"С" - значит скука.

Над Айронхуфским женским монастырем стояло туманное утро. И без того зыбкие краски неба обрели плавность и призрачность, через белесый купол проникали лишь голубой и розовый цвета. Кое-где из туманного одеяла торчали кривые лапы оголившихся ноябрьских деревьев, однако даже они были не в силах нарушить красоту нынешней картины, а, наоборот, дарили ей жизнь. Бамбл Шайн, ежась от холода и противного скрежета железа о камень, скребла граблями по стылому двору. Больше всего хотелось прямо сейчас упасть на кучу неубранных жухлых листьев и уснуть, но непреложные законы Богинь исключали всякие проявления лени, ибо блажен тот, кто не подвержен плотским страстям. Соблазн был велик: темные грива и хвост отяжелели от влажного воздуха, а пейзаж вокруг был так похож на красивую сказку... Цокот старческих копыт известил о приближении Настоятельницы. Бамбл тут же откинула грабли в сторону, раскрыла крылья и отпорхнула за росший неподалеку дуб. Она мелко тряслась; до сих пор не могла привыкнуть к монахиням и царившей здесь аскетической атмосфере и по-настоящему всего этого боялась. Тем не менее, она сжала между копыт символ аликорнитов - спаянные или склеенные вместе фигурки рога и крыла, нанизанные на шнурок и висящие на шее. У послушников, как она, он был деревянным, а по мере прохождения степеней монашества становился соответственно железным, бронзовым, серебряным, золотым. В голове надтреснутым колоколом звенела молитва Святой Селестии. Совсем рядом, но очень глухо прозвучало надтреснутое шамканье: - Фнова фкрываесь-ся, дитя? Да будет тебе ижвештно, чшто именно фтрах - матерь всея грехов... кхе-кхе... Опоздаеф на утреню, глупое, наивное дитя, поторопифь! Кобылка только громко шмыгнула носом в ответ и не выходила из своего укрытия, пока не ушла старуха. Только тогда она, затравленно оглядываясь, перебежками двинулась ко входу в монастырь. "Слава Вам, показавшим нам свет!" - задребезжал и отскочил полусдутым мячом от стен стариковский голос. "Слава в вышних Богинях, и на земли мир, в человецех благоволе́ние. Хвалим Вас, благословим Вас, кланяемся Вам, славословим Вас, благодарим Вас, великих, ради сла́вы Вашей..." - откликнулось множество таких же голосов, и только один среди них звенел молодой напевностью. И так каждый день. Никакого разнообразия, одни сплошные послушания. А все из-за чего? Попалась не в то время не в том месте. Бамбл Шайн еще маленьким несмышленышем привели сюда. Хотя нет, Бамбл Шайн - это мирское имя, а в пределах монастыря ее зовут Барбара. Поначалу всех монахинь раздражала и отпугивала ее необычность - густые щетки на ногах, широкие плечи и грудь, высокий рост, обычно свойственные жеребцам, да и наличие крыльев напрягало все население Айронхуфа, поголовно земнопони. Она помнила свой первый день здесь. Это было теплой летней ночью. Рогатый месяц серпом вспарывал необозримые звездные поля. Как это обычно бывает летом, звезды, похожие на приколоченные к небу опаловые гвозди, сверкали низко-низко над землей, и незримые ангелы по-матерински укрывали иссиня-черным бархатом такую крохотную Эквестрию. Пели свою бесконечную песнь жизни невзрачные сверчки, подпевая одинокой трели соловья. Рядом шел какой-то пони в военной форме и давал опереться на плечо, и неспроста: маленькую кобылку подсекала страшная болезнь, которая мешала любоваться красотой подлунного мира и застилала детские глаза кровавой пеленой. Серая Смерть целовала свою жертву то адским жаром, то обжигающим холодом, черной медузой подбираясь к батрачащему на износ сердцу, а малышка только стискивала зубы и упорно шла вперед, отмахиваясь от преследующих ее галлюцинаций. Не верится, что это началось с одного маленького комарика. Больную нигде не могли здесь принять - деревенька была захолустная, да и репутация у нее была просто ужасная; любой храбрец, пожелавший приоткрыть завесу здешней мистики, умирал или, если он счастливчик, просто сходил с ума. Жители просто покорно тряслись от страха. Строгие законы запрещали находиться на улице позже восьми часов вечера и раньше девяти утра, а нарушитель мгновенно отправлялся ночевать за решетку в компании бомжей и спившихся дешевым сидром Сомбр с Дискордами из шестой палаты. Путникам просто повезло - женский монастырь готов был взять под крылышко любого алчущего. Но как вам объяснить, что это не такая богадельня, как это кажется на первый взгляд?! Сегодня был не совсем обычный день, что для заскучавшей послушницы означало обведенную красным карандашом циферку в мысленном календаре. Прибыл настоятель из соседнего мужского монастыря. Они с настоятельницей уединились в келье, причем надолго. К тому времени все старушенции успели разойтись на чтение религиозных книг, при этом успевая укорять Шайн во всех смертных грехах и вешать всякую мелкую работенку, в том числе заставлять носить воду. Пришлось взять в зубы ветхое ведерко с ржавой ручкой и тащиться на озеро. Это место было лучшим для практически запертого в четырех стенах ребенка и на редкость теплого ноября: зеркальную гладь заливал уже уверенный, избавившийся от тумана анемичный солнечный свет, а в густых зарослях камышей задорно квакали поздние лягушки. Здесь можно было искупаться, не боясь, что кто-нибудь заметит - эти перечницы сами слишком ленивы, чтобы припереться сюда и получить от жизни хоть какое-то удовольствие. Спрашиваете, почему пегаска еще не убежала отсюда? Ответ прост: некуда. Вокруг многокилометровый хвойный лес, перемежающийся многочисленными болотами, единственный путь отсюда - железная дорога, да и та тщательно охраняется стражей. Однако именно сегодня у всеобщей аксиомы нашлось исключение. Пока Бамбл Шайн вовсю резвилась по колено в воде и громко подпевала разморенным на солнышке лесным тварям, кто-то подошел и подал властный голос: - Сестра Барбара, Настоятельница взывает к тебе. У кобылки сердце екнуло и пропустило один удар. На мгновение она замерла в не самой презентабельной позе: круп оттопырен вверх, являя всему зрячему миру черный волнистый хвост, отяжелевшие от воды крылья безвольно лежали на илистой земле, а готовое рассыпаться в труху ведро было одето на голову еще в угаре веселья. Монахиня беспристрастно наблюдала, как застигнутая с поличным и пунцовая от стыда послушница приводила себя в порядок, пропустила ее вперед себя и пошла следом. - Бавбава, фебе уготофана феликая чефть, - торжественно прошамкала настоятельница, повышая голос до недопустимого для слуха визга, - Ф нафтояфего момента ты, дитя, ангел-хванифель нафей богини Фелефтии! Видя на мордочке своей подопечной сильное изумление (и это мягко говоря), старушка продолжила: - Как ни прифковбно, Богиня подхватила на фвои небефные певья неизвефтный недуг, так фто они нафяли фтремифельно фемнеть. Это внак! Лунная Пони блифко! - от спокойного тона божий одуванчик вдруг перешел на гневное брызганье слюной, так что стоявший поодаль настоятель тихо кашлянул, возвращая коллегу к реальности. - Так фот, нам птифька на хфосте пвинефла, фто надо прифтавить к ней нафего пони, дабы уфтранить богомерфкую вараву! Он обяватевьно долфен быть молодым, фтобы пветвовить фвою ангелоподобнофть, и долвен евэдневно дофтавлять в пифьмах фведения о фофтоянии вдововья и дуфы Богини. Увевена, фы фпвавифся. Отпвавление в Кантевлоф завтра в дефять, бивет ефть. Выражение мордочки Бамбл Шайн по мере толкания речи настоятельницей менялось от полного отчаянья до безграничного счастья. И остановилось на втором. Это не просто билет, это билет в большой мир! Кобылка еле удержалась, чтобы не завизжать от счастья и не забить чечетку на старом дощатом полу. - Фобивайся, фюпсик мой, весь день в твоем рафповявении, - закончила старуха, и по ее щербатой щеке покатилась слеза умиления. Ситуация вызвала в ней сокровенные воспоминания. Путаясь в полах пыльной черной рясы, послушница мчалась сломя голову к перрону. Ее ждал обыкновенный товарняк без крыши, да разве это важно? Она спешно швырнула билет в окошко одинокой будки, откуда тут же послышалось недовольное бурчание, и забралась в самый первый вагон в ожидании поездки. Сумку со всякими свечками, книжками и прочим, что причиталось аликорнитскому миссионеру, она оставила во дворе и двинулась налегке, уверенная, что все это ей не нужно. В своей келье же, на топчане, она оставила извинительную записку настоятельнице. Прочитает или нет - наплевать. Вообще на все было теперь наплевать. Начиналась новая жизнь.