Том Марволо Риддл. Неудачник.

Всё свободное время Том проводил в библиотеке, штудируя фолианты, хранившиеся в запретной секции. Там было много полезного. Новые знания определённо стоили времени, потраченного на получение звания старосты, изучение мёртвых языков и рунической письменности. Но найти по-настоящему полезной информации Тому не удавалось. Ему требовалось нечто, что наверняка убережёт его от смерти. То, что подарит ему шанс остаться в живых, даже если на него упадёт нацистская бомба. Том уповал на философский камень, но тот лишь наделял энергией жить дальше, а не защищал от насильственной смерти. Николасу Фламелю, создателю камня, перевалило за семьсот лет, но жив он был лишь потому, что ни разу не сталкивался со смертельным воздействием. Чресла его усохли, волосы потеряли цвет, сам он напоминал призрака. Философский камень не сохранял ему жизнь, а лишь продлевал старость. Сомнительное удовольствие. Мало того, что при использовании камня человек вынужден много веков вести существование дряхлого старикашки, так ещё и простой удар тупым предметом по голове мог этого существования запросто лишить. После очередного дня бесплотных поисков Том лениво расставил книги по местам — выносить их из запрещённой секции было нельзя — и пошёл к стойке библиотекарши, чтобы расписаться за своё присутствие. Он устало потирал глаза и то, что у стойки уже кто-то стоит, заметил лишь подойдя впритык. Том остановился, глядя сверху вниз на уже знакомую макушку. Длинные пшеничные волосы беспорядочно спадали на спину, прикрывая её до самого пояса. Беленькая опять была не заплетена, но Том слишком устал, чтобы ругать её. Всё равно она снова растворится в воздухе, оставив его наедине с премерзким чувством гадливости. Неприятно было это признавать, но он решил просто не обращать на неё внимания. Затрачиваемые усилия превосходили по ценности результат. — У нас таких нет, — библиотекарша положила листочек на стойку. — Но я думать, это быть популярный английский книжка, я не понимать... — расстроенно пролепетала Беленькая, взяв листочек в руку, и принялась перечитывать список, будто выискивая в нём ошибку. — Популярные? Я ни об одной из них не слышала. Тому легко было заглянуть в листочек через плечо Беленькой — оно было на уровне его бедра. Аккуратным, даже каллиграфическим почерком, в списке были перечислены имена магловских авторов вместе с написанными ими книгами. При всём своём презрении к магловской культуре с некоторыми из них Том был знаком: "Гамлет", "Робинзон Крузо"... а "Приключениями Оливера Твиста" сироты — из тех, кто знал азбуку — и вовсе зачитывались взахлёб, примеряя на себя роль неунывающего бесстрашного мальчишки. Так они хоть ненадолго отвлекались от серой жестокой действительности, где у ребёнка без родителей вообще не имелось никакой возможности постоять за себя. — Это библиотека школы магии. — Услышав его, Беленькая вздрогнула и запрокинула голову назад, вытаращив на него глаза. — В ней не место магловским книгам. Если ищешь внешкольного чтения, возьми "Сказки барда Бидля". Девочка дважды согнула листочек пальцами одной руки и запихнула его в карман. — Сказки? Ты думать, я быть ребёнок? — Беленькая фыркнула, наморщив носик. — Ты и есть ребёнок, — спокойно осадил её Том. — Touche. — Беленькая прищурилась. — Ты больше не ловить меня? — Иди уже. — Оуууу... — расстроенно протянула девочка. — Я любить играть... Но всё хороший быть конец. Она чинно ему кивнула, словно достойному партнёру по игре в шахматы, которого она благодарила за партию, и покинула библиотеку. Том отреагировал на это закатыванием глаз, а затем расписался в регистрационной книге и вернулся в слизеринское подземелье. Эйвери пытался напроситься к нему в комнату, но юноше хотелось побыть в одиночестве и обдумать кое-что из прочитанного. Проблема бессмертия упиралась в недолговечность сосуда, в котором содержалась душа. И, чтобы продлить свой век, можно было пойти двумя путями. Первый путь уже опробовал Николас Фламель — он бесконечно продлевал свою старость с помощью внешнего источника долголетия. Тому этот способ не подходил. Второй вариант заключался в том, чтобы сделать душу независимой от тела. Тогда смерть плоти не станет концом. Но с душой дела обстояли не так просто, как с телом. Её существование было допущением, аксиомой, на которой строилась вся остальная картина мира. Все в неё верили, но никто её не видел. В этом и была сложность. Как можно работать с душой, если даже не знаешь, что она из себя представляет? В книгах были упоминания эфира — некой среды, существующей параллельно реальному миру и содержащей вещи, сокрытые от обычных глаз, — но его существование подтверждалось словами одних только сумасшедших да наркоманов. Те из них, кто соглашался делиться своим видением, утверждали, что эфирная магия гораздо сложнее в освоении, что нужно переключить своё мышление, чтобы начать его воспринимать. Но, по их мнению, оно того стоило. Эфир позволял не только видеть материю реальности, но порой и воздействовать на неё. Интуитивно. Напрямую. Силой одного лишь желания. Говорили они и о душах. Немного, ведь даже им было сложно подолгу пребывать в эфирном плане. Они утверждали, что к каждому человеку прикреплена некая эфемерная материя, на которой отображалась его суть — все души были запятнаны, но некоторые сильнее других. Несмотря на их слова, реальность эфирного плана невозможно было подтвердить — психам и токсикоманам трудно было доверять, а нормальные люди доступа к нему не имели. Официально эфир считался мифом. Но Том считал, что способ воздействовать на душу, не видя её, должен существовать. В конце концов, Авада Кедавра отделяла душу от тела, а её мог наколдовать любой волшебник, имевший достаточное желание убить. И не нужен был никакой выдуманный эфир. К этому моменту Том изучил уже десятую часть запретной секции. Оставалось ещё достаточно много неизученных книг, в которых могло скрываться решение его проблемы. А спустя неделю в библиотеке появились магловские книги. Достаточно много, чтобы занять целый стеллаж. Это сразу стало привлекать в его тихую обитель маглорожденных и выросших среди обычных людей полукровок. Тем, кто с трудом справлялся с реалиями магического мира, в радость было соприкоснуться с чем-то мистическим, но мистическим по-привычному, а не по-настоящему: "Франкенштейн или Современный Прометей", "Дракула" и прочие бульварные романы про чудовищ вызывали не только восторг при чтении, но и последующие бурные обсуждения. Новообразованный книжный клуб собирался в библиотеке и не стеснялся в выражении своих эмоций. В другой ситуации следящая за порядком библиотекарша попросила бы их удалиться, но Беленькая, подарившая школе этот стеллаж, накладывала на собрания иллюзию бесшумности. Ребята шевелили губами, яростно жестикулировали — было очевидно, что они разговаривают, и довольно громко. Но их было не слышно. Формально правила они не нарушали, потому из библиотеки выгонять их было не за что. Но Том, не слыша их и даже не видя, знал, что они сидят где-то там, за стеной, разговаривают друг с другом, машут руками и радуются приобщению к примитивной магловской культуре, ограниченной серостью их маленького, лишённого волшебства мира. Тома раздражал сам факт того, что кто-то развлекается, пока он корпит над пыльными фолиантами, в одиночку пытаясь решить задачу, над которой до него бились сотни поколений умнейших и могущественнейших магов. Не будь он уверен, что превосходит их всех, он бы уже сдался. И он не понимал, как его сверстники могут заниматься всякой ерундой, когда мир охвачен войной, угрожающей их жизням каждый день. Они ведь тоже не могли использовать магию вне Хогвартса, так почему их это не тревожило? Как же это бесило Тома. А особенно его бесила русская девчонка, которая жила в Германии, где презирали любые народы, не вписывающие в их рамки понимания идеального, но вела себя так, будто мир вокруг — дивная сказка, а она в ней главная героиня. Поэтому, когда Беленькая перешла всяческие границы, он не преминул натравить на неё своих верных псов. Всё произошло случайно. После встречи в библиотеке она поняла, что больше не является его целью, и перестала реагировать на него импровизированным исчезновением. Но и правил не нарушала. Формально, её не в чем было упрекнуть. Но их временному "перемирию" пришёл конец, когда Том обнаружил, что Беленькая говорит о нём гадости. В тот раз они с рыцарями шли с занятия по зельям. Выйдя из-за угла, они пристроились сразу за стайкой младшекурсниц, среди которых была и Беленькая. Как всегда с распущенными волосами. Том не имел привычки подслушивать разговоры маленьких девочек, но, когда упомянули его, он ненароком стал наблюдать за их беседой о мальчиках. — Вы вообще видели старосту Слизерина? Остальные на его фоне кажутся неотёсанными болванами, — деловито сказала самая старшая из них. Эйвери беззвучно заржал, принявшись пихать Тома под локоть. Одними губами он проартикулировал: "Так и есть". Другие девочки согласно закивали. Кроме — кто бы сомневался — Беленькой. — Не знать. Его лицо быть мелодия, но он быть скучный. Я любить одержимый, как Г...[1] Она запнулась, прикрыв рот рукой, будто едва не выболтала тайну. После этого Эйвери захохотал уже в голос, не сдерживаясь. — Слышал, Риддл? Наша маленькая грязнокровка считает тебя скучным. Как же ты после этого жить будешь? Все девочки обернулись на идущих позади ребят, сразу осознав, что громкие разговоры в коридоре слышны не только им. Та, которая нахваливала Тома, густо покраснела и вся сжалась от стыда. — Что быть грязнокровка? — спросила Беленькая, даже не взглянув на Тома, перед которым ей стоило бы извиниться. — Это комплимент на английском. Ты разве не знала? — без колебаний солгал Эйвери. — Не знала... — Беленькая смущённо поправила волосы. — Спасибо. Ты тоже быть грязнокровка. — Ну что вы, маленькая леди, до вас мне далеко. Присев перед девочкой на корточки, Эйвери взял её маленькую ладошку в свою руку и едва коснулся тонких пальчиков губами. Тома всегда удивляло отсутствие какой-либо брезгливости у Эрика — порой, он даже спал с грязнокровками, если те были достаточно симпатичны, и при этом не скрывал своего к ним пренебрежительного отношения. В ответ на его красивый жест Беленькая глупо хихикнула, зарделась и как-то очень странно повела подбородком, приподняв плечики. Другие парни тоже поняли, что она повелась на искусственные заигрывания Эрика, и стали посмеиваться. — Пойдем отсюда, — самая старшая девочка из группы потянула Беленькую за плечо, поняв, что происходит на самом деле. Та игриво помахала Эйвери ручкой и пошла за подругой. — Эйвери быть такой джентльмен, — услышали они громкую ремарку Беленькой. Парни засмеялись ещё громче. — Прости, Риддл, я только что увёл твою девушку. — Эйвери приобнял Тома за плечи, повиснув на нём, и ткнул его пальцем в грудь. — Теперь ты обязан ей отомстить за неверность и увести меня у неё. Чтобы локти кусала. Пока Эйвери шутил, старшая девочка что-то шептала Беленькой на ухо. Переваривая услышанное, та сначала шокировано обернулась, потом снова посмотрела на подругу, потом снова на компанию парней... Второкурсница попыталась ее остановить, но Беленькая вырвалась и решительным шагом снова направилась к Эрику. — Похоже, у меня проблемы, — хмыкнул он. Встав перед обидчиком, девочка упёрла одну руку в бок, а другой погрозила ему пальчиком. — Ууу, — со смешной обидой протянула она. — Тогда ты быть shchedroi dushi chelovek. Это быть комплимент на русский. — Сама ты с... ш... ч... — казалось, что Эйвери вот-вот вывихнет челюсть от попытки повторить свистяще-шипящий звук. Беленькая победно фыркнула и побежала обратно к подружкам, напоследок продемонстрировав обидчику кукиш. Эйвери, до этого державший благодушное выражение лица, нахмурился и поджал губы. Том и сам был не в восторге от произошедшего. Его оскорбили. Назвали скучным и не посчитали нужным извиниться. Том не показывал этого, но он был вне себя от гнева. И хотел отомстить. И за это, и за казалось бы оставшуюся в прошлом беготню, и за то, что Беленькая одна единственная во всей школе ни во что не ставила его авторитет. За всё разом. Её нужно было наконец-то поставить на место. И если формальные методы с ней не работали, следовало поступить иначе. — Размолвки в первый же день отношений? Встречаешься ты ещё хуже, чем флиртуешь, — усмехнулся Том, бросив на Эрика пренебрежительный взгляд. Эйвери посмотрел на него с искренней обидой, как щеночек на хозяина, когда тот наступает ему на хвост, но тут же собрался с мыслями. — Может, развлечёмся с этой грязнокровкой? В исключительно воспитательных целях, конечно же, — ожидаемо предложил скорый на расправу Эрик. — Что ж, мы давно не расслаблялись, — пожал плечами Том и добавил, уже обращаясь ко всем Вальпургиевым рыцарям. — Не планируйте ничего на завтрашний вечер. Лестрейндж, Мальсибер, Розье и Кэрроу отличались присущей аристократам сдержанностью, чего нельзя было сказать об Эйвери. Иногда Тому казалось, что в его компании только один человек, а остальные — послушные безмолвные куклы. Идеальные прислужники. Они лишь согласно кивнули. Том знал, что несмотря на внешнее равнодушие они с нетерпением ждут возможности отвести душу, издеваясь над кем-то ниже их по статусу и не боясь быть разоблачёнными. Вальпургиевы рыцари уже делали это, не раз и не два, стирая каждой жертве память по завершению. Эйвери не ограничился чинным кивком. Он улыбнулся и засиял от радости, явно приняв решение лидера на свой счёт, будто бы это именно за него Том решил отомстить. В такие моменты Том начинал подозревать, что тупые мужеложские шутки его самого верного пёсика — не просто шутки. После разговора в библиотеке Беленькая потеряла бдительность. Эйвери удалось легко ввести её в заблуждение, извинившись и предложив дружбу. Обрадовавшись его доброжелательности, она приняла его приглашение поиграть и без сомнений последовала за ним в тёмное укромное местечко — неиспользуемое крыло Хогвартса. Беленькая не убежала, даже увидев Тома и компанию. Она не замечала войны, в которой погряз мир, и явный агрессивный настрой группы взрослых ребят тоже ускользнул от её внимания. Разве могли её обидеть в мире розовых пони, весёлых аттракционов и увлекательных книжек? Том поставил блок, который не дал бы Беленькой выйти за его пределы и сбежать. Даже если она наложит на себя иллюзию, найти невидимку на маленьком пятачке ограниченного пространства будет достаточно просто. — Что мы играть? — спросила девочка, вынужденная задирать голову, чтобы видеть лица ребят вдвое выше неё самой. Она стояла спиной к стене, а ребята выстроились перед ней полукругом. Чуть поодаль, на подоконнике, сидел сам Том, с деланным равнодушием наблюдая со стороны. — Баубиллиус! — воодушевлённо произнёс Розье, и тонкая молния ударила Беленькую в щёку, оставив чёрный зигзагообразный след. Девочка ойкнула и схватилась за лицо. От болезненного укола глаза мгновенно увлажнились. Беленькая сморгнула непрошенные слёзы, и по щекам потекли две капельки, оставляя за собой влажный след. В одно мгновение с неё сошла вся спесь. Тому пришёлся по вкусу вид её ошеломлённого, скорченного от боли лица, теперь уже с ужасом взирающего на окружающих её парней. Всё ещё держась за щёку, она кинулась в сторону, но столкнулась лбом с невидимой стеной. Спружинив обратно и едва не упав, она растерянно оглядела рыцарей. — Я не понимать... Я... А... — она округлила глаза, осознав происходящее. — Не мы играть. Вы играть. Но... Эйвери не дал ей договорить, сотворив заклинание, распластавшее её по стеночке. Девочка задёргалась, пытаясь отлепиться от кирпичей, но парень легко удерживал её в этом состоянии, не сводя с неё кончика палочки. Беленькая замерла, осознав тщетность собственных усилий. Её мрачный взгляд остановился на Томе, который расслабленно покручивал палочку между длинными бледными пальцами. — Это быть твой игра! — Уже не такой скучный? — улыбнулся Том. Беленькая зверем смотрела на него из-под своих уродливых светлых ресниц, сливающихся с кожей век. — Ich bin nicht dein spielzeug,[2] — она опять заговорила на немецком — тихо, насыщая слова не громкостью, а угрозой — и у Тома от гнева затряслись поджилки. — Не говори на этом языке, нацистская грязнокровая тварь! — Том соскочил с подоконника, растолкал ребят и вжал кончик своей палочки в её нижнюю челюсть, заставляя девчонку вздёрнуть голову. — Auge um Auge, Zahn um Zahn,[3] — прошипела Беленькая, не выказывая ни толики страха, в отличие от других их жертв, и это портило всё удовольствие. Алая струйка крови потекла у неё из носа. В тот же миг Том ощутил нестерпимую резь в кишечнике, а в ушах зазвенел визг мандрагоры, способный превратить мозг в кисель. Юноша выронил палочку и согнулся, схватившись за живот и зажмурив глаза. Сквозь боль и визг он различал свой крик и крик своих рыцарей — каждый из них подвергался тем же мучениям. Эйвери больше не способен был удерживать Беленькую на прицеле, и она свободно сползла со стены на пол, тут же утерев кровь рукавом и размазав её под носом и по щекам. Том стоял на коленях, скрючившись от режущей боли. Теперь уже из его глаз текли слёзы. От шума в ушах он плохо соображал и не сразу понял, что Беленькая подняла его голову, обхватив пальцами подбородок. — Iz-za tebya ya potratila dushu! — кричала Беленькая ему в лицо, и её голос звучал чётко и ясно, перекрывая визг. — Убирать стена! Убирать! Я уметь делать это без конец! Убирать! В ушах и под ними стало мокро. Дыхание перехватило. Том как-то неестественно втянул живот — теперь сквозь него можно было прощупать позвоночник. Беленькая впихнула в его непослушные пальцы палочку, и он с надрывом произнёс заклинание, снимающее блок. Сразу после этого боль и визг прекратились. Том без сил повалился на пол и неподвижно наблюдал за тем, как мелькают белые гольфы быстро удаляющейся девочки. Беленькая убегала. Достигнув конца коридора, она обернулась — на её испуганном лице алели разводы крови — и, окинув взглядом своих поверженных обидчиков, скрылась за углом. — Эй, Риддл, ты в порядке? — хрипло спросил Эйвери, легонько тронув его плечо. Юноша навис над Томом, обеспокоенно вглядываясь в его лицо. — У тебя кровь из ушей идёт. Голос Эрика доносился до него будто бы сквозь толщу воды. Том поднялся и оттолкнул его от себя. Морщась от остаточного звона в ушах, он огляделся. Остальные тоже поднимались с пола, потирая уши и лбы. — Что это было? — спросил Лестрейндж. — Похоже на неконтролируемый магический выброс в условиях стресса, — сказал Том, трогая уши. На пальцах осталась кровь. — Обычно они прекращаются с покупкой палочки, но не удивлюсь, если Беленькая так и не научилась ею пользоваться... Том попробовал встать. Пол под ногами пошёл волнами, а стены завращались. Юноша пошатнулся, но Эйвери придержал его под мышки и так довёл до самой постели. Остальные были способны идти своим ходом. Ни у одного из них не было кровотечения. Им досталось меньше, чем Тому. Это наводило на мысль, что Беленькая точно знала, что делает, но в подобное трудно было поверить. Оказавшись в спальне, Том распустил ребят — после звуковой атаки они были бесполезны. Остался только Эйвери. — Мы не стёрли ей память. Что будем делать, если она расскажет профессорам? Эрик сидел на краю Риддловой постели, печально опустив плечи. Том лежал, отвернувшись к стенке. Как ему было стыдно... — Я что-нибудь придумаю, — буркнул он. — А теперь скройся. — Уверен? Выглядишь паршиво. — Эйвери протянул к нему руку, убирая волосы с рассечённой брови — Том здорово приложился о пол, когда падал. В этот момент блондин выглядел таким обеспокоенным и нежным одновременно. — Прекрати делать это! — Том шлёпнул Эйвери по ладони. — Надоел! Ведёшь себя, как...— жалостливый взгляд парня не дал Тому закончить мысль грубым словом. Вновь отвернувшись к стене, он устало выдохнул: — Уходи. Эрик виновато кивнул и вышел из спальни. Впрочем, уже через полчаса он вернулся, молча оставил на тумбочке два зелья — исцеляющее раны и улучшающее слух — и тут же закрыл за собой дверь, оставляя Лорда наедине с собой и мыслями о досадном провале. Том раз за разом прокручивал в голове случившееся. Знай он немецкий, он мог бы понять, что сказала Беленькая перед тем, как дать им крайне болезненный отпор. Теория о неконтролируемом выбросе идеально объясняла, почему малолетке удалось противостоять превосходящим её по силе противникам, тем более без палочки, но Тому не давал покоя её самоуверенный тон. Не так себя ведут перепуганные дети перед выбросом. Но как могла какая-то несобранная грязнокровка одолеть одновременно нескольких старшекурсников — лучших учеников Хогвартса, самых умных, самых умелых, самых могущественных? Том ведь сам отбирал их. Учил их. И на порядок превосходил каждого из них. Рассердившись, Том схватил угол подушки и бросил её в стену. От столкновения она взорвалась ворохом белых перьев, в одно мгновение покрывших всё вокруг. Том некоторое время смотрел на результат собственной несдержанности, затем сделал несколько глубоких вдохов. Это помогло ему успокоиться. Устало поднявшись с постели, юноша наконец-то выпил принесённые лекарства, стёр кровь из-под ушей и применил заклинание Репаро, чтобы собрать ткань и перья обратно в цельную подушку. Том долго ещё пытался уснуть, одолеваемый премерзким чувством. Он был унижен. И кем?! Маленькой бестолковой девчонкой. На глазах у его приспешников. От этого не отмыться. Но не один он был обескуражен поражением. Утром все Вальпургиевы рыцари старательно прятали глаза, одновременно с этим стараясь не клевать носом после бессонной ночи. Пусть они не стёрли девочке воспоминаний, наказания за их выходку не последовало. Преподаватели обращали на них не больше внимания, чем на остальных. От этого Тому стало совсем неуютно. Беленькая не сдала их? По глупости или из расчёта? Она хотела их шантажировать? Том внимательно осматривал Большой зал, чтобы перехватить девчонку, как только та появится. Нужно было во что бы то ни стало стереть ей память прежде, чем она кому-нибудь разболтает об их развлечениях. Три года держать их развлечения в тайне и так проколоться из-за какой-то грязнокровки... По другую сторону стола, прямо напротив него, заклубился быстро уплотняющийся дымок. Приняв форму человеческого силуэта, он вспыхнул, как тополиный пух, и из огня появилась — кто бы сомневался — Беленькая. Склонив голову к плечу, она разглядывала Тома с улыбкой, совсем беззлобной, но от того не менее жуткой. Другие продолжали копаться в тарелках, не замечая её. Для них девочка была невидима. — Беленькая, — улыбнулся ей Том. — А я как раз тебя искал. Она ничего на это не ответила. Так они и пялились друг на друга с полминуты, пока из мерзкого носа мерзкой Беленькой не потекла мерзкая струйка крови, напоминая повисшую соплю. Девочка утёрла нос рукавом и, вздёрнув подбородок, с выражением произнесла: — Jedem das Seine.[4] Язык нацистов в мгновение ока разбудил в Томе настоящую ярость. Он подскочил, готовый закруциатить её прямо здесь, посреди Большого зала, на глазах у директора и преподавателей. Но не успел даже вытащить палочку. Беленькая в мгновение ока растворилась в воздухе, превратившись в спираль из розовой сахарной ваты, мгновенно свернувшуюся в яркую конфетку, которую с характерным хрустом понадкусывал до полного исчезновения некто невидимый. — Опять ты завёлся ни с чего? — хмыкнул Эйвери. — Что ты сказал? — Том повернулся к нему с перекошенным от гнева лицом. — Что слышал, Риддл. Достал ты меня. Ведёшь себя, будто ты какой-то бог, а на самом деле ты никто, просто нищий беспризорник. Эрик вскочил и с силой толкнул Тома в грудь. Тот пошатнулся, но остался на ногах, ухватившись за край стола. Зазвенели столовые приборы, привлекая внимание окружающих. — Я о тебе всё разузнал. О том, кем ты являешься в магловском мире. Враждуешь с маленькой грязнокровкой, а у самого-то статус крови какой? Какая кровь может быть у сироты? Вот только в отличие от тебя Беленькая хотя бы богата и не заносится, а ты... ты... — у Эйвери задрожала нижняя губа. Он сжал руки в кулаки, чтобы сдержать рвущиеся наружу чувства, на секунду в отчаянии зажмурился, а потом в мгновение успокоился, холодно взглянув Тому в глаза. — Да ты никто. И я не понимаю, почему мы до сих пор носимся с тобой, как с писаной торбой. — Поддерживаю, — согласился Лестрейндж. — Я устал от этого фарса. Он встал, положил ладонь на плечо Эрика, выражая поддержку, а вслед за ним поднялись и остальные рыцари. Каждый из них смерил Тома тем пренебрежительным взглядом, каким обычно одаривал их он. Не произнеся больше ни слова, парни ушли, оставив отверженного Лорда обдумывать случившееся. Его что, только что предали? Вот так вдруг? Без какой-либо причины? Или же... Это сделала Беленькая? Том уставился на то место, где ещё пару минут назад стояла девочка. Резкую смену отношения его последователей можно было объяснить лишь одним — они подверглись заклинанию Империуса. Но разве могла маленькая девочка, выросшая среди маглов, уже на первом курсе не только узнать о непростительном, но и освоить его настолько успешно, чтобы загипнотизировать разом пятерых магов, которых Том лично обучал противостоять внушениям такого рода, да ещё так, что он не заметил её манипуляций? Юноша нервно взлохматил волосы. Оглядевшись, он не обнаружил Беленькой и, решив найти её позже, тоже вышел из зала, прочь от взглядов других учеников. Весь день Том недоумевал, как Беленькая могла загипнотизировать их... и решение наконец-то пришло ему в голову. Она ведь могла внушить иллюзию ему одному. Это не верный Эйвери, это фантом высказывал ему в лицо всякие гадости. Уже вечером Том стучался в его дверь. Пришлось подождать — Эйвери открыл ему далеко не сразу. На нём были надеты одни только пижамные штаны, и те задом наперёд. — Что хотел, Риддл? — раздражённо спросил он. — Хочу поговорить по поводу утреннего происшествия. — Не о чем говорить. Том еле сдержался, чтобы не выказать облегчение, которое он испытал в этот момент. Если Эйвери не понимал, о чём идёт речь, то это всё был обман Беленькой... — Я уже всё сказал. Или до тебя не дошло? С меня хватит. Я больше не хочу иметь с тобой дел. Внутри всё похолодело. Тот разговор был настоящим... — Ты что, даже не понимаешь, что на вас, недоумков, воздействовали Империусом? — процедил Том. — Я ведь вас учил защищаться от ментальной магии, но стоило столкнуться с этим вне учебной практики, как вы просто... — Империус? — Эйвери захохотал и, пригладив влажные волосы, так и оставил руку приложенной к затылку. — Неужели ты настолько непробиваемый? Пойми уже, Риддл, я тобой пресытился. Мы все тобой пресытились. Я даже не понимаю, почему мы так долго тебя терпели. Том ещё не оправился от шока после случившегося за завтраком, и новая порция оскорблений окончательно выбила у него почву из-под ног. — Тебе совсем не кажется подозрительной такая смена отношения? Беленькая за завтраком вам мозги промыла. Скорее всего, Империусом. — Да достал ты со своей Беленькой! Её там даже не было! Если бы ты на секунду перестал думать о себе, да от неё глаза оторвал, может, до такого бы и не дошло. Да и какой Империус? Я его воздействие не хуже тебя пресекаю. Просто сегодня я посмотрел на тебя и услышал голос. Мой собственный голос, голос разума, не ослеплённый тобой. В голове разом прояснилось: в тебе же вообще кроме внешности и гонора ничего нет. Ты пустышка. Полный ноль, хоть и с палочкой. А ведь я тебя раньше лю... — Эйвери сжал губы и отклонился назад, заглядывая себе за спину. Том заметил на его постели раздражённую девушку, натянувшую тонкое шёлковое одеяло до самого подбородка. — Короче, иди на хрен, Риддл, меня ожидает более приятная компания. Эрик бесцеремонно захлопнул дверь прямо перед его носом, оставив Тома в одиночестве переваривать очередную порцию грубости. Это была не иллюзия. Не временное помешательство. Они — все они — действительно разом отвернулись от него. И Эрику можно было верить. Он лучше других справлялся с Империусом, определял его сходу по специфическим ощущениям. Заклинание работало за счёт душевного подъёма, которым объект как бы "вознаграждался" за исполнение чужой воли. Эрик сразу распознавал эту искусственную радость, потому что умел по-настоящему наслаждаться жизнью во всех её проявлениях, и от поддельных эмоций отплёвывался, как от плесневелого хлеба, просто не умея переваривать навязываемую извне фальшь. Тому трудно было смириться с новым положением дел. Ребята показательно его игнорировали, частенько взрываясь смехом за его спиной. Эйвери от него отсел к Розье, поменявшись местами с его соседкой: теперь с Томом сидела девочка, которая в попытках привлечь его внимание постоянно просила помощи, а на отмашки обижалась и демонстративно надувала губы. Впрочем, надолго это её не затыкало — уже через минуту девушка снова говорила Тому под руку, отвлекая от лекций. Надо сказать, у женского пола Том пользовался популярностью, но предпочитал не рисковать и пока не вступать в отношения с какой-то определённой девушкой. Его не раз уже пытались напоить амортенцией, но Том определял её сходу — любовное зелье пахло для него какой-то дрянью. Флиртующих с ним девушек юноша держал на расстоянии: был с ними вежлив, обходителен, очаровывал их, но романтических отношений не завязывал. Девушки в этом возрасте были ветрены. Сегодня любят, а завтра натравливают на тебя отца за то, что недостаточно внимания на неё обращаешь. Но в будущем Том рассчитывал пожениться на какой-нибудь достойной девушке из именитой семьи. Покорить карьерные вершины он мог и своими силами, но в магическом мире трудно было прижиться без родственных связей и наследства за плечами — одна только недвижимость в магической Британии стоила баснословных денег, а если ты обретался в магловском мире, то уже считался человеком второго сорта. Чистокровные маги, наследовавшие от предков огромные состояния вместе с поместьями, предпочитали связывать своих наследников узами брака с такими же чистокровными волшебниками и волшебницами, но в редких случаях от этого правила отступали. Если избранник отличался умом и обладал незаурядными способностями, его принимали в семью с распростёртыми объятиями. Том планировал воспользоваться этой лазейкой, рассчитывая сначала показать себя перспективным юношей с блестящим будущим и привлечь к себе внимание, а потом уже выбрать, какая семья ему подойдёт. Да, ему было интересно опробовать то, чем так интересовались другие парни, но пока он старался не вступать с волшебницами в какие-либо романтические или сексуальные связи, чтобы не навлечь на себя неприятностей, способных помешать его долгоиграющим планам. Он умел расставлять приоритеты. Вот только если мужской коллектив, будущий цвет магического сообщества, потерял к нему всяческое уважение, блестящее будущее рисковало так и остаться чисто гипотетическим. Ни одна семья не примет его в свои ряды, если он не сможет взамен предложить им свои связи, свои возможности, своё могущество. Нужно было решить вопрос снижения лояльности. И как можно скорее.