На окраине Вселенной

      Искры от костра взлетали в ночное небо и терялись на фоне ярких незнакомых звезд. Ким стоял, оперевшись руками о какое-то невысокое заграждение и, запрокинув голову, наблюдал за мерцающими точками. Немалая их часть была в постоянном движении — это прокладывали себе путь сквозь пространство бесчисленные корабли.       Третий стоял рядом, прислонившись спиной к стволу дерева. Сложив руки на груди, он тоже неотрывно смотрел на полное жизни небо. В пределах Млечного Пути они такого не видели — там, даже в условиях всеобщего освоения космоса, небесное движение обычно было намного спокойнее.       — Чувствую себя выходцем из средневековой эры, — заметил Второй, не отрывая взгляда от ломаных узоров чужих созвездий.       Третий опустил голову и взглянул на друга.       — Почему?       — А ты посмотри на это, — кивком головы Ким указал на небо. — Только всмотрись, сколько их там! Как будто флипы в пределах города. Как думаешь, если мы освоим галактий, у нас тоже так будет?       — Хотелось бы верить, — фиксианец чуть улыбнулся, откидывая голову на ствол дерева и вновь устремляя взгляд вверх.       Немного помолчав, он добавил:       — Наверное, один из них тот, который мы ждем.       — Надеюсь, — дрогнувшим голосом сказал Ким, и на некоторое время вновь воцарилось молчание, лишь долетал треск костра и негромкая беседа, которую вот уже целый час вели смотрительницы и Первый капитан. Всеволод вцепился в надежду, что Третьему смогут помочь, как в спасательный круг, и теперь хотел знать о баланцах и их культуре все до мельчайших подробностей. Фиксианец восторгов друзей не разделял, лишь сдержанно сказал, что будет рад, если что-то получится, и ушел от костра. Ровно через пять минут Ким не выдержал и последовал за ним, твердо решив узнать, в чем причина такой отстраненности.       — Может, ты все-таки объяснишь, в чем дело? — наконец, решился спросить Второй, отрывая взгляд от звезд и переводя его на друга.       Третий низко опустил голову, и в темноте, освещаемой отблесками костра, его глазищи казались чем-то жутковатым.       — Мне казалось, ты должен обрадоваться известию о том, что хоть что-то способно тебе помочь. Но сейчас у меня складывается впечатление, что ты не то что не рад — наоборот, недоволен новостью. Или я не прав? Или есть какие-то нюансы, о которых мы не знаем? Тогда лучше разобраться с ними сейчас, чтоб потом не было поздно.       Третий протяжно выдохнул, и Ким внутренне напрягся. Что еще? Опять какие-то тайны, о которых они с Севой, как самые знатные олухи, снова узнают последними?       — Я рад, — честно признался фиксианец. — Правда. Просто… Ты же слышал рассказ Нирхеи? Искандарианец, с вырванной важнейшей частью себя — это калека. И тут мы ничем от них не отличаемся, к сожалению.       — То есть, — Второй развернулся к другу всем корпусом. — Ты хочешь сказать, что даже если тебя и этого… если тебя лишат этой связи, то лучше тебе от этого не станет? А, может, даже еще хуже будет?       — Нет, нет, что ты! — Третий яростно замотал головой. — В любом случае будет лучше. Просто…       Фиксианец замялся, а потом честно признался:       — Просто я боюсь.       — Чего боишься?! — в шоке уставился на него Ким.       Третий вздохнул и, оттолкнувшись от дерева спиной, подошел и присел на то самое заграждение, о которое опирался Второй.       — Понимаешь, — заговорил он, тщательно подбирая слова. — Наша раса, немного не так мыслит, как ваша.       — Ну, каждая раса имеет какие-то свои особенности, — пожал плечами Второй. — Я прекрасно знаю, что вы считаетесь очень гуманным народом и никогда не развязывали войн.       — Именно, — прикрыл глаза Третий. — А почему так происходит тебе известно?       Ким даже растерялся.       — А разве доброта должна иметь какие-то причины? — недоумевающе спросил он. — Просто фиксианцы хорошие, и все. Это что-то вроде аксиомы.       Третий тихо усмехнулся.       — Ну, конечно, — иронично сказал он. — Возможно, так это выглядит со стороны, но на самом деле причины у этой гуманности есть, и они вполне объяснимые. Тебе же известно, что мы — раса эмпатов, а эмпатия и причинение другим боли — вещи несовместимые. Для эмпата делать больно другому — это то же самое, что причинять боль себе. Особенно это обостряется, если речь идет о наших сопланетниках.       — Так, погоди, — Ким сжал переносицу пальцами. — Вы чувствуете эмоции других существ, правильно? Любых, в равной мере. А в отношении своих это что, обостряется еще больше?       — Не обостряется, — покачал головой фиксианец. — Просто вся наша раса связана общей сетью…       Третий со вздохом запустил пальцы в пепельные волосы.       — Не знаю, какие слова можно подобрать, чтобы точнее все объяснить. Ну вот, у вас сознание каждого человека принадлежит только ему. То есть, рядом ли другие люди, или нет — вы их не ощущаете, пока не вступите с ними в контакт. Каждый человек у вас — индивид. А у нас вся планета — это одновременно и отдельные личности, и в то же время мы ощущаем друг друга, как единое целое. Как будто в голове одновременно два центра работают. Один — это ты, твоя личность, а второй — это что-то, что я не смогу объяснить обычными словами. Это нужно просто почувствовать.       Третий поднял на друга беспомощные глаза.       — Ну, самым близким аналогом будет, пожалуй, ситуация, когда много людей одновременно заняты каким-либо общим делом. То ощущение единства, которое там возникает. Вот мы, по отношению к своим соотечественникам, это единство ощущаем постоянно, — фиксианец досадливо взмахнул одной из рук. — Хоть немного понятно?       — Даже не немного, — задумчиво сказал Ким, глядя на друга так, как будто увидел его впервые в жизни. — Правда, до сих пор непонятно, почему тебя так пугает перспектива разрыва навязанной связи.       — А вот тут и кроется самое неприятное, — Третий встал, и, оперевшись руками о перила точно так же как Ким десять минут назад, устремил взгляд в небо. — Эта общая связь ощущается достаточно слабо. Просто как фон. Без нее — плохо, дико для любого фиксианца, но она… привычна, наверное? А мы по натуре такие, что нам необходимо постоянное ментальное единство. Более сильное, чем эта общая фоновая связь. Поэтому каждый фиксианец ищет себе пару. Ментальную пару, в первую очередь. У нас нет влечения, связанного с голым выбросом гормонов, как у вас. Гормональное влечение у фиксианцев возникает лишь после того, как устанавливается связь. Если у мужчины и женщины их сознания, грубо говоря, работают на одной частоте и идеально совпадают. Найти свою настоящую половинку — высшее счастье, и не каждому с этим везет. Но если повезло, то возможны два варианта. Первый — это если партнер противоположного пола. В такой ситуации образуется обычная семья со свадьбой, детьми и совместным бытом. Ментальная связь возникает до первого полового акта, она инициирует выброс необходимых гормонов, и уже во время первой физической близости такая связь закрепляется навсегда и больше не подлежит разрыву.       Третий умолк. Ким тоже не торопился что-либо спрашивать. Он внимательно обдумывал услышанное.       — Есть и второй вариант, — через силу продолжил фиксианец. — Потенциальный партнер вполне может оказаться того же пола, что и ты. В такой ситуации образуется только ментальная связь, и гормональный выброс не инициируется. Это… ну, не имеет смысла, наверное? Тело знает, что с человеком своего пола ты не оставишь потомства, и потому не дает добро на физический контакт. Я знаю, что у людей и многих иных рас физиология устроена по-другому, знаю, что для вас секс больше связан с получением удовольствия, чем с деторождением, и знаю, что вам не нужно ментальное единство, чтобы получить удовольствие от подобного контакта. У нас не так. Семья, основанная только на ментальном единстве, считается очень… возвышенной, что ли. Чистое единение сознаний, которое встречается довольно редко. И…       Третий на секунду прикрыл глаза, сглотнул, и с трудом продолжил:       — … и в нашем культурном коде четко закреплено, что если при подобной связи присутствует физический контакт, то это — стопроцентное насилие со стороны партнера. Потому как у фиксианца при такой связи гормоны молчат. И это, кстати, работает в обе стороны: у партнера, даже если он с другой планеты, — если только связь полноценная и добровольная — физическое влечение тоже не будет возникать. А если же оно есть, значит, связь навязанная, значит, тебя берут просто как вещь, не спрашивая твоего согласия. Насилуют не только твое тело, но и тонкую составляющую твоей сути. Для нас это — худший позор, самая страшная участь. Куда более страшная, чем просто пытки или смерть. Обычно после такого сводят счеты с жизнью, чтобы не загрязнять общий фон планеты, общую эмпатическую сеть…       Ким молчал, пораженный. Они-то с Севой полагали, что Третьему просто омерзителен тот факт, что его телом воспользовался один из худших подонков галактики. А тут, оказывается, проблема гораздо глубже, еще и на более тонком уровне...       — В любом случае, — голос Третьего задрожал, и Второй понял, что друг или плачет, или на грани того. К счастью, было темно, и потому он сделал вид, что ничего не замечает — хватит бить по гордости фиксианца, и без того искалеченной. — В любом случае, когда находится, или даже навязывается партнер, ощущение общности с планетой практически пропадает. Ментальное единение на двоих настолько мощное, что оно перекрывает все другие связи. Ты пойми…       Третий тихо всхлипнул и быстро вытер глаза. Ким опять тактично сделал вид, что ничего не видел.       — Фиксианцы природой не созданы, чтоб ощущать ментальное одиночество. Даже если они не встретят свою судьбу, то полного одиночества не будет. Я даже когда в другую галактику курс держал, не чувствовал себя в полной изоляции. А потом… этот. Связь с планетой практически прервана, но взамен я получил не равноценную связь, мощную и поддерживающую, а ощущение, будто связан с пустотой, которая только силы из меня выпивает. Я ведь постоянно ощущаю его сознание, Ким. Не мысли, конечно, читаю, а эмоции, но и этого достаточно. Искалеченная и уродливая психика убийцы и садиста, которому нравится смотреть на мучения других. Это самый настоящий кошмар, и он прямо у меня в голове, и он не прекращается ни на секунду! Но когда… если обрубят и эту связь, я останусь в полной изоляции. И я честно не знаю, что хуже. Для нас остаться без связи — это как для вас оказаться одновременно ослепленным, оглушенным и немым. Да еще и со связанными руками. А у меня это вызывает только одну ассоциацию — с тем подземельем, где я был абсолютно беспомощен. Я не хочу туда возвращаться, пусть даже это будет только у меня в голове! Я просто боюсь повторения…       Третий резко замолчал, зажав себе рот ладонью. Плечи его вздрагивали, и Ким больше не мог делать вид, будто ничего не замечает. Он шагнул к другу и сгреб его в охапку. Если бы таким образом можно было бы защитить его от того ужаса, что творился у него голове! Второй вспомнил все те сны, что видел в последние две недели, и ему стало настолько плохо, что закружилась голова.       — Я понимаю, что ты чувствуешь, — тихо сказал Ким, обнимая вздрагивающие плечи фиксианца. — Но ты должен помнить, что мы никогда не оставим тебя одного и в одиночестве. Теперь — никогда.       Они еще долго простояли так, под чужими звездами, вцепившись друг в друга и пытаясь найти в этом хоть какое-то подобие защищенности. И Ким поклялся самому себе, что больше никогда не даст другу страдать.

***

      Утром Третьему стало плохо. Он был практически белым, двигался с трудом, и его постоянно тошнило. Когда Ким попытался отправить его в медблок, фиксианец покачал головой и безапелляционно заявил, что медицина тут ничем не поможет. С каждым часом его состояние ухудшалось, капитана без остановки трясло, он был холодным как лед. Первый все утро пропадал на космодроме, и Ким сидел рядом с постелью больного друга, ощущая полнейшее бессилие. Часа через два после начала приступа Третий, которого колотило, как в лихорадке, с трудом выговорил:       — Лекарства ничем не помогут. Это из-за связи… Тут никто ничем не поможет.       — Что-то случилось с этим подонком?! — вскинулся Ким, в глазах которого промелькнула настоящая паника. — Крыс ранен? Умирает?!       — Нет, с ним все в порядке, — Третий изо всех сил сжал челюсти, чтобы зубы не выстукивали чечетку. — Ким, он опять кого-то пытает. Я чувствую, как он сходит с ума от удовольствия, но я больше не могу это выдерживать. Меня просто выламывает от того количества инфернальных образов, которые он на меня обрушивает. Еще немного, и я или сойду с ума, или впаду в кому, лишь бы всего этого не чувствовать. Пожалуйста, если кто-то из баланцев прилетит и будет в состоянии помочь, пусть делают все, что посчитают нужным. Лишь бы этот фильм ужасов у меня в голове прекратился. Обещаешь, что попросишь их за меня?       — Эй, не смей! — глаза Второго в ужасе расширились, при виде закатившихся зрачков друга. — Не смей отключаться! Они скоро будут здесь, и ты сам все им скажешь. Третий! Третий!       Но фиксианец уже впал в забытье. Закатившиеся зрачки, открывающие огромные белки глаз, и безвольно обвисшие тонкие руки выглядели настолько жутко, что Ким почувствовал приступ острейшей паники. Воздух комком застрял где-то в горле — ни вдохнуть, ни выдохнуть. Несколько секунд он безмолвно хватал ртом воздух, как вытащенная на берег рыба, а потом развернулся и изо всех сил приложил себя головой о стену.       Подействовало! Боль уничтожила оцепенение, и Второй принялся действовать с присущей ему быстротой реакции. По словам Нирхеи, баланцы должны были прилететь вот-вот, значит, нужно быть ближе к космодрому. Если понадобится, он на коленях будет их умолять провести эту злосчастную операцию, хоть бы и в полевых условиях. Пережил же Третий реанимацию в подземелье, выдержит и здесь. Ким подхватил друга на руки и, выскочив на улицу, помчался к космодрому, попутно радуясь, что фиксианцы такие легкие — едва ли вес земного подростка наберется. Побегал бы он так со Всеволодом на руках… Хотя, если бы прижало — побегал бы.       Корабль баланцев капитан увидел еще издали, и от души значительно отлегло. Спиралевидное нечто красиво серебрилось на солнце, и на доли секунды Второй невольно залюбовался изящным кораблем, привычно сравнивая его с «Чайкой». Нет, его девочка все равно красивее…       «О чем я думаю!» — Ким мысленно обложил себя трехэтажной лингвистической конструкцией, подлетая к группе встречающих, и едва не падая от усталости. Все-таки, космодром от жилого здания располагался совсем не близко.       — Что произошло?! — Всеволод кинулся к друзьям, смертельно побледнев при виде не подающего признаков жизни тела на руках у Кима.       Но капитан не слышал Первого. Его взгляд был прикован к новому действующему лицу, которое, судя по всему, и прибыло на спиралевидном корабле.       Баланец… баланка была с него ростом и внешне ничем не отличалась от людей, выросших на Марсе. Те же широкие плечи, темные волосы, та же сухость лица и поджарость фигуры. Единственное, что выдавало в ней представительницу незнакомой расы, так это корабль за спиной. Гостья тоже не отрываясь смотрела на Второго. А если точнее, то на Третьего, которого он держал на руках. И, судя по всему, находилась одновременно в состоянии шока и восторга.       — Вы можете ему помочь? — без обиняков спросил Ким, делая к ней шаг, и кивком головы указывая на бессознательного друга.       Нирхея говорила, что вместе с приглашением отправит и всю информацию по их языку. Только бы эта гостья уже выучила его…       — Мне нужны все данные, — с сильным акцентом, но, тем не менее, на знакомом Киму языке ответила баланка, с трудом отрывая взгляд от фиксианца и переводя его на Второго. — И медблок.       Последние слова были адресованы уже Нирхее. Та молча кивнула и, сняв с руки телепортатор, передала его гостье. То же самое сделала и Кайлин, только протянула прибор Киму. Тот на несколько секунд перехватил Третьего одной рукой, пока смотрительница защелкивала на его запястье браслет.       — До самого медблока вряд ли дотянет, но до жилого здания с легкостью.       — Эй, я с ним… — Всеволод осекся, глядя на то место, где только что стояли Ким и баланка.       — Мы пойдем пешком, — строго взглянула на него Нирхея. — Сейчас есть вопросы, которые они должны решить только втроем.       Первый безвольно опустил руки, которыми от отчаяния хотел вцепился себе в волосы. Он опустошенно смотрел на старшую смотрительницу.       — Вы знали, да? — глухо сказал он. — Причину, из-за которой мы просили о встрече с баланцами?       — Мы несем в себе память всех поколений, живших на нашей планете, — грустно ответила Нирхея. — А это значит, помним то, что видели наши предки сотни и тысячи лет назад. И Искандар был нашей планетой-близнецом. Так что да, я знаю, как выглядит искандарианец с искалеченной психикой. Поэтому и попросила Трэю на всякий случай взять все необходимое для операции. Конечно, я не знала, что вашему другу так внезапно станет плохо, но решила подстраховаться.       Всеволод шумно выдохнул.       — Спасибо, — с благодарностью взглянул он на нее.       — Но нам все равно нужно идти, — беспокойно пошевелила ушами смотрительница. — Трэя — один из лучших нейрохирургов, но ей могут понадобиться ассистенты и…       Остальное Всеволод не дослушал, сорвавшись с места.

***

      — Когда это началось? — оказавшись у жилого здания, Ким и баланка, не сговариваясь, бегом направились в сторону медблока.       — Сегодня утром, — задыхаясь, ответил Второй, чувствуя, что еще несколько минут, и даже его тренированный организм рухнет от усталости.       — Причину знаете?       — Третий сказал, что этот… что его партнер опять кого-то пытает, а он не может выдерживать такого напора ужаса и скоро сойдет с ума.       — Понятно, — баланка как-то странно фыркнула, то ли высказывая отвращение, то ли просто пытаясь отдышаться.       Впереди самым благословенным видением забрезжили белые двери медблока, и спустя несколько секунд они буквально ввалились в просторное помещение, пахнущее лекарствами.       Баланка сходу сбросила увесистый рюкзак, который до того болтался у нее на одном плече, и принялась спешно в нем рыться.       — Положите его на любую кушетку, — бросила она Киму, не отрываясь от своего занятия.       Второй спешно сгрузил друга на крайнюю койку, чувствуя, что руки у него онемели полностью и противно дрожат.       — И рубашку с него снимите, — девушка, наконец, выудила из рюкзака какой-то странный широкий пояс, явно под завязку напичканный электроникой, и сноровисто помогла Киму высвободить все шесть рук Третьего из неподатливой ткани. Затем просунула под лежащего фиксианца один конец того самого пояса, свела оба его конца и защелкнула застежку. Странное приспособление тут же пошло цветными разводами и тихо-тихо, на грани слышимости, загудело.       — Что это? —настороженно спросил Ким, глядя на пояс, который сейчас больше всего напоминал меняющего цвета индикатора.       — Мы называем его заморозкой, — баланка устало вытерла взмокший лоб. — Он останавливает почти все функции организма на время операции. В основном используется в полевых условиях и в экстренных случаях, как вот сейчас. Потому что последствия потом крайне неприятные, на самом деле. Ваш друг сейчас находится почти в искусственной коме, так что никакие воздействия на психику не должны его затронуть. Пока. И у нас есть немного времени, чтобы поговорить. В целом ситуация мне ясна, можете не объяснять. Нирхея высказала предположение, да и мы наелись этого «добра» в свое время под завязку. Но некоторые детали все же уточнить нужно.       — Спрашивайте, — слегка растерянно кивнул Ким, которого не покидало ощущение, что все происходящее здесь немного нереально. Он-то думал, что ему придется едва не на коленях умолять баланцев о помощи, а они мало того, что помчались по первому зову, так еще и в полной медицинской готовности. Разве так бывает?       — Когда произошло… — девушка замялась, — то самое? Сколько времени назад?       — Чуть больше четырех лет.       — Контакт был единоразовым, или повторялся несколько раз? Это важно, потому что именно от этого зависит сила привязок, которые придется разрывать.       Ким почувствовал, что у него подкашиваются ноги. Он тяжело опустился на свободную кушетку. «Один раз», «несколько раз»… Как сосчитать все те разы, что Третьему пришлось пережить, пока он был в лапах у этой падали? И возможно ли будет вообще разорвать эту связь в таком случае?       — Я не знаю, — честно признался он, подняв взгляд на баланку. — Он пробыл в плену четыре года. И вряд ли получится сосчитать все разы, потому что… сами понимаете.       — Плохо, — девушка ссутулилась, напряженно о чем-то размышляя. — Я бы могла разорвать обычную привязку почти без последствий для психики… ну, кроме утраты эмпатического единения, конечно. Но четырехлетнюю, регулярно закрепляющуюся… да еще и на фоне плена… Он просто сойдет с ума, если я это сделаю. Сознание слишком сильно привыкло, что у него есть партнер. Пусть он насильно навязанный и жуткий, но, тем не менее, это партнер, на соединении с которым строится половина их мировоззрения. Выдернуть его, не дав ничего взамен — тоже самое, что сдернуть с места человека, стоящего на мине. Будет взрыв, и человек погибнет. В данном случае — сойдет с ума.       Ким почувствовал, что на плечи ему будто опустилась огромная глыба, прочно придавливающая к земле.       — И нет никаких шансов? — убито спросил он.       — Есть один, — баланка задумчиво прищурилась, обдумывая варианты. — У нас были похожие случаи. Всего несколько раз, но были. Если положить на мину груз, равный весу человека, то взрыва не будет. Так и здесь. Если взамен оторванного партнера тут же привязать другого, то последствий не будет. Более того, даже эмпатия не пострадает. Но это практически невыполнимо.       — Почему?! — тут же вскинулся Ким, который не мог так просто расстаться с надеждой на спасение друга.       — Во-первых, сложность операции. Представьте, что вам предстоит разрубить два перепутанных клубка нитей, и потом к одному из них, точно в таком же запутанном порядке, привязать ниточки из постороннего клубка. Такая операция занимает не один день. Но в принципе, это наиболее выполнимое условие. Второе — это партнер, которого нужно найти взамен того, который будет отсечен. И вот тут мы в полном пролете. Я промолчу про психическую совместимость, потому что и это можно было бы обойти. Но искандарианцев в нашей галактике больше нет. Ни одного. И, соответственно, нет ни одной искандарианки. Нам негде искать того, кто смог бы стать «якорем» для его сознания. Простите.       Баланка понуро опустила голову, явно не меньше Кима расстроенная своим бессилием. Второй молча кусал губы, стараясь не заорать от отчаянья и обиды на Мироздание. Столько пройти, добраться до абсолютно незнакомой галактики, пережить столько трудностей, и споткнуться у самого финиша! Третий не заслужил такой судьбы. Только не он, со своими светлыми идеалами и непоколебимой верой в гуманное отношение к миру. Гуманное отношение… эмпатия… два типа ментальных партнеров… ментальная семья…       Капитан вскинул голову, пытаясь поймать за хвост еще не до конца оформившуюся мысль. Баланка заметила перемену в его настроении и вопросительно взглянула на него.       — А партнером обязательно должна была быть искандарианка? А искандарианец может?       — Да без разницы, — пожала плечами девушка. — Просто такой тип совместимости встречается еще реже, так что найти партнера было бы еще сложнее.       — А представитель другой расы может им стать? — Ким, лихорадочно блестя глазами, смотрел на собеседницу. — Норн говорил, что может, лишь бы все было добровольно. Я подойду? Мы дружим уже не первый год, он во всем мне доверяет, как и я ему. Он для меня лучший друг, фактически — брат. У нас даже сны общие были, то есть, я видел его глазами…       — В смысле? — подалась вперед баланка. — Можете подробнее рассказать?       Ким сбивчиво принялся рассказывать про события последних дней, про сны-видения, и на лице девушки впервые за разговор обозначилась улыбка.       — Отлично! Да, это очень яркий признак совместимых сознаний. И вы вполне можете подойти, вот только… — улыбка баланки угасла. — Вы ведь понимаете, что будете связаны с ним до смерти? И умрете тоже одновременно? А еще не сможете больше заводить отношений с женщинами… да и с мужчинами тоже? Конечно, вам и самому не захочется — ментальная связь перекроет все эти желания, но если вы планировали когда-то завести семью…       — Не планировал, — решительно отрезал Ким. — Не беспокойтесь, я полностью отдаю себе отчет в том, на что иду.       — Тогда… — баланка снова заглянула в недра своего рюкзака и, покопавшись, вытащила еще два пояса вроде того, что надела на Третьего, и какие-то устрашающие приспособления, напоминающие то ли перчатки из стальных прутьев, то ли соединенные между собой наперстки с тончайшими иглами на концах.       — Вам тоже нужно будет надеть заморозку. Потому что во время операции мне будет необходимо, чтобы вы лежали абсолютно неподвижно.       — А третий пояс для кого? — поинтересовался Ким, принимая из рук девушки странное устройство.       — Третий для меня, — она привычным движением защелкнула его на себе. — Мой настроен так, чтобы не выключать сознание, но отключать естественные функции организма. Потому что я не смогу ни на что отвлекаться в процессе оперирования. Так что корчиться по окончанию будем втроем.       — Все будет настолько страшно? — улыбнулся Второй.       — Увидите, — ехидно отозвалась девушка — Только прежде чем отключиться, помогите мне сдвинуть рядом два операционных стола. И тоже снимите рубашку — такая операция проводится в районе спинного мозга. Вашего друга нужно перевернуть на живот, и вам нужно будет лечь так же.       Ким послушно сделал все, как сказал баланка, и когда уже собирался взобраться на стол, в медблок ворвался Всеволод.       — Ким! Ты как? Фух, я думал, не успею.       Первый привалился к дверному косяку, тяжело дыша и окидывая взглядом комнату.       — Нирхея сказала, вам может понадобиться ассистент, — обратился он к баланке. — Если я подойду, то лишь скажите, что делать.       — Просто будьте рядом, — благодарно улыбнулась девушка. — Может, какой инструмент понадобится подать, или банально стакан воды принести. С помощником всегда не так страшно работать.       Всеволод кивнул, слегка удивленно поглядывая на инструменты в ее руках, а она вновь перевела взгляд на Кима.       — Давайте начинать. Мы и так заболтались.       Второй кивнул и лег животом на холодную поверхность стола.       — Получится все, или нет, для вас операция пролетит как одно мгновение, — успокаивающе сказала она, защелкивая на нем застежку пояса. Ким успел почувствовать, как живот и спину охватила легкая прохлада, а потом сознание стремительно ухнуло вниз и погасло.

***

      Море. Теплое ласковое море, которое с рокотом набегает на прибрежные камни и вновь отступает, оставляя после себя умытый пеной берег. Синее небо, куполом раскинувшееся над бескрайней гладью воды, белые чайки, реющие так высоко, что кажутся лишь белыми черточками на лазурном холсте. И так тепло, так спокойно, так… безопасно? Причем тут безопасность? Однако же, именно чувство защищенности было главным, что он испытывал, глядя на раскинувшийся перед ним пейзаж. Странно…       Попытка раз… попытка два… На третий раз Киму все же удалось поднять словно налитые свинцом веки. Он моргнул, проясняя зрение. Уже привычный потолок песочного цвета… Он у себя в комнате? Пахнет лекарствами… Значит, медблок. Что он здесь забыл? Ах, да, операция… Интересно, получилось?       Ким попробовал привстать, и тут же его словно приложило чем-то большим и докрасна раскаленным. В голове взорвалась граната, а от желудка к горлу прокатился огненный клубок. Он едва-едва успел свеситься с кровати, прежде чем его вывернуло в загодя подставленную кем-то емкость.       — Ни хрена ж себе, — тихо пробормотал Второй, вытирая рот тыльной стороной ладони.       Впрочем, зря, потому что через несколько секунд процесс повторился еще ровно четыре раза.       — Да какого… — вымученно простонал он, буквально сползая с операционного стола.       Почти ползком добрался до двери и, чувствуя, как внутри все скручивает, побрел в сторону санузла. Сперва пришлось надолго запереться в кабинке, а потом стоять, сунув голову под кран с холодной водой, ни о чем не думая и просто наслаждаясь ощущениями от холодной воды. В мозгах была полнейшая каша.       — Нужно найти Третьего, — наконец определился Ким. — Я помню, что оперировали нас двоих. Кстати, а меня зачем? Ни черта не соображаю…       Постояв так еще немного, Второй собрался, наконец, с духом, и выволок себя из ванной. Он почти добрел до дверей медблока, когда лавина ощущений и эмоций нахлынула и буквально погребла его под собой. Ким ошарашено застыл, пытаясь понять, что происходит.       Это было похоже на летний солнечный день, когда ты бредешь по лесу, любуясь солнечными зайчиками, разбросанными по земле, и зорко высматриваешь полянки с земляникой. И на шум моря, что набегает на гладкую гальку и белый песок, легко касаясь твоих босых стоп. И на солнечное утро в простом оштукатуренном доме колонистов, утро, наполненное материнской заботой и вкусными ароматами домашней выпечки. И на то потрясение, что испытываешь, глядя на россыпи звезд на черном небе. Странное чувство будило воспоминания о веселых студенческих годах и восторгах первых полетов, о том, как с каким усталым удовольствием каждый день покидаешь спортзал, где стал еще на какую-то долю сильнее, о радости открытий новых путей, рука об руку с друзьями. Все вместе оно соединялось в какой-то невообразимый вихрь и обрушивалось на Кима, буквально не давая вдохнуть. Но это было самым прекрасным, что он когда-либо испытывал, и в этот миг больше всего на свете бесстрашный капитан боялся, что это чувство исчезнет, и он больше никогда не ощутит его.       — Ким! — дверь медблока распахнулась, и оттуда с абсолютно ошалелыми глазами вывалился Третий. — Что произошло? У меня в голове полный кавардак! Там больше нет Крыса, ты представляешь?!       Фиксианец застыл напротив друга, почувствовав, как путаница в голове плавно распадается на гармоничные составляющие. Ким тоже замер, прислушиваясь к ощущениям. Бушующий поток успокаивался, превращался в реку, река входила в берега.       Словно золотая ниточка протянулась от одного к другому, и зазвенела ощущением абсолютного спокойствия, гармонии и правильности происходящего.       — Так вот значит, о чем ты говорил, — счастливо улыбнулся Второй, вслушиваясь в свои ощущения. — Должен сказать, вы правильно не распространяетесь на эту тему. Если бы другие народы знали, какая это замечательная штука — эмпатия, они бы вам жутко завидовали.       — Обычно гораздо слабее, — помотал головой Третий. — Почти на грани восприятия. Ким… спасибо тебе.       — Надеюсь, ты не пожалеешь, что связался со мной, — улыбнулся Второй и Третий возмущенно сверкнул глазами. — Я пошутил.       Он поспешно поднял руки в примирительном жесте.       — Просто имей в виду, что мы — вспыльчивый народ, и порой тебе будут не по душе мои эмоции.       — Уж как-нибудь переживу, — иронично сказал фиксианец, и, не выдержав, оба капитана от души расхохотались.       Здесь и сейчас, впервые за долгие и долгие годы они, наконец-то, были абсолютно и безоговорочно счастливы.