Она еще не сдалась, но уже не боролась.
© Эрих Мария Ремарк
Ночь, утро, день — все словно в тумане, словно не со мной. Бесполезное просиживание на кровати, пальцы, до боли вцепившиеся в волосы, и ни одной необходимой слезинки, ни единого шанса на спасение. Все то, что так долго забывалось теперь было вывернуто наизнанку и требовало обдуманности и здравого взрослого анализа. Я не помнила как вернулась домой из «Фетиды», как легла спать, как встала, ушла на работу, вернулась. Не знала почему не первый час смотрю в одну точку, пытаясь привести обезумевший разум в порядке, но, из-за творящегося сумасшествия, не слышу даже голос собственного альтер-эго. Хочется сдохнуть, прямо здесь, вот сейчас, чтобы внезапно остановилось сердце, кровь прекратила циркулировать по венам, напоследок давая насладиться безликим, могильным холодом, чтобы, улыбнувшись, посмотреть в глаза Мору и выплюнуть прямо в лицо «Идите к черту, я свободна!». И, как не странно, от всего этого удерживает лишь один ЕГО силуэт, изученный вдоль и поперек, ледяные глаза и как всегда жестокая усмешка: «Что уже сдалась? Слабачка!». Новая потребность что-нибудь разбить, сломать, уничтожить, вырезать самым острым скальпелем все, что связано с вампиров, без анестезии, чтобы чувствовать каждое движение, каждый новый надрез, и боль бы проучила, впредь заставила бы думать головой. Внезапно раздавшийся звонок мобильного приводит в себя, заставляет вздрогнуть, пару раз моргнуть, изучая экран. — Вспомнишь заразу — явится сразу! — кусочку подсознания все же удается подать признаки жизни. Пальцы, не обращая внимания на метания рассудка, нажимают на мигающую зеленую трубку, и тут же из динамика раздается как всегда насмешливый голос: — Знаешь, лисенок, взял на себя смелость подметить, имя Вендетта идет тебе куда больше. Серьезно, «Кровавая Месть» звучит презентабельнее «Наживки». — Иди к черту. — Да ладно тебе, пушистик, — в трубке слышится смешок, явно давая понять, что собеседник издевается, — неужели секс так сильно повлиял на тебя? Хватит мнить из себя мученицу, мы оба знаем, что это того стоило. — Я уже сказала, что не намерена тебе помогать! — сжимаю свободную руку в кулак, позволяя боли от ногтей, впившихся в ладонь, распространиться по телу, удерживая меня в состоянии псевдоспокойствия. — Ну же, пушистик, ты начинаешь меня раздражать, давай, скажи, что тебе не понравилось, вперед, милая, попробуй убедить меня в том, что ты не мечтаешь повторить. Тишина, за которую я ненавидела саму себя, но чертов язык отказывался повторять сказанное вампиром. Выдержка? Здравый смысл? Ха! Забудь, Бэйт, не с этой самовлюблённой пиявкой! — Вот видишь, — ласково растягивая слова, шепчет вампир, — что и следовало доказать. — Оставь меня в покое! — Значит, убедить тебя просто словами у меня не получится? — пугающая пауза. — Чтож, видит Бог, я пытался этого избежать. Поднимай свою мало на что способную задницу с постели, пушистик, и ползи в гостиную. — Ага, еще чего? — Остальное скажу позже, ну же, живее, или мне прийти и самому вытащить тебя? Тогда, боюсь, мы задержимся. Холод? Страх? Да как бы не так! Вместо привычного дерьма в душе становится тепло, а низ живота приятно сводит от воспоминаний о переплетённых телах и частых вздохах. Вместо ответа, как шальная вскакиваю с кровати и, запинаясь через каждые два — три шага, несусь в гостиную. Комната, освещённая лучами полуденного солнца, кажется безопасной, удивленно повертела головой в поисках хоть чего-то выбивающегося из привычной картины. — Журнальный стол. — подсказывает голос в трубке, и все внимание в ту же минуту обращается в указанном направлении. На глаза попадаются две аккуратно сложенные папки для документов, кожа мгновенно покрылась мурашками, словно кто-то хлестнул по спине ледяной плетью, я точно знала для чего нужны эти папки, но верить в происходящее мозг отказывался. Господи, пожалуйста, пусть это будет досье на меня. Шаг к небольшому стеклянному столику. Пожалуйста. Шаг. Пожалуйста. Еще шаг. Умоляю! Дрожащие пальцы подцепляют обложку папки и приходится зажмуриться, невпопад зашептать слова молитвы, да только, какой в этом прок? Параллельно с тем, как взгляд зацепился за имя, с губ сорвался обреченный вскрик, под фото девушки с русыми волосами красовалась надпись: Нора Претти Статус: подлежит ликвидации. Не нужно быть ясновидящей, чтобы понять чье досье второе, но надежда, как известно, дохнет последней и, чаще всего, в жутких муках. Надпись во второй папке гласила: Натаниэль Скил Статус: Подлежит ликвидации. — Кто? — крик, срывающийся до шепота, истошный, практически истеричный, но звучащий так жалко и безнадежно. — Кто исполнитель?! — Я. БАМС! И весь мой мир рушится к чертям собачьим, добро пожаловать на гребаный апокалипсис! Надеюсь, вы прихватили с собой 3D очки и поп-корн, зрелище обещает быть незабываемым. — Ты не посмеешь! — губы дрожат, и голос звучит невнятно. — Проверим? — насмешка и вызов в голосе, так знакомо и так больно. — Где ты? — почти молящий шепот. — Библиотека Бриджпорта, признаться, я ожидал большего, — мужчина демонстративно фыркнул, — серьезно, даже моя домашняя коллекция книг была более впечатляющей. Мозг срабатывает моментально, подкидывая в память недавно увиденный буклет, в котором говорилось о то, что у Натаниэля Скила будут брать публичное интервью в Библиотеке Бриджпорта. Отчаянье. Беспомощность. Эти гребаные чувства засасывали меня все глубже, поглощали с каждым моим вздохом, не давая даже малейшей надежды на спасение. Ледяные мурашки пронзили тело, да так, словно вот — вот коснуться костей. Колени задрожали, и я, в попытке удержаться, облокотилась на спинку дивана. — Не смей! — слова, срывающиеся с губ, походили на ультра — звук, я даже не была уверена в том, что что-то произнесла, черная пелена, возникшая перед глазами, не позволяла трезво мыслить и била по разуму именем, словно кувалдой. Натан! Натан! Натан! — Не смей трогать Натаниэля! — вышло громче и внятнее. — Ты, чертов монстр, бездушная скотина, я ненавижу тебя всем сердцем! — и на секунду замолкаю, задерживаю дыхание и выплёвываю, вкладывая в каждую букву особый смысл, точно зная, он поймет. — Н-е-и-с-т-о-в-ы-й! В трубке слышится рычание, но меня уже не остановить, коктейль из чувств опьянил и без того расшатанный разум. — Не смей приближаться к моим друзьям, слышишь меня, Неистовый? Иначе, клянусь всеми богами, я найду тебя! Достану из-под земли и заставлю заплатить за каждый волосок, упавший с их голов! Я сотру тебя в порошок, даже если это будет стоить жизни мне! Я буду следовать за тобой по пятам, пока серебряный клинок не вонзится туда, где у всех живых существ должно быть сердце! — Заткнись! — в трубке раздается шипение, медленно перерастающее рык. — Кажется, ты только что уничтожила одну и масок мистера «я -ледышка», готова принимать публичные поздравления? — так некстати подшучивает альтер — эго. — Не называй меня так. — его голос стал тише и опаснее, шепот не предвещающий ничего хорошего. — А иначе что? А? Что ты сделаешь, Неистовый? Убьешь меня? Или может моих друзей? — истеричный смех заглушает всхлипывания, тыльная сторона ладони размазывает соленые слезы по щекам, а губы продолжают беспощадно гнуть свое. — Ты — монстр, самый настоящий, все, что говорили о тебе, чистейшая правда, слышишь меня? Неистовый? Не-ис-то-вый?! Н-е-и-с-т-о-в-ы-й! — Заткнись! — от привычного хладнокровия не осталось и следа, в трубке послышались редкие, но тяжелые вздохи. — Захлопни рот, не смей называть меня так! Несколько секунд молчания, лишь моё тяжелое и частое дыхание, и его прерывистые выдохи, нужно было что-то сделать, но, кажется, мы оба не знали, что именно. Наконец в трубке возникла мертвая тишина, Кай взял себя в руки, и я вновь слышу ледяной равнодушный голос, с едва уловимой хрипинкой: — Я дам тебе право выбора, лисенок. Вариант первый: я прибью твоего драгоценного писаку привычным человеческим способом, пристрелю, заставив его корчиться от боли как можно дольше. Вариант второй: он умрет от моих клыков, я расскажу ему обо всем, в том числе и то, как ты раздвинула передо мной ноги и, после этого, прокушу сонную артерию, гарантируя мистеру Скилу вечный покой. — Нет, — закрываю глаза, — пожалуйста, нет. — И, третий вариант, — с каждой секундой из его голоса исчезают любые проявления эмоций, делая его безликим и жестоким, — ты выполняешь то, что от тебя требуют и, возможно, твои драгоценные смертные не пострадают. — Нет! Нет! Нет! — кажется в миг из словарного запаса исчезли все слова, и только бессмысленное отрицание очевидного срывается с губ словно мантра*. — Тик-так, пушистик, — насмехается голос в трубке, — время идет, решай быстрее, иначе придется выбирать мне, и, уж поверь, я заставлю писаку страдать. — Не трогай его! Сердце било по грудной клетке с такой силой, что казалось кости вот-вот сломаются, а осколки пронзят оставшиеся целыми органы. Беспомощность. Как же я ее ненавидела, как презирала, как пыталась избежать, но это невозможно, когда в твой мир внедряются кременианцы, разрушая все привычное и демонстрируя ничтожность твоего существования. Куда делся тот необходимый контроль? Чувство превосходства и уверенность в себе? — Я…- тяжелый вздох, сжатые с новой силой кулаки. — Согласна. Я сделаю то, что ты хочешь, только, прошу, не трогай Натана и Нору. — Тихое всхлипывание, медленно перерастает в неконтролируемую истерику, которая ногами выбивает все оставшиеся намеки на самоконтроль. — Откажись от задания! Я сделаю все! Обещаю! — глотая собственные слезы и захлебываясь в них же. — Ты слышишь? Неистовый? — язык не поворачивается назвать монстра, говорящего со мной по телефону, Каем. — Клянусь, я сделаю все… — Я же просил, — раздается где-то совсем рядом. — не называй меня так. Нет сил повернуться и посмотреть ему в лицо, мобильник выскальзывает из пальцев и с глухим стуком падает на пол. Неправильная, испорченная, сломанная. Снова. Словно фарфоровая кукла, разбитая. Матиас знал мое слабое место и использовал все подручные средства, чтобы добиться моего повиновения, кременианец же был лишь орудием. — Я ненавижу тебя. — все так же пряча глаза. — Ты не Кай, нет, ты монстр, ты не стоишь того, чтобы тебя называли по имени! — Замолчи. — угрожающее рычание. — Нет! — попытки стереть слезы. — Я помогу тебе разобраться с Бессмертным, а после ты исчезнешь из моей жизни! Я не хочу больше ничего о тебе знать, Неистовый! — Если ты не прекратишь, — вампир оскалился, делая шаг в мою сторону, — я заставлю тебя заткнуться. Резко вскидываю голову и смотрю в голубые глаза, а губы шепчут, растягивая каждую букву: — Давай, попробуй, Неистовый! И он делает это, таким типичным простым способом, обычным соприкосновением губ, проглатывая мой следующий всхлип, слизывая с уголков рта солоноватые капли слез. А я отвечаю, сама не знаю зачем, не знаю почему. Необходимо. Просто необходимо. Ощущать его. Ненавидеть его. Поцелуй становится совсем диким, неконтролируемым, почти животным, я изворачиваюсь, стараясь укусить его, причинить боль, как можно больше боли. Он позволяет, на секунду отстранившись и ухмыльнувшись, на кончике языка металлический привкус его крови, от которой окончательно сносит крышу и, кажется, не только у меня. От холодного голубого оттенка в глазах не осталось и следа, все поглотила дикая зелень, мужчина вжимает меня в спинку дивана, кладет руки по обе стороны, не отрываясь от губ. Я первая прервала это безумие, уперевшись вспотевшими ладонями о его словно каменную грудь, и, находясь все еще слишком близко, прошептала: — Ненавижу тебя. Вампир немного отстраняется, убирает руки и шепчет: — Ты изумительная, вот такая вот, — его пальцы движутся к моему лицу, но замирают в нескольких миллиметрах, так и не посмев прикоснуться, — испуганная, беспомощная, податливая, сломленная. — прикрывает глаза и делает глубокий вдох. — Ты не представляешь, как совокупность всего этого сводит с ума, насколько сильно у меня сейчас срывает крышу, и как безумно я хочу снова оказаться в тебе. — Замолчи! — я пытаюсь отстраниться, но спинка дивана больно врезается в копчик. — Заткнись! Ты! Ходячий кусок изврата! — Но это все не то, — словно не слыша меня, продолжает бормотать кременианец, — не то, что мне нужно, пушистик, ты должна мыслить трезво, а не источать депрессию. — Раньше надо было думать! — Я отплачу тебе. — мужчина открывает глаза и как-то странно, неправильно, совсем не в своей манере смотрит на меня. — Мне ничего от тебя не нужно. — мой ответ едва шевелящимися, пересохшими и опухшими губами звучит слишком тихо. — Лжешь. — почти шипение. — Просто на то, что ты хочешь, я не способен. — Убирайся отсюда! — Воспоминания! — он хватает меня за руку и тянет на себя. — Мои воспоминания! Я расскажу тебе то, о чем знают всего три человека, включая меня. Ты сможешь этим пользоваться, если появится необходимость. Лисенок, мне нужна твоя помощь, я хочу, чтобы ты отдалась полностью заданию, ты должна быть сосредоточенной и уверенной в себе. Тебя не интересуют деньги, поэтому, я предлагаю тебе часть того, что я есть. Костяшки его пальцев бережно поглаживают мою щеку, и я с удивлением отмечаю, как его тело расслабляется, голубые глаза уже не кажутся такими ледяными, и мне самой становится немного легче. Да что же черт побери происходит?! Ненавидь его! Ненавидь! Ну, давай! Вспомни, как он обошёлся с тобой! Презирай его, Венди! Нет! Вендетта! Слышишь? Уничтожь его, как уничтожала все помехи! А в ответ тишина. Глухая. Немая. И совсем не те чувства. — Я расскажу тебе о том, как стал вампиром. — голубые глаза прямо напротив моих, фиолетовых, снова нечем дышать, от этого тошно, противно и в тоже время невероятно тепло. — Этого будет достаточно? — Откуда мне знать, что ты не соврешь? — не язвить не выходит, просто нужно его задеть, хоть немного. — Ведь кременианцам доверять нельзя. Секундное замешательство в небесно — голубых глазах, и брошенная как бы невпопад ухмылка. — В таком случае, я покажу тебе. — холодные пальцы обхватили запястье, приглушенный хлопок, и родная квартира превратилась в некое подобие шатра. Громкий женский визг, летящий в нас белый предмет, молниеносное движение Кая, который ухитрился увернуться, и я, распластавшаяся на полу с, как оказалось, подушкой на лице. — Сукин сын! — прозвучал откуда-то сверху уже знакомый голос, а после звук чего-то разбивающегося, кажется, самое безопасное для меня сейчас — оставаться на полу. — Пусти! Пусти меня! — визжала хозяйка шатра. Отсчитав про себя до десяти и, убедившись, что неопознанные летающие объекты прекратили атаку, я приподнялась. Кай стоял за спиной Алеты, крепко сжимая ее запястья, гадалка же вопила, словно фурия и пыталась то наступить ему на ногу, то долбануть затылком о подбородок, однако, и то, и то оказывалось безуспешным, видимо, такая ситуация вампиру не в новинку. Наконец янтарные глаза заметили меня, злость сменилась изумлением, а, после, почти ощутимой ненавистью. — Тыыыыы! — прохрипела Алета, тяжело дыша. — Гребаная шлюха! Не собирается она к нему в постель прыгать! Да как же! Кровь мигам прилила к щекам, наверняка делая их пурпурными, я поджала под себя колени и неуверенно их обняла, почему-то захотелось расплакаться, ведь Алета права, именно такой я сейчас и являлась. Еще одна глупая смертная, не устоявшая перед обаянием Неистового. — Эй? — я резко вскинула голову, как оказалось, Кай уже отпустил гадалку и та, подобно черной вороне, нависла надо мной с неподдельным изумлением рассматривая мое дрожащие тело. — Даже спрашивать не хочу, что ты опять сделал! — прошипела девушка, обращаясь к вампиру и подавая мне руку, дабы помочь встать. — Мне нужна твоя помощь. — кременианец, кажется, пытается держаться от хозяйки шатра на расстоянии, что выглядит весьма забавным. — Я тебе не психолог по делам ублюдка — извращенца. — Помнится, не так давно мои извращения тебя более чем устраивали. — тут же расплывается в наглой улыбке мужчина, и мы с гадалкой почти одновременно закатываем глаза. — Итак, — убедившись, что я нормально стою на ногах, девушка немного отошла, — чем обязана, Неистовый? Забавно, но на кличку, сорвавшихся с губ Алеты, Кай совсем не отреагировал, словно это и не он буквально пол часа назад устроил мне истерику с припадками. — Я хочу, чтобы ты кое-что показала ей, — сделав явный упор на последнее слово, кременианец мотнул головой в мою сторону, — кое-что из моего прошлого. — Не думаю, что в твоем прошлом было что-то такое, чем следовало бы делится с из без того тронутой смертной! — Ты покажешь ей то, как я стал вампи… — Ты совсем ума лишился?! — заголосила внезапно девушка, при каждом слове, кончики ее волос, словно наэлектризованные, приподнимались на несколько секунд и тут же возвращались на свое место. — Ты единственная, кто все знает, и к кому я могу обратиться. — голубые глаза с надеждой смотрят в янтарные, мужчина дико напоминал изголодавшего кота, который пытался выпросить кусочек сосиски. — Она смертная! — явно пытаясь не поддаваться на уловки вампира, громко заявляет Алета. — Она попросту не вынесет этого! — Это моё прошлое. — длинные пальцы привычным жестом зачесывают черную челку назад, и мы с гадалка, как две идиотки, неотрывно следим за этим движением. — И мне решать с кем им делиться, а с кем нет. — Пожалей её, — кажется, хозяйка шатра первая пришла в себя, — она всего лишь человек, на ее долю и так не мало выпало, ей не стоит знать о таких вещах. — Пожалуйста, — Кай подошёл совсем близко и осторожно взял девушку за руки, — ты моя единственная надежда, Алета. — Ты посмотри каков нахал! — встрепенулось альтер — эго. — Знает, что красавчик, и что девчонки по нему сохнут, и пользуется этим направо и налево! Да таких, как он нужно, подобно ведьмам, на костре сжигать! Контакт между вампиром и гадалкой затянулся, я начинала чувствовать себя лишней, так что пришлось тактично откашляться. Видимо, осознав, что они не наедине, Алета отшатнулась от мужчины и повернулась ко мне. — Ты уверена? — между бровями девушки залегли морщинки. — Я не смогу помочь тебе, я не умею отбирать память, да и поговорить вряд ли удастся, твоё согласие изменит все, подумай, Вендетта, нужно ли тебе еще и это. От звука собственно имени все внутри дернулось, дико захотелось схватить каждую буковку и затолкать обратно в рот гадалке, я подняла глаза, зло прожигая девушку взглядом. — Венди, — вышло слишком сухо и хрипло, — и да, я хочу это увидеть! — Чтож, — Алета сделала глубокий вздох, — потом не говори, что я тебя не предупреждала. Девушка еще раз недовольно посмотрела на Кая, прошлась к кушетке, одним движением руки скинула все книги и шкатулки на пол и, усевшись посередине, указала руками по обе стороны от себя. Как только вампир и я заняли указанные места, гадалка взяла нас обоих за руки. — Все, о чем будет вспоминать Кай через меня будет идти к тебе, ты окажешься там, куда он тебя перенесет и увидишь лишь то, что он захочет тебе показать. Я кивнула, крепче сжимая руку Алеты. — Ни в коем случае не разрывайте контакт, чтобы ни случилось, не отпускайте мои руки, особенно, это касается тебя! — девушка посмотрела в мою сторону. — Разожмешь ладонь и можешь застрять в воспоминаниях, для того, чтобы вернуть твою сущность обратно, мне понадобиться много сил и времени, тратить которые на тебя, я не собираюсь, ясно? Многозначительный кивок, Алета перевела взгляд куда-то в пустоту, что-то зашептала на странном, еще более непонятном, чем Гельском, языке, из ее глаз вмиг исчезли зрачки, наполняя все вокруг серебристым сиянием. Чтож, кажется, я наконец смогу приоткрыть твою заветную дверцу, Кай. Я попыталась перевести взгляд на вампира, но внезапно все вокруг покрылось мраком. — Надеюсь, ты там окончательно не сбрендишь. — бросает напоследок, как всегда умеющее поддержать, альтер — эго.