***
Утро стучится в окно шаром янтарного цвета, поливая свет на её расслабленное лицо. Лидия медленно открывает глаза, мечтая, чтобы все, что произошло, оказалось ночным кошмаром. Опустошающим. Пугающим. Поражающим. Но не настоящим. Понимание бьет ее смятым платьем, валяющимися в углу комнаты, и запахом, все еще гуляющим по периметру, отталкиваясь от прохладных стен. Она жмурится и с силой прикусывает губу. Лидия мечтает не просыпаться.***
Кухня встречает её витающим в воздухе запахом заварного, свежесваренного кофе. Стоящая на плите турка возмущается седым паром. Он стоит, облокотившись о столешницу, напевая знакомый и заразительный мотив известной песни, словно помогая невидимому певцу. Ей странно видеть его таким. Он оборачивается на шум ее сбитого дыхания, долго всматриваясь в ее лицо. А потом улыбается и дарит «доброе утро» немного хриплым от долгого молчания голоса. Ей кажется, что кто-то украл его тело и вселился в кожу. Потому что человек, достающий кружки из навесного шкафа, параллельно спрашивая о ее предпочтениях в еде, просто не может быть Питером Хейлом. За завтраком он старается не смотреть на нее, спрашивая о планах на день. Лидии смешно от мысли, что он дает ей иллюзию выбора. Выстраивает искусственную свободу. Она понимает, что в планах на день у нее будет он, и это никак не зависит от её желаний, целей и планов. Подушечки пальцев мягко касаются синяков на руке. Неторопливо заставляют ладонь повернуться. Повторяют рисунок выпирающих вен. Срывающееся из его губ «извини» царапает слух. Лидия вырывает руку и отворачивается. Она не хочет слышать в этом слове шум отчаянного раскаяния.