Во многих думах есть многие печали
18 июля 2012 г. в 15:58
Второй час подряд я стоял у окна и смотрел на ночной город. Конечно, с высоты птичьего полета обозревать его гораздо интереснее, но третий этаж такого не предполагает. Поэтому я довольствовался своим двором и частью улицы. Ничего нового я там не увидел, да и не хотел.
Я в сотый раз прокручивал в голове разговор с Максом. Было от чего впасть в ступор, где я благополучно до сих пор и пребываю.
Всю жизнь я относился к геям как к существам с другой планеты – допускал, что они существуют, но видеть их не доводилось. Я даже согласен с тем, что в моем окружении они тоже были, но я об этом не знал, и мне было хорошо. Спокойно.
До сегодняшнего дня я считал нормальными только отношения между мужчиной и женщиной, потому что это правильно, потому что это семья и дети. Но хитрый Макс своей софистикой меня запутал – если б каждое занятие сексом было б исключительно для зачатия ребенка, то это сколько ж раз многодетным отцом бы я стал? И многих парней вы видели, которые искренне радуются, узнав о беременности подруги? То-то и оно.
И получается, что удовольствие каждый выбирает себе по вкусу, а о вкусах, как известно, не спорят...
Вадим, мой босс, мой шеф, мой начальник. А ведь он мне нравился. Серьезно, сейчас я уже могу себе в этом признаться. Его можно назвать эталоном – красив, умен, заботлив. Вместе с тем имеет амбиции и хватку. Идеал мужчины. Такой, каким хотел быть я, но никогда не стану. И если этот идеал снова будет сжимать меня в объятиях, то...
А-а-а! Нет, нет и еще раз нет! Вариант с завистью меня устраивает больше. Я не собираюсь пополнять ряды голубого меньшинства!
***
Два часа ночи. Дверной звонок пропиликал песенку Винни Пуха «в голове моей опилки не беда». Полностью согласен – в моей голове опилки, стружки и еще куча всякого мусора, вот только мысли умные туда не забредают. Видимо, блуждают в тех самых опилках.
На пороге стоял Вадим. Красив, как бох*, и пьян, как павиан.
– Мы можем поговорить?
У меня сегодня прям вечер разговоров, плавно переходящий в ночь выяснения отношений. Ну, не буду нарушать сложившуюся за несколько часов традицию, тем более интересно послушать и другую сторону.
– Проходите, – я посторонился, пропуская высокого гостя. Сарказм тут ни при чем, просто Вадим действительно высок ростом.
– Когда же ты перестанешь обращаться ко мне на «вы»? – вздохнул он.
Я неопределенно пожал плечами:
– Вы – мой начальник.
– И ты не забываешь об этом ни на минуту?
Шеф остановился в двух шагах от меня и смотрел в упор. Необычный взгляд, ласково-умильный, таким обычно взирают на любимого ребенка, когда тот спит. Он протянул руку и провел кончиками пальцев по моей щеке. Я отшатнулся.
– Я тебе так противен? – он снова вздохнул. Моего ответа он не дождался. – Ладно, кто-то когда-то приглашал меня на чашечку кофе... Я, пожалуй, воспользуюсь приглашением сейчас.
Кажется, у каждого из нас уже появилась устойчивая реакция на все случаи жизни – я пожимал плечами, а Вадим вздыхал.
– Э-э-э... вообще-то, я не пью кофе, поэтому у меня только растворимый, на всякий случай держу.
– Давай.
Вадим уселся на моей скромной кухне с отсутствующим видом. Такое ощущение, что подсунь я ему вместо кофе воду из-под крана или денатурат напополам с керосином, он выпьет и даже не поморщится.
Я поставил перед ним напиток и соответствующие причиндалы.
Кажется, у меня дежавю. Второй раз за вечер/ночь мне предлагают поговорить, и второй раз предполагаемый собеседник молчит как рыба об лед. С этим надо что-то делать. Я взял блюдце и грохнул его о пол.
– Зачем ты это сделал? – звук бьющейся посуды вывел Вадима из оцепенения. Он снова вернул себе непроницаемо-доброжелательное выражение лица.
– Кто-то собирался поговорить, кажется...
– Да, ты точно не похож на других.
– Конечно, – вздернул подбородок я, – кто ж еще пожертвует самым дорогим, что у него есть – фамильным блюдцем фабрики имени Клары Цеткин!
Вадим расхохотался, а я почувствовал, как уходит напряжение.
– Что тебе наговорил Макс?
Напряжение развернулось на 180 градусов и удобно расположилось в моем теле. Моя очередь молчать.
– Хорошо, давай сам расскажу: во-первых, он открыл глаза на мою ориентацию, иначе бы ты от меня так не шарахался, во-вторых, поведал тебе страшную историю о том, что я затаскиваю хорошеньких мальчиков в свою постель, ломая их хрупкую психику, а в-третьих, вышвыриваю как сломанную игрушку через пару недель. Все верно или я что-то пропустил?
Я кивнул. Складывается впечатление, что Вадим подслушивал наш разговор в ресторане. Или он умеет читать мысли?
– Будешь говорить, что он наврал все от первого до последнего слова? – сам не понимаю, как я перешел грань обращений?
– Зачем? Максим сказал правду.
– Даже не станешь отпираться?
– Извини, вранье – не мой стиль.
– То есть ты всем своим жертвам расписываешь перспективу на будущее?
– Если я предпочитаю не врать, то это не значит, что я полный идиот, изливающий душу каждому встречному, – Вадим поморщился. – Я честно предупреждаю, что никаких прекрасных принцев на белых конях не ожидается, но и насиловать никого не стану.
После этих слов я перевел дух. Вадим усмехнулся, заметив мой вздох облегчения.
– И что же твои э-э-э... избранники?
– А, – он махнул рукой, – почему-то каждый из них считал, что может стать моей Золушкой. И все, как один, утверждали, что я обязан на них жениться, – шеф хихикнул, – у тебя такое было?
Я кивнул.
– С девушками, – поспешно уточнил я, – ЗАГС для них был как сказочный дворец, в который меня и пытались затащить.
– Как же ты устоял? – Вадим снова улыбался.
– А я не верю в такие сказки.
Вы когда-нибудь видели улыбку коварного соблазнителя? И я не видел. До сего момента.
На протяжении всего разговора Вадим сидел в полуобороте от стола, положив ногу на ногу, а я стоял, опираясь пятой точкой на один из предметов кухонного гарнитура – хоть убейте, не знаю, как это называется. Я в нем храню вилки, ложки, поварешки, а поверхность служит для завала чем-нибудь, но это точно не стол.
Босс встал и приблизился ко мне вплотную. Убегать было некуда – у меня стандартная кухня, а не стадион, и Вадим исключил все варианты. Он припечатал мои руки своими ладонями, прижался всем телом ко мне, а расстояние между нашими лицами составляло не более сантиметра. Я попытался откинуть голову, но ударился о шкафчик. Какого хрена я его сюда повесил?! Ах да, он же навесной.
– Какая жалость, что не веришь, – шепот Вадима обжигал ухо, – для тебя я бы даже хрустальную туфельку достал.
Он едва коснулся губами мочки, и меня пробила дрожь. Затем медленно приблизил свои губы к моим. Я закрыл глаза, не понимая, боюсь или хочу того, что сейчас произойдет. Я почувствовал, как его язык очертил контур моих губ и… И все.
Мои руки уже никто не удерживал, и ничье тело не вжимало меня в мебель, пылая от страсти. В том, что были пыл и страсть, – сомневаться не приходится.
Я рискнул открыть глаза – Вадима не было, зато шорохи в прихожей выдавали его присутствие в тех широтах. Он уже открыл входную дверь, но, обернувшись на мои шаги, остановился. Одной рукой он держал пиджак, а второй – заправил прядку волос мне за ухо, не забыв пройтись кончиками пальцев по шее.
– Может, подумаешь насчет туфельки?
– Сорок второго размера? – ну что ж поделать, я не китайская принцесса.
Вадим сложился пополам от хохота.
– Ты неподражаем! – смог выговорить он и, послав мне воздушный поцелуй, скрылся за дверью.
Я повернул защелку и опустился на коврик. Вот нафига мне мебель, если большую часть времени я провожу сидя на полу?
*Сознательное авторское искажение.