Не входи в эту дверь

На следующий день Ричард проснулся на полчаса раньше звонка будильника. Обычно он с трудом заставлял себя встать, но именно этим утром, едва только он открыл глаза, как весь сон улетучился. И у Ричарда было лишних полчаса, чтобы сходить с ума от страха и неизвестности. Если, конечно, трезво рассудить — что сейчас было практически невозможно — то сходить с ума было не от чего. В худшем случае его отчислят, он вернётся домой, устроится там на работу кем угодно, хоть дворником в ближайшем микрорайоне. «Мама одобрит», — усмехнулся про себя Ричард, но веселья не прибавилось. Он любил Надор, но не видел там своего места, а теперь ещё и эта растущая уверенность, что ключ к судьбе отца находится именно здесь, в университете… С этими мыслями он добрался до улицы Аббатства, пошёл в обход через большой университетский парк, сейчас заснеженный, пустой и стылый, и подошёл к дверям главного корпуса. — Дик! — невысокий худой человек в слишком тонком для олларианской зимы и слишком тёмном для нынешней олларианской моды пальто быстро шёл к Ричарду от университетских дверей. — Профессор Шабли! — Ричард всегда был рад видеть своего бывшего декана, а сейчас почувствовал прилив благодарности к нему, будто одно его появление уже было добрым знаком. — Дик, — профессор немного задыхался от быстрого шага и морозного воздуха, он подошёл к Ричарду совсем близко и положил ему руку на плечо тёплым жестом поддержки, — как у тебя успехи? Ричард ощутил укол совести. Какие там успехи — его вот-вот отчислят! Но рассказать об этом профессору Шабли — это всё равно что пожаловаться или даже попросить помощи, а Ричарду чужая помощь не нужна. Теперь ему даже было стыдно за вчерашнюю зависть Арно и злость на друга. — Успехи… у меня… — пробормотал он, поймав внимательный взгляд Шабли и лихорадочно думая, что бы такое сказать. Наконец, ответ нашёлся: — Мой научный руководитель дал мне тему работы. — Это хорошо, верно? — грустно сказал профессор Шабли. — Интересная тема? — О… тема… Но Шабли его перебил: — Давай зайдём. Тут холодновато, да и мы мешаем остальным. — Да, конечно. Пока они пробирались сквозь толпу спешащих на пару студентов и поднимались на второй этаж, Ричард рассказывал о теме своей работы. Под конец он так увлёкся, что даже забыл о скором наказании. — И, понимаете, я вчера сидел полдня в библиотеке, но… Профессор, я, кажется, увлёкся. Вам это не интересно, да? Шабли заморгал: — Нет-нет, мне интересно. Просто, Ричард, я вдруг подумал о том, что… если бы наш факультет не расформировали… из тебя получился бы прекрасный астролог. Жаль, что всё так вышло. Ричард кивнул, понимая, что кивать тут было неправильно — неэтично, как сказал бы отец. Но сейчас просто невозможно было не согласиться с профессором Шабли. Как бы он хотел, чтобы факультет не расформировали, чтобы он мог заниматься тем же, что делал отец, а не непонятными физическими аспектами! — Впрочем, — вновь заговорил Шабли, — я вас зря огорчаю. Всё-таки физтех — очень сильный факультет, с прекрасными предподавателями, с отличными лабораториями. А обсерваторию никто и не думал закрывать. Кроме того, возможно, весной вас повезут в обсерваторию в Торке. Там великолепное оборудование и удивительно прозрачный воздух. Факультет астрологии и в лучшие годы не смог бы позволить себе такую поездку — Вы нас повезёте? — спросил Ричард. — Я? — он растерянно вздохнул. — Может, и я. Он хотел что-то ещё прибавить, но тут его кто-то окликнул. — Вы Ричард Окделл? Это был незнакомый первокурсник — черноволосый, черноглазый, он, наверное, как и декан Алва, был кэналлийцем. Правда, декан на кэналлийца не слишком походил со своими синими глазами и белой кожей. — Да. — Вас декан Алва вызывает. Дожидаться ответа первокурсник не стал и мгновенно растворился в толпе. А Ричард весь похолодел. Так быстро! И первая пара не началась, как сейчас его отчислят, а он-то надеялся, что декан сегодня вообще не появится. Или появится, но к вечеру. Или… — Дик, у тебя какие-то проблемы? Трудности с учёбой? Отвечать на этот вопрос профессора Шабли, заданный с таким искренним беспокойством, не хотелось. Но Ричард всё-таки сказал: — Меня, наверное, отчислят, профессор. — Но за что? — Мы… я… вчера… залез в подземелье. А туда запрещено. — В подвалы? — в голосе профессора Ричарду послышался страх, и он даже взглянул на Шабли, чтобы убедиться, что лишь послышался, но профессор, действительно, был бледнее обычного. — Профессор, что с вами? — теперь уже испугался Ричард. — Ты… не должен… — профессор говорил тихо, видно было, что ему почему-то стало трудно дышать. — Профессор, я позову врача! — Нет-нет, всё в порядке. Просто, Ричард, подвалы — не самое подходящее место для студентов. Их ведь не просто так запертыми держат. — Да, я знаю… я там видел фотографию Эпинэ. Шабли вздрогнул, и так как они уже давно стояли посреди хорошо отапливаемого коридора физтеха, вздрогнул не от холода. — Да, ужасная история. Но тебе, полагаю, надо идти к декану. — Шабли вдруг повеселел, словно вспомнив что-то хорошее: — Как думаешь, если я пойду с тобой и замолвлю словечко, это поможет? — Молодой человек, вы просто поразительны, — сообщил Алва, едва Ричард показался на пороге. — Подвалы? В компании с Арно Савиньяком? Я не поверил своим ушам, когда господин Арамона позвонил мне в шесть утра, чтобы поделиться этой новостью. И мне бы стоило отчислить вас хотя бы за то, что по вашей вине первое, что я услышал сегодня, было ваше имя. А, профессор! Пришли защищать протеже? Пока декан продолжал беседу с профессором, Ричард краснел. Ужасно и неотвратимо. Алва говорил о нём, словно его не было в кабинете, а попытки профессора Шабли сделать разговор менее унизительным для Ричарда оказывались безрезультатными. Алва как специально издевался. И Ричард уже готов был услышать, что его отчисляют — по крайней мере, это означало бы прекращение этого разговора! —…профессор, вы совершенно напрасно стараетесь обелить этого молодого человека, — лениво вздохнул Алва, — честно говоря, не понимаю, что вы в нём такого обнаружили, не самый перспективный астролог, как я вижу. Не смог предсказать, что за ним шпионит господин Арамона, например… — Асторологи не предсказывают, — оскорбился профессор Шабли, но договорить не успел. Дверь распахнулась и на пороге возник секретарь Суавес, он упирался обеими руками в косяк двери, а за его спиной подпрыгивал и вопил Арно Савиньяк. Вопли ворвались в кабинет настолько внезапно, что прямо оглушили Ричарда и только через мгновение он разобрал, что кричал Арно: — …моя вина! Целиком и полностью, декан! Не надо его отчислять! Вы же его не… — Молодой человек, — декан Алва из-за своего стола не встал, он, кажется, даже не моргнул при появлении Арно и Суавеса, — да вы популярны. Давайте подождём ещё полчаса, посмотрим, кто появится вас защищать? Я чувствую себя злодеем мирового масштаба. —…не надо, декан! — не унимался Арно, хотя секретарь Суавес уже скрутил его и оттаскивал к выходу. Неизвестно, что подействовало на Алву, просьбы Арно или просьбы Шабли, а может, он решил, что уже достаточно поиздевался над Ричардом, но только ни в тот день, ни в какой другой приказа об отчислении так и не появилось. Дня через два после вызова к декану Ричард столкнулся в коридоре с Арамоной, тот бросил на Ричарда свирепый взгляд и что-то пробормотал себе под нос. В общем, к следующей неделе, когда, наконец, должна была начаться юбилейная международная конференция, Ричард уже перестал бояться, что его отчислят, и принялся готовиться. Несмотря на то, что предназначалась она только для преподавателей и аспирантов, студенты могли и даже должны были посещать заседания и слушать доклады, а также подготовиться задавать вопросы докладчикам. Посещение подвалов, впрочем, не прошло бесследно: Арно написал статью в колонку редактора о фресках, а заодно, по просьбе Ричарда, нашёл в подшивках «Молнии» — которая тогда выглядела совсем не так, как теперь, да и называлась не «Молния», а просто «Университетская газета» — некролог Мишеля Эпинэ. Тот, как выяснилось, действительно погиб в подвалах. И даже скупые слова в описании его смерти внушали ужас: Эпинэ спустился в подземелье один — и пропал. Искать его не кинулись, потому что он часто засиживался у себя в лаборатории, в университете, за работой — и точно так же пропадал. Да ещё именно в те дни Мишель Эпине должен был уехать в Дриксен на конференцию. И никто не спохватился, а через несколько дней, когда его младший брат Робер, тогда старшекурсник философского факультета, сказал, что Мишель ни разу не позвонил из Эйнрехта, а когда сам Робер позвонил в университет, где проходила конференция, ему сказали, что Мишель Эпине так и не приехал. Робер проверил дома у брата, затем в лаборатории… И тут кто-то вспомнил, что перед отъездом Мишель зачем-то собирался в подвал… Его нашли за одной из запертых дверей. Видимо, он вошёл без ключей, а она захлопнулась за ним. Эти сведения, впрочем, разрешили проблему призрака: Ричарду встретился не Мишель, а Робер, его младший брат, с которым они просто очень похожи. Конференция начиналась в девять утра в понедельник, пары в честь неё все отменили, но идти в университет всё равно было нужно. Как всегда с трудом проснувшись, Ричард вышел на улицу и почувствовал, что стало как будто теплей. Конечно, пока зима, но уже чувствовалось, что вот-вот наступит весна. Поэтому Ричард решил пройтись пешком, да ещё пойти в обход через парк. Университетский парк ему всегда нравился — с самых первых дней учёбы он с удовольствием слушал плеск фонтанов и рассматривал статуи. Сейчас, конечно, фонтаны были отключены и завёрнуты в утеплители, но стоит только установиться тёплой погоде, как их включат, и можно будет готовиться к семинарам не в скучном читальном зале, а сидя у фонтана и слушая журчание воды. Через парк редко ходили, а потому Ричард удивился, заметив какого-то студента среди деревьев. Этот студент тоже заметил Ричарда и почему-то бросился прямо нему с криками: — Постойте! Погодите! — Что случилось? — спросил Ричард, заметив на пальто студента нашивку с флагом Дриксен. — Вы на конференцию? — Да. — Поравнявшись с Ричардом, дрикс остановился. — Я не могу найти нужный вход. В буклете написано «Вход Б», но я дважды обошёл здание и не нашёл. — А куда нужно? — В актовый зал. Там же открытие? — Я сам иду на открытие, просто идите за мной. Дрикс принялся благодарить Ричарда, а потом пошёл следом. Оказалось, что он приехал вместе со своим научным руководителем, профессором Кальдмеером, но профессора поселили в общежитии для преподавателей, которое находилось напротив университета, а самого Руперта — в студенческом, и он до сих пор, хотя прожил тут уже неделю, толком не разобрался со входами и выходами, да ещё карта куда-то пропала. — Я купил её сразу, как приехал. Но потом она исчезла. Наверное, нужно новую купить. Ричард кивнул. Такая разговорчивость с самого утра действовала на него удручающе. Руперт же был свеж и бодр, словно и не проснулся сегодня в ужасную рань. Они быстро добрались до актового зала, который уже наполовину наполнился преподавателями и студентами. На первом ряду Ричард заметил ректора и деканов факультетов, в том числе и Алву. — О, вон профессор Кальдмеер! — обрадовался Руперт, указывая на высокого седого преподавателя в длинном халате. Ричард едва не спросил, зачем профессор пришёл на конференцию в халате, но потом вспомнил, что в Дриксен так принято и что это не халат, а мантия. — Спасибо, что проводили. — Не за что, — пробормотал Ричард и поплёлся к свободному ряду. Спать хотелось страшно, отчасти именно поэтому Ричард надеялся сесть подальше от знакомых, особенно от разговорчивых. На открытии все будут произносить речи и никому в голову не придёт высматривать, не задремал ли кто из студентов. Задремать получилось быстро. Ричарду уже даже снилось, как профессор Савиньяк, старший брат Арно, выходит на сцену, чтобы поприветствовать гостей, и почему-то начинает петь, размахивая микрофоном, как вдруг кто-то аккуратно толкнул Ричарда в плечо. — Молодой человек, доброе утро наступило несколько часов назад. — Декан! — Ричард мгновенно открыл глаза и обернулся. У него за плечом, в самом деле, стоял Алва и усмехался. — Я не сплю! То есть… доброе утро! — Конечно-конечно. Не спите дальше. С этими словами он удалился. Больше засыпать Ричард не решился — не хватало ещё выговора за невнимательность на конференции. Он изо всех сил держал глаза открытыми и слушал, что говорят на сцене. И совершенно не зря! Через несколько минут декан уже шёл обратно — и запах его духов Ричард почувствовал за несколько шагов. И один только этот запах очень взбодрил. После того, как выступил ректор, за ним — целая куча меценатов, среди которых Ричарду запомнился толстый коротышка с очень красивой женой, показавшейся Ричарду смутно знакомой, а потом — ещё несколько деканов, ведущая пригласила на сцену нескольких профессоров, которые в разное время работали в университете, а потом ушли на пенсию. Какой-то старик едва не уморил Ричарда своей длинной несвязной речью, потом к микрофону неожиданно вышел господин Колиньяр — отец Эстебана. Речь его была пересыпана похвалами в адрес как университета, так и преподавателей физтеха, а Ричард смотрел на него и думал, неужели Колиньяр так действительно думает? Разве можно искренне хвалить тех, кто выгнал тебя, пусть даже и за дело? На такое способны только благородные люди, а Колиньяр таким, на взгляд Ричарда, не был. Затем — после этого старика и отца Эстебана — к микрофону подошёл высокий мужчина с очень холодным, бесстрастным лицом. — Профессор Вальтер Придд, — объявила ведущая, но Ричарду не требовалось представления — он и так узнал отца Валентина, потому что когда-то давно тот был очень дружен с отцом и часто приезжал в Надор в гости. Придд был довольно краток. Он поблагодарил за приглашение на открытие конференции, рассказал о том, какую важную роль в его жизни играл университет. От себя и от лица политической партии, лидером которой он теперь был, Придд поздравил всех студентов, что они учатся в таком замечательном месте. Перед тем, как уступить микрофон следующему выступающему, Придд неожиданно кивнул — и Ричард был уверен, что кивнул он именно ему! Впрочем, чего тут странного: они с отцом действительно дружили, может, профессор Придд вспомнил и Ричарда? И раз так, то Ричард решил улучить минутку и позже, во время перерыва, подойти к Придду и поздороваться с ним, а заодно, может, спросить о работе отца и Мишеля Эпинэ. Вдруг у Придда сохранился тот сборник? За все две недели, прошедшие с той ночи в подвале, Ричард ни разу не вспомнил ни о сборнике, ни о фотографии в кладовке Арамоны — и теперь его немного мучила совесть. Когда официальная часть церемонии открытия закончилась, ведущая сообщила, что вечерние секции начнут работать в четыре часа. До этого времени можно было пойти поесть или проветриться, но Ричард предпочёл пожертвовать отдыхом ради встречи с Вальтером Приддом. Тот тоже, как показалось Ричарду, был не против встречи. Во всяком случае, он спустился со сцены и стоял у первого ряда, беседуя с тем древним стариком и то и дело оборачиваясь, чтобы оглядеть зал. Ричард подождал несколько минут, пока зал немного опустеет, а Вальтер Придд и старик побеседуют, и только потом подошёл. — Эр Вальтер? Придд обернулся так быстро, словно ждал этого. На его холодном лице мелькнула тень улыбки: — Ричард Окделл, верно? — Да, эр. — Вы так похожи на своего отца. — Затем он повернулся к своему собеседнику: — Анри, вы не против, если я побеседую с юным Окделлом? Мы сможем возобновить наш разговор вечером. — Конечно, конечно, Вальтер, — отозвался тот своим гулким голосом, который поразил Ричарда, ещё когда старик выступал на сцене. — Я пока поищу своего сына. Хотя, полагаю, его тут может и не быть. Это студентов угрозами загоняют на такие мероприятия, преподаватели могут и не приходить. Он усмехнулся, обнажив жёлтые зубы, и удалился. Вальтер Придд внимательно посмотрел на Ричарда. — Это Анри-Гийом Эпине. Он тоже работал здесь, очень давно. — Эпине? — вырвалось у Ричарда, прежде чем он сообразил, что вопрос бестактен. — Отец Мишеля? Бесстрастная маска дрогнула. Вальтер Придд покачал головой и сказал: — Я полагаю, Ричард, нам есть о чём с вами поговорить. Но лучше это сделать не здесь. И лучше — сидя. — Столовая? — О, там сейчас шумно. Насколько я помню, неподалёку было кафе. — Оно и сейчас есть, — подтвердил Ричард. — Прекрасно. До четырёх времени достаточно, думаю, мы сумеем обсудить всё, что нужно. Пить шадди в «Закатной кошке» за одним столиком с учёным, который работал с отцом, было почти невероятным. И Ричард долго не решался приступить к тому, ради чего он сюда пришёл, а Вальтер Придд его не торопил. И потому первые двадцать минут, пока официант не принёс им чашечки шадди и крохотные бутерброды, они говорили главным образом о перспективах конференции для университета. Но наконец во время одного из повисших молчаний Ричард, набравшись смелости, спросил: — Так ваш собеседник — отец Мишеля Эпине, да? Или дед? Вальтер Придд вздохнул и, казалось, помрачнел, хотя он и до этого не выглядел весёлым. — Отец. А что вам известно о Мишеле, Ричард? — Что… он был физиком, но работал с отцом. Во всяком случае, они написали вместе одну статью. И что… что он погиб в подземелье под университетом. Я пытался найти их с отцом статью, но её кто-то вырвал из сборника. — Да, он погиб в подземелье. Очень трагичная история и довольно странная. Непонятно, зачем Эпине вообще полез в тот подвал. А сборник… я полагаю, что у меня найдётся один. Конечно, со всеми страницами на месте. Я в своё время тоже занимался оптикой, а работа Мишеля была весьма занимательной, хотя едва ли применимой на практике. Ричард чуть не подпрыгнул от радости. Всё-таки идея поговорить с Вальтером Приддом была очень удачной! — А я смогу, — спросил он осторожно, — почитать его, этот сборник? — Да, конечно, иначе я бы не стал это предлагать. Правда, он остался в библиотеке в Придде, но я вышлю его вам, едва вернусь домой. Ричард почувствовал укол разочарования: конференция будет долгой, а потом ещё почтовая доставка затянется. Но — как бы то ни было — он прочтёт эту статью… И тут Ричарду пришла в голову ещё одна мысль, может, слишком наглая. Но он всё же спросил: — А вы знаете, чем отец занимался, кроме работы с Мишелем Эпинэ? Вальтер Придд покачал головой: — Сути его работы я не знаю, но её никто не знал, кроме самого Эгмонта. Он держал всё в строжайшей тайне… Я знаю только отправную точку. Об этом он мне ещё рассказал. — Отправную точку? — Ричард затаил дыхание. — Эгмонт говорил, что они с Мишелем хотят сделать большой и особо мощный телескоп, чтобы более подробно изучить Утреннюю и Вечернюю звёзды. Эгмонт говорил о каком-то особом свечении, но я, к несчастью, слушал не слишком внимательно. Мы все имеем предубеждения, и у меня есть предубеждение против астрологии. Теперь я жалею, что не был внимателен тогда. Пока Вальтер Придд говорил это, его бесстрастное лицо вдруг переменилось: глаза заблестели, на губах мелькнула улыбка. Ему словно нравилось вспоминать об отце. Возможно, они действительно были друзьями. Но едва только Ричард услышал о теме работы отца, как ему тут же стало не до перемен в лице Вальтера Придда. Сначала он просто ушам не поверил! Утренняя и Вечерняя звёзды! Отец изучал их! Во всяком случае, это было отправной точкой… но куда же он пришёл? И почему Алва… Ричард судорожно вздохнул, прогоняя накатившие мысли. Будет грубо просто перестать его слушать, погрузившись в собственные размышления. — А этот телескоп? Он тоже пропал? Вальтер покачал головой: — Признаться, я не знаю. Я не следил за их работой на более поздних этапах. Возможно, — он помолчал, — я отчасти завидовал Мишелю, которому первому пришло в голову… ну, вы понимаете, Ричард. Люди науки далеко не всегда безупречны в своих порывах, к несчастью. Разговор после этих слов расклеился. Ричард задал ещё несколько незначащих вопросов, Вальтер Придд без особой охоты ответил на них и, к большому облегчению Ричарда, предложил вернуться в университет. — Я и парой слов с сыном не перекинулся, — сказал Придд. — Верно, — отозвался Ричард, вспомнив, что, действительно, он видел Валентина в зрительном зале, но не видел — рядом с Приддом. По пути назад Ричард думал о том, как было бы здорово, если бы отец до сих пор был жив, если бы он тоже участвовал в конференции, а потом обсуждал её вместе с Ричардом… и, может, вместе с Мишелем Эпинэ. Эти мысли только укрепили его в решении разобраться, что же случилось с работой отца. В общежитии Ричард, забыв поесть, достал исписанный листок и перечитал все пункты. 1. Выкрасть фотографию у Ар. 2. Узнать имя усатого. 3. Спросить у матери про П. 4. Найти информацию про т. Получается, за эти дни, хотя фотография всё ещё висела у Арамоны, он узнал даже больше, чем рассчитывал. Но появились и новые вопросы. И главный из вопросов Ричард записал пятым пунктом: «5. Откуда А. знает тему отца?». Это его ужасно беспокоило. Не могли же, в самом деле, случайно совпасть тема отца и та тема, которую Алва выдал Ричарду? Такое сопадение было бы слишком невероятным, а астрология учит, что совпадений не бывает, что всё в мире происходит по великой закономерности, которую можно прочесть в движении звёзд. Значит, Алва знал тему… и, может, именно поэтому дал её Ричарду. Но почему тогда не сказал, кто раньше занимался исследованием на эту тему? Ведь Ричард тогда взялся бы за него гораздо охотней! Или, может, именно поэтому не сказал? Мысли Ричарда скакали очень быстро, он уже не успевал как следует обдумывать каждую новую идею, но теперь одно он знал точно: исследование он проведёт. Не ради себя и не назло декану, а ради отца. Но с мыслями всё же следовало разобраться. И, не слушая болтовню Арно, который только вернулся, Ричард стал записывать на новом листочке: «Зачем А. дал мне эту тему? 1. Он хочет использовать результаты моей работы, а сам не может провести нужные исследования. 2. Это просто совпадение. 3. Он хочет, чтобы я продолжил тему отца, но скрывает свои добрые намерения». Больше Ричарду ничего в голову не пришло, да и третий пункт он записал скорей из чувства справедливости. — …а потом они куда-то ушли вместе, представляешь? Я прямо чую, что здесь что-то не то! Но не могу пока понять, что именно. И, поверь, дело не в том, что я не люблю дриксов. Ничего подобного! Но этот Кальдмеер… он какой-то подозрительный. А его спутник… я даже не знаю! Ты бы мог поговорить с этим дриксом? — Каким дриксом? — Ричард внезапно понял, что они с Арно вдвоём в комнате, Жиль ещё не вернулся, а значит, Арно спрашивает именно его, Ричарда. — О чём ты так много думаешь! — возмутился Арно. Жилевской привычки обижаться на невнимательность у него не было. — С Рупертом! Я пару раз видел, как вы разговариваете. К слову, Дик, из тебя бы получился отличный журналист! Ну, поговори? — Да о чём же? — с досадой спросил Ричард, которому ни признавать, что он всё прослушал, ни отвлекаться от расследования не хотелось. — Просто расспроси о его преподавателе, — взмахнул руками Арно. За все эти полчаса он так и не снял пальто. Спасибо, хоть разулся. — После того, как ты проник в студенты Алвы, я вижу в тебе потенциал. — Я не проникал никуда, — буркнул Ричард, складывая листок и убирая его под стопку книг. За окном светил одинокий фонарь — окно общежития выходило на внутренний двор. Там сейчас никого, кроме пары котов под фонарём, не было. — И вообще, — продолжил Ричард, — что за бред про этого Кальд… — …меера. Не бред, — Арно бросился на кровать, пальто он при этом и не подумал снять: кровать была Жиля. — Я просто кожей чувствую! Понимаешь? — Аллергия? — рассеянно поинтересовался Ричард, ему почему-то ужасно захотелось во двор, походить по снегу, хотя уж снега этой зимой у них было предостаточно. Мысли о расследовании одновременно занимали и давили. Не хотелось и хотелось об этом думать. — Интуиция! — Арно повернулся набок, сминая персиковое покрывало Жиля. — Ну, Дик, соглашайся! Развеешься как раз. — Ладно, — вдруг согласился Ричард: во-первых, его мрачное настроение улетучилось при воспоминании о завтрашней стипендии, во-вторых, он никогда не мог долго противиться просьбам Арно, очень уж азартный у него был вид. — Завтра встречу — поговорю о твоём Кальдмеере. — Если уж на то пошло, — продолжил болтать Арно, наконец заметив, что валяется на любимом покрывале Жиля в пальто, и вскочил, чтобы переодеться, — то это не мой Кальдмеер, а профессора… Но дальше Ричард предпочёл не слушать: кому, кроме Арно, нужны журналистские сплетни о личной жизни преподавателей. На следующий день Ричард подкараулил Руперта в парке. И хотя Арно и утверждал, что из Ричарда получился бы хороший журналист, задавать — как бы невзначай — вопрос ему было неловко и чувствовал себя он при этом очень глупо: — А чем вы с профессором Кальдмеером занимаетесь? Какой областью? Но Руперт, который и сегодня был ужасно бодрым и проснувшимся, будто и не заметил неловкости. Едва услышав вопрос, он с готовностью пустился в объяснения. Пока они шли к университету, Ричард изо всех сил пытался слушать, но Руперт то и дело сбивался на дриксенский, потому что не мог быстро вспомнить тот или иной термин, и Ричард понял, что вряд ли Арно будут интересны все эти выкладки, которые ничем подозрительным и не пахли. Так, во всяком случае, казалось лишённому «интуиции» Ричарду. Зато послушать Руперта было очень интересно. Оказалось, что главной целью их приезда был доклад профессора Вальдеса насчёт скорости света. — Подумать только, — рассуждал Руперт, — может оказаться, что мы на пороге невероятных открытий! А ты, Ричард? Ричард и не заметил, что оно перешли на «ты», но возражать не стал. Обращение на «вы» к ровеснику казалось ему слишком церемонным. — Я занимаюсь Утренней и Вечерней звёздами, — ответил Ричард гораздо менее воодушевлённо, потому что толком и сказать пока ничего не мог по этой теме. — Правда, совсем недавно. Наш факультет был расформирован… — Астрология? О, я слышал и очень удивился. У нас о таком и подумать нельзя. На астрологию вечно самый большой конкурс. Ричард вздохнул с лёгкой завистью. Кто-то ему уже говорил, что дриксы высоко ценят астрологию — и Ричард тогда ещё подумал, что в таком случае он с удовольствием жил бы в Дриксен, если бы, конечно, в остальном эта страна была нормальной. В холле им пришлось разойтись, потому что у них были разные секции, но Ричард подумал, что потом отыщет Руперта в общежитии. Не из-за просьбы Арно, а просто чтобы ещё поговорить об астрологии и докладе Вальдеса, на который Ричард не сможет попасть — он шёл одновременно с докладом профессора Шабли. В этот день доклады заканчивались поздно. Дольше всех выступал Колиньяр-старший, который перед своим докладом долго благодарил за предоставленную возможность «оправдаться в глазах научного сообщества». Доклад его, впрочем, был, на взгляд Ричарда, совершенно бессмысленным, хотя и ужасно длинным. Наверное, поэтому его едва слушали: за окном уже стемнело, и кто-то шёпотом жаловался, что не успеет на автобус. Но Ричард не беспокоился — он всё равно собирался посидеть где-нибудь в укромном уголке, чтобы сделать задание профессора Ариго, которое она утром вывесила на доске объявлений. Катарина Ариго была из тех немногих преподавателей физтеха, которые к своим преподавательским обязанностям относились очень ответственно, чем она Ричарда покорила сразу (хотя предмет у неё был ужасно скучный). Большинство, казалось, с удовольствием ненадолго избавились от необходимости читать лекции и теперь радостно делали доклады и обсуждали по коридорам научные проблемы. Катарина же Ариго ещё до начала конференции составила несколько заданий и сообщила, что раз в два дня будет вывешивать их на доске объявлений, а после окончания конференции все до одного выполненные задания студенты должны будут ей сдать. Сегодняшнее задание состояло в том, чтобы определить и записать все методы исследования, которые впоследствии будут применены в курсовой, определить вид каждого из методов и подробно описать, для каких целей они будут использованы в работе. От одной формулировки у Ричарда сводило челюсть от зевоты, но дело есть дело, к тому же ему не хотелось огорчать профессора Ариго, которая была такой красивой и изящной — трудно было поверить, что такая женщина преподаёт на физтехе. Хотя, конечно, декан тоже был красивым и довольно изящным, но всё-таки… На этом Ричард бросил размышлять о внешности преподавателей — а то так недалеко и до сплетен, которые обожает Арно. Когда, наконец, последний вопрос был задан последнему докладчику (это была одна из многочисленных аспиранток профессора Вальдеса), Ричард смог заняться заданием профессора Ариго. Чтобы никто не отвлекал его от работы, он устроился на подоконнике в коридоре справа от двери деканата. Ричард часто видел, что там сидели студенты и их никто не прогонял. И вот впервые он решил воспользоваться этим правом — как самый настоящий студент физтеха. На низком подоконнике было удобно сидеть, упираясь ногами в как специально сделанный для этого выступ в стене. Ричард всё ещё размышлял над тем, какие методы ему могли бы понадобиться для курсовой, и не написал в тетради ни строчки, когда услышал, как открылась дверь с ручкой-вороном. Ричард не был уверен, что его не прогонят, поэтому напряжённо уставился в чистый разворот тетради, надеясь, что так он станет менее заметен для того, кто вышел из деканата. Дверь закрылась, раздались неторопливые шаги вдоль по коридору. Ричард оторвал взгляд от тетради. В тусклом свете он увидел высокую фигуру в плаще. Судя по очертаниям коротко стриженных волосы, это был Суавес — декан почему-то волосы не стриг и носил их собранными в хвост. Вздохнув с мыслью: «Обошлось», Ричард решил записать хоть что-то: «Общенаучные методы исследования». На этом, правда, вдохновение кончилось. Вернее, кончилось то вдохновение, которое отвечало за научную работу, зато словно проснулось то, которое помогало расследованию. Дверь-то открылась и закрылась, но вот замок не щёлкнул, а значит, Суавес попросту забыл запереть деканат! А профессора Алвы весь день в университете не было! Сердце Ричарда вдруг забилось как ненормальное. Надежда была невелика, но вдруг в кабинете декана хранится что-то такое, что могло бы хоть немного пролить свет на их связь с отцом, на то, откуда декану — который никогда не был другом Эгмонта — известно, что изучал Эгмонт. Или какие-то документы о телескопе? Или те вырванные страницы? Что-нибудь, что укажет на связь… Или — спрыгивая с подоконника, Ричард позволил себе расфантазироваться — пропавшие данные отца! Где-нибудь в сейфе… Как он собирается открыть сейф, Ричард даже не подумал. Клюв ворона опасно поблёскивал, но Ричард ему улыбнулся и осторожно потёр. Может, в этот раз он принесёт удачу? Дверь поддалась легко. Суавес действительно не запер её! Как же можно быть таким растяпой? И почему его декан до сих пор не уволил? Стол секретаря, и днём-то едва не сверкающий чистотой, сейчас вообще не выдавал следов присутствия человека: Суавес убрал за собой всё. Впрочем, не только стол, но и вся приёмная была в нечеловеческом порядке (Ричард сразу же вспомнил вечно заваленные методичками, учебниками и работами студентов пыльные столы приёмной астрологического). Здесь, очевидно, следов телескопа или чего-то ещё важного быть не могло: и Ричард со смесью жгучего любопытства и ужаса посмотрел на дверь с табличкой «Не входить». Он уже зашёл слишком далеко, чтобы вдруг последовать этому совету — именно с такой мыслью, да вдобавок зажмурившись, Ричард потянул дверь на себя — и не поверил своей удаче: Суавес и её забыл закрыть — дверь кабинета декана нехотя отворилась и стала медленно открываться. Сердце стучало уже просто оглушительно. Может, через какие-то минуты Ричард узнает то, за чем так долго охо… Запах сигарет и переливы гитары настигли Ричарда одновременно. А через мгновение — и недовольный голос декана: — Не топчитесь на пороге, молодой человек, зайдите уже и закройте за собой дверь, пока ещё кто-нибудь не явился. «Проклятая звукоизоляция», — ещё успел подумать Ричард, прежде чем окончательно погрузился в атмосферу кабинета. После, вспоминая всё это через несколько часов, Ричард не мог понять — как он вообще дышал? Откуда там, среди жара свечей, сигаретного дыма, к которому примешивался аромат духов декана, вообще оставалось место молекулам кислорода. И тогда, через несколько часов, Ричард пришёл к заключению, что кислород — очень хитрая молекула, а устройство человеческого организма — ещё хитрее и адаптируется даже к такой закатной смеси ароматов. Профессор Алва… Ричард сделал усилие над собой, чтобы не кинуться обратно к двери в недостойной потомка Окделлов — очень древней, между прочим, семьи — панике, потому что профессор Алва сидел в расстёгнутой до… (тут Ричард заколебался) гитары рубашке, без пиджака, волосы у него выбились из вечного хвоста — и рассыпались по плечам. Он пел, аккомпанируя себе. Гитара была тоже чёрная. Странно, что в его кабинете стены не были закрашены чёрным. Но цепляться за иронию было поздно: декан его уже заметил и петь не перестал, словно появление на пороге студента было чрезвычайно незначимым, неважным событием, на которое ни к чему отвлекаться. Впрочем, цепляться за возмущение тоже было поздно: голос у декана оказался… Ричард никогда не считал себя особенным знатоком или хотя бы любителем музыки, но этот голос ему, несомненно, понравился. Если уж честно, то он был самым прекрасным из тех, что Ричарду когда-либо приходилось слышать. Низкий и сильный, плавный голос. Декан пел какую-то, видимо, кэналлийскую песню — по крайней мере непривычная мелодия, какой-то ломаный ритм, то протяжные, то резкие аккорды не были похожи ни на одну из талигойских песен, народных или авторских — больше на студента не отвлекаясь. Ричард, всё ещё считая побег (тем более после приглашения) позорным, тихо подошёл ближе. Свечи нагрели комнату так, что находиться там не то что в пальто, но даже и в свитере было невозможно — и Ричард, после недолгого колебания и, убедившись, что декан не смотрит, снял сначала пальто, потом и свитер, повесил их на спинку ближайшего кресла и собирался сесть там же, как профессор Алва вновь заговорил: — Напротив садитесь, студент. И берите стакан. Не послушаться было нельзя, поэтому Ричард — как загипнотизированный — встал со своего кресла и, двигаясь как можно тише, пробрался к стулу для посетителей, который стоял прямо напротив стола декана. В стакане оказалась «Чёрная кровь» — не самый любимый напиток Ричарда, всегда казался ему слишком пряным и приторным. Да и пить с преподавателем… Но сейчас то ли сочетание свечей, сигарет и духов, то ли воздействие голоса и странно-красивой музыки, то ли вся в целом ситуация повлияла, только «Чёрная кровь» ему понравилась и даже уменьшила панику, чувство вины и общей абсурдности ситуации. И, видимо, это отразилось в его взгляде, потому что затем профессор Алва сказал: — Расскажите-ка мне, зачем вы сюда явились в столь неурочный час? — Я, — Ричард растерялся: правду не скажешь, а оправдание он не придумал, потому что не ожидал увидеть кого-то в кабинете, — я… пришёл… я пришёл обсудить… курсовую. Вместо ответа профессор Алва приподнял бровь, потом вновь склонился над гитарой, задумчиво перебирая струны. Тонкие пальцы нежно касались струн. А Ричард молча ждал и глоток за глотком пил вино, которое казалось всё вкуснее. — Ну? — вдруг спросил декан. — Чт… — Обсуждайте, — разрешил декан. — Э-э-э… — Под «Чёрную кровь» хорошо решать научные дилеммы, — как-то чересчур плавно, почти напевно, сказал профессор. — А я послушаю. Вы же слушали моё пение. Дело, наверное, было в вине, но Ричард уже почти не чувствовал неловкости. И уж точно именно из-за вина он произнёс следующие слова: — Или… вы можете ещё спеть. В ответ Ричард услышал смешок, потом опять перебор струн, а потом песню. Слишком прихотливая мелодия не запоминалась, хотя Ричард многое бы дал, чтобы запомнить её, слова на кэналлийском звучали как-то почти шёпотом и в то же время непередаваемо, прекрасно и гордо. За этой песней последовала другая, и третья, и четвёртая. Как за одним бокалом — другой, третий, четвёртый. Ричард слушал затаив дыхание и мечтал, чтобы этот вечер никогда не кончался. О расследовании и о телескопе он забыл. Потом — в полусне, опуская голову на скрещенные перед собой на столе декана руки, Ричард решил, что когда-нибудь, быть может, летом, он выучит кэналлийский… Проснулся Ричард на лавочке возле общежития. Несколько мгновений он просто не мог пошевелить ни рукой, ни ногой — из-за холода и неудобной позы. Было ещё темно, и Ричард порадовался, что его никто не видит: спать на лавочке! Зимой! И лучше не думать, как он вообще здесь очутился… Впрочем, все эти терзания пришлось отложить на потом, потому что главным сейчас было как-то убедить вахтёра впустить его, Ричарда Окделла, который без предупреждения невесть где шатался полночи, внутрь. С трудом переставляя насквозь промёрзшие ноги, Ричард побрёл ко входу в общежитие. Один раз он стукнул в дверь, второй — и был готов молотить хоть до утра, но не пришлось: после третьего стука дверь отворилась и выглянул сонный, но совсем не злющий (как оно обычно бывает) вахтёр. — Окделл? — спросил он. — Да, — удивлённо ответил Ричард. — Проходи. — Х-хорошо, — опешил Ричард. — Спасибо. И торопливо прошмыгнул в дверь: а то вдруг вахтёр передумает? Он уже шёл к лестнице, когда услышал: — Ты астролог? Ричард обернулся: — Да. — На звёзды, значит, смотрел? — Что? — На звёзды? В телескоп? — Ну… — Ричард покраснел и как-то неопределённо кивнул. Откуда бы вахтёру знать, что Ричард астролог? Может, запомнил его? Может, потому-то и впустил, что знает: астрологи довольно часто по ночам пропадают в обсерватории… — Я только понять не могу, — добил его вахтёр, — какие сегодня звёзды с такими тучами? Этот вопрос Ричард гордо проигнорировал и, насколько мог, ускорил шаг. О том, что этот вечер оказался настоящим провалом, Ричард подумал уже в кровати.