Другие

*** Пригородный квартал в десятке километров от блок-поста был даже не сильно разрушен, хоть и разграблен подчистую. Впрочем, трухлявого матраса, который Кагами нашел в одном из домов, оказалось достаточно, через пару часов все равно нужно было ехать на встречу с Ханамией. Пока Аомине исследовал дом, проверяя, нет ли в нем кротов или заразных, Кагами связался с Хьюгой по рации. Тот был в полудне пути от них — и вовсю негодовал, что Хироки запретил Сейрин проезд к границе. — Хренов ублюдок! Задницу пусть подотрет своим разрешением! — Мы еще можем перехватить Ханамию на нашей территории, сенпай. — Если он не гнал как полоумный, пока не добрался до Обратной стороны… — Будем надеяться на лучшее. — Тут есть вода, прикинь! — проорал Аомине откуда-то сверху, и Кагами, пробормотав «Скоро увидимся, сенпай», метнулся на голос. Он уже привык мыться от случая к случаю, и грязь не беспокоила, пока он не начинал о ней задумываться. А сейчас разом зачесалось все тело, поэтому одежду Кагами стряхивал на ходу, рассчитывая подобрать на обратном пути. Аомине уже стоял под хлипкой струей душа, ловя отдельные капли раскрытым ртом. — Вообще-то я первый ее нашел! — возмутился он, когда Кагами втиснулся рядом. — И всю истратишь такими темпами, придурок! Кагами прикрыл глаза, подставляя лицо под струю. Вода была холодной, и он даже думать не хотел, откуда она бралась, просто тер что есть силы руки и плечи, задевая Аомине локтями и коленями. Было плевать. Было слишком хорошо. — Там дождеприемник на крыше и фильтр на чердаке, — сказал Аомине. — Лампа скоро сдохнет, но нам хватит. — Круто, — выдохнул Кагами. Единственное, чего не хватало — мыла, но оно и в Мидтауне было все равно что рождественский подарок от Санты. — Круто, — согласился Аомине где-то совсем рядом, выдохнул горячо в лицо, и Кагами наконец открыл глаза. Вокруг было мутно от зависших на ресницах капель и чересчур жарко для холодного душа. Аомине едва не наступал ему на ноги, и почувствовав его ладонь на боку, Кагами решил сперва, что это от нехватки места: устроиться вдвоем в крошечном закутке душевой было в принципе чем-то из разряда фантастики. — Когда ты в последний раз трахался? — пробормотал Аомине, и это тоже показалось ирреальным. — Чего? — Я просто подумал, что иду на самоубийство, а даже не помню, когда в последний раз ебался… Кагами тоже не помнил и не особенно понимал, какое это имело сейчас значение. Вот вода — да, имела. — Я дрочил на прошлой неделе, — признался он, надеясь, что этого Аомине хватит, чтобы отвязаться. И услышал короткое «Да пошло оно все…» сквозь звон воды о позеленевший от плесени кафель. Губы у Аомине оказались холодными и мокрыми, а язык, резко пробравшийся Кагами в рот, — на контрасте — раскаленным. Несколько секунд Кагами приходил в себя, разрывался мысленно между «прекратить все одним мощным ударом» и «действительно, пошло оно все!». Обшарпанная плитка под спиной и пресс тяжелого тела, новый контраст жара и холода, возбуждение, будто копившееся где-то и вдруг, прорвав невидимую плотину, хлынувшее в пах, помогли определиться в пользу второго варианта. А потом — как выстрел в висок — осознание. — Какого черта, Аомине! — Кагами отпихнул его, вынудив поскользнуться, и сам же удержал, не дав упасть. Аомине уставился на него, как на врага, которого выслеживал всю жизнь, а потом снова подался вперед, зажимая между собой и стеной. — Да брось, Кагами, мы можем не вернуться никуда, — выплюнул он злобно. — Акаши знал это, отправляя нас, ты знал, соглашаясь. Так какая разница? — Я… Кагами не мог говорить, когда тот был так близко, он и думать мог разве что о собственном болезненно твердом члене, упиравшемся Аомине в бедро. Разница была. Раньше он представлял в своей постели кого угодно, только не Аомине. Раньше они могли дружить, соперничать, играть друг с другом и против, не думая, что последним может стать каждый вдох. Раньше больше не существовало, а все остальные мысли плясали в сознании глухим сумбуром. Кагами скорее понимал, чем чувствовал, что так нельзя, неправильно… А потом Аомине вжался ему в рот, не целуя, просто стоя так и дыша тяжело и шумно. Планеты сходили со своих орбит, полюса Токио менялись местами, а Кагами бездумно глотал пресную воду с чужих губ. — Ничего объяснять ты, конечно, не собираешься? — спросил он тихо, сомневаясь, хочет ли услышать ответ или нет. — Мы тут. У тебя стоит, у меня тоже стоит, — в доказательство Аомине потерся крепким членом о его бедро. — Тебе все еще нужно что-то объяснять? Кагами посмотрел поверх его плеча на покосившуюся полку, где валялся один-единственный пожелтевший от времени тюбик зубной пасты, на выцветшее пятно на стене — там, должно быть, раньше висело зеркало, — и решил, что ничего страшного не происходит. Просто у него давно никого не было: с самого прихода в отдел снабжения, с первого выезда, на котором крот заразил Цучиду, он как-то перестал думать о таких банальных вещах, как секс, отношения, привязанность. Привязанность могла быть только одна — к товарищам, которые, в случае чего прикроют спину. Которых тоже бесконечно больно терять, но они хотя бы могут защитить себя, и вся вина не ляжет на твои плечи. Возможно, Аомине считал так же. Возможно, и у него сейчас просто срабатывал инстинкт. Или он брал Кагами «на слабо». — Эй, если ты думаешь, мы перепихнемся вот так, потому что мы тут вдвоем, а тебе скучно — катись-ка знаешь куда? — процедил Кагами, но не оттолкнул Аомине. Почувствовал его напряженный член бедренной косточкой и не сумел понять, от чего трясет все тело — от холода, стыда или жгучего возбуждения. — Скучно мне было два года играть в лузербол, — отчетливо произнес Аомине. — А тебя я хочу. Отступать Кагами было некуда, поэтому Аомине поцеловал его снова — и мысль, что можно врезать ему, а потом добавки дать, чтоб неповадно было, вернулась, только чтобы испариться. Где-то между моментом, когда Кагами сам ворвался в рот Аомине, принялся вылизывать горячее небо, одновременно пытаясь притиснуться ближе, и тем, как Аомине, недовольно рыча, сорвал с предплечья разбухший, отклеившийся пластырь. Аомине уверенно гладил его по плечам и бокам; царапал мозолистыми ладонями и тут же переключался на мягкие, почти невесомые касания губ к груди и шее. Кагами вздыхал судорожно и терся об него, осознавая свои движения будто в тумане. Ему все еще казалось, что все может обернуться тупой шуткой. С Аомине могло быть как угодно — почему-то сейчас не хотелось думать, что жизнь всех их изменила, прогнула и вылепила заново, в голову лезло все о том, хорошо знакомом Аомине, с толпами брошенных, неугодивших чем-то девчонок в активе, с высоченными запросами и отвратительным чувством юмора. Кагами не хотел, чтобы он сейчас издевался. Чтобы ушел. Кагами слишком остро нуждался в нем сейчас. Он обхватил Аомине поперек спины, чтобы было удобнее держаться на скользком полу, и просунул между их животов свободную руку. Аомине коротко всхлипнул, когда Кагами со второй попытки сжал оба члена в кулаке, и продолжил трогать его. Пощекотал подушечками пальцев бок, поясницу, огладил ягодицу и оставил руку там. Кагами задвигал ладонью так быстро, как позволяла поза — о ритме, тем более, привычном, можно было забыть, но отчего-то было все равно круто, круче, чем он когда-либо делал себе. Просто охрененно. Аомине подтвердил это, застонав через полуоткрытые губы, уронил голову Кагами на плечо и задергал бедрами, толкаясь в кулак. Выдохи обжигали мокрую кожу, вынуждая дрожать сильнее и хотеть большего. А потом пальцы спустились ниже, щекотно прошлись по ложбинке между ягодиц Кагами, настойчиво ткнулись в сжатый анус, и вверх по позвоночнику прострелило колкой волной удовольствия. Аомине додрачивал себе, неотрывно глядя на его губы и продолжая трогать пальцами там, небрежно очерчивать круг мышц, надавливая, но не пытаясь проникнуть внутрь. Меньше чем через минуту он кончил с коротким, сдавленным «Оох». Воды хватило, только чтобы смыть с животов и коленей сперму. Они вытерлись дырявыми шторами — пыльными, но сухими, — а затем синхронно оделись, не глядя друг другу в глаза. *** — А у тебя что, кальмары? — Аомине бесцеремонно выдернул банку у Кагами из рук, изучил содержимое и, поморщившись, вернул обратно. — Эй, тут тебе не ресторан, — возмутился Кагами. Вкуса консервированных помидоров он не чувствовал, хотя голод они и притупляли. Но при этом вынуждали скучать по свежим овощам. Хлебу. Рису. И бургерам, мать их. Аомине явно тоже не был в восторге от китового мяса, но упорно совал в рот куски, даже не стараясь жевать. — И что, в трущобах всегда такая жопа с едой? — спросил он. — Не только с ней, — пожал плечами Кагами. — Снабженцам доставалось кое-что получше, остальные получали в зависимости от того, какие услуги могли оказать. Аомине хмыкнул и, перевернув банку, вылил в рот остатки. — И это Хироки считает идеальным миром? — Слушай, ты-то на что жалуешься? — не выдержал Кагами. — В башни привозили лучшее, все пахали на то, чтобы у вас там была настоящая жизнь. Рестораны, кинотеатры, система охраны. Вам только вакцины не хватало до полного счастья! — Вакцины? — усмехнулся Аомине. — Она бы никому не помешала. Кроме Хироки. — Ты нарочно издеваешься? — Кагами отставил банку подальше. Он только проснулся и еще плохо чувствовал тело, но Аомине словно нарывался, говоря такие вещи. В трущобах все только и жили надеждой на скорое появление вакцины, иногда Кагами даже думал, что Хироки к богу приравняют, когда ее наконец создадут. Ведь тогда людям не придется ютиться на территории Мидтауна. Тогда для выживания нужно будет просто научиться стрелять, драться и строить заборы повыше. — Нет, как есть, говорю, — пожал плечами Аомине. — Люди не боятся монстров. Люди боятся заразы. Мидтаун защищает их от заразы. Хироки защищает. Думаешь, ему выгодно, чтобы все разбежались, поняв, что им ничего больше не угрожает? Думаешь, кто-то продолжит работать, чтобы ублюдки из башен могли убивать время в казино и караоке, если угрозы не будет? Кагами заморгал потерянно. За два года он перевидал достаточно дерьма, чтобы убедиться: честность — это огромная редкость. Но почему-то, как и все, надеялся, что Хироки добьется цели, которую так упорно озвучивал во время каждой встречи с народом. Ведь Мидорима и Куроко… — Еще барахтаются благодаря стараниям Акаши. — Кажется, последнюю мысль он умудрился озвучить. — Пока Акаши-старший убеждает Хироки не закрывать исследовательский центр насовсем, но его функционирование — видимость. Мидорима давно уже ставит опыты подпольно, только благодаря Акаши его еще не накрыли, а Тецу помогает с материалом — кроты его в упор не видят, когда подкрадывается. Теперь понимаешь, почему Акаши никогда не навредит ему? Кагами сглотнул кислую слюну: есть окончательно перехотелось. Зато теперь стала прозрачной причина того отчаяния, с которым Куроко уговаривал его довериться Акаши, сделать все, чтобы не подвести. С вакциной Акаши станет народным героем, и диктатуре Хироки придет конец. Только Кагами не знал больше, во что верить и кому. — Ты-то откуда взялся такой осведомленный? — процедил он. Аомине ухмыльнулся и перебрался к нему на матрас. — Я жил в башне, Кагами. Естественно, я знаю побольше твоего. — Уделал. Гордись. В ответ Аомине обхватил ладонью его затылок, притянул к себе и поцеловал с неожиданным напором. Мысль отстраниться опять задержалась в пути, пришла, только когда Кагами уже сидел, вытирая мокрые губы ладонью. — Я правда думаю свалить с планеты, Кагами, — спокойно сказал Аомине. — Зачем? — прорычал Кагами, злясь — за вмиг сбившееся дыхание, за сладкую тяжесть в паху. — Затем, что здесь никогда ничего не поменяется. Не верю я, что на Обратной стороне лучше, а в Мидтауне, насколько ты помнишь, один раз меня уже пытались казнить. — Если будешь хоть изредка думать, что говоришь — об этом забудут. — Не забудут, — Аомине приподнялся на локте и уставился Кагами в глаза — серьезно, остро. — Я соврал про ту бабу. Ты правда повелся? — Что значит соврал? — Не было никакой бабы. Но нужно было, чтобы ты повелся. Потому что иногда я думаю, что говорю, — хохотнул Аомине. — И за что же тебя сделали почетным гостем на супер-шоу? — хмыкнул Кагами. — Еще не понял? Я знаю. — Кагами нахмурился, покачав головой. — Я узнал, что Хироки не собирается заниматься вакциной. Случайно подслушал то, что не должен был слышать, и спалился. Заткнуть меня как обычного преступника было бы слишком подозрительно, Сацуки встряла бы непременно. Много шума. Поэтому Хироки отдал меня Юкимуре, что-то он ему был должен и вот предложил шоу. Сказал, что и аудиторию подгонит — жетоны Юкимура лопатой бы греб в тот день. Кагами уставился на свои ладони, лишь бы не смотреть Аомине в лицо. Мир в очередной раз встал с ног на голову, и Кагами не успевал за переменами. — Но если мы упустим Немезиду, это будет провал службы внутренней охраны. Хироки сделает из Акаши преступника, и прощай вакцина. — Черт, Кагами, нам-то какая разница? Акаши выкрутится, он и не из такой жопы вылезет. А мы можем попасть на Лос-Анджелес. Выбраться из этого ада и снова играть! Кагами набрал побольше воздуха в грудь, чтобы высказать все, что думает о его бредовых планах, но в этот момент ожила рация: Хьюга обещал напомнить, когда придет время начинать операцию «Перехват».