, и только когда тот, воровато озираясь, скрылся в разрушенной постройке, до Паши начало доходить. Это же… Это же…зов природы. Он сейчас в женском теле, а девушки… они же… они не могут терпеть. Физиология… Ох, ты ж!.. Да как же?.. Паша даже представить боялся, чтобы с ним стало, окажись у него вместо члена влага… О, нет! Не надо! Боже! Юра задержался в сарае дольше, чем было необходимо. Намного дольше. Зато когда вышел, красным пылали уже не только уши: щёки, шея, лоб — всё покрылось неровным, нервным румянцем, а взгляд казался совершенно одуревшим. Пономаренко приблизился к машине деревянным печатным шагом, медленно сел и, прошептал одними губами: «Поехали». Паша тронулся с места, выехал на дорогу и беспокойно покосился на застывшего рядом Юру. Пономаренко сидел на самом краешке сидения абсолютно ровно и прямо, словно в спину ему вставили штырь. Уши и щёки продолжали гореть, а остановившийся взгляд слепо таращился в лобовое стекло. Паше очень хотелось спросить: «Как ты?» — хотелось сказать что-нибудь ободряющее, но он понимал, что сейчас любые слова будут не в кассу. Чем? Чем можно утешить мужика, который только что… Ох, блядь! За те несколько минут, что Юра просидел неподвижно, Паша успел перебрать в уме с десяток вариантов приведения напарника в чувство: начиная с банальных пощёчин и заканчивая хватанием за грудки. Хотя за грудки проблематично, ведь теперь у него… грудь. Чёрт! Но Юра, как обычно, справился сам. Он не спеша поднял руки, потёр начинающие бледнеть уши и, не отрывая взгляда от дороги, выдал: — Ссать сидя — отстой… Полный. Я чуть штанину не намочил… Паша стиснул зубы и упрямо уставился на дорогу. Он не будет это комментировать. Ни за что! Окраина города встретила их всё тем же запустением, что и вчера. Казалось, что этот и без того безлюдный район, теперь уже вымер окончательно — воздух словно застыл, превратившись в вязкий кисель, и даже собаки не лаяли в отдалении, злобно приветствуя непрошеных столичных гостей.