Желание утереть нос этим заносчивым ублюдкам, решившим поглумиться над его неподтверждённым статусом крови, приобрело лихорадочные черты. Часами Том просиживал над книгами в запретной секции, не разгибая спины. Он писал мелким убористым почерком, стараясь экономить пергамент, но уже к ноябрю его обычно аккуратно убранную спальню захватил бумажный хаос. Свитки ровным слоем покрывали каждую поверхность его комнаты. Том засыпал с ними и просыпался. Перечитывал записи, пока одевался, чистил зубы, приводил в порядок волосы, шёл по коридорам на занятия или ел за столом в Большом зале. Даже хорошо, что его никто не отвлекал разговорами, вопросами, жалобами и нытьём. Раньше Эрик всё время вытаскивал его куда-нибудь, чтобы позависать с девчонками, покататься на коньках, посидеть в кафе всей компанией или просто вдвоём поваляться на траве, любуясь звёздами и распивая бутылку втайне привезённого огневиски. Теперь же Том мог сосредоточиться на самой главной вещи в своей жизни — победе над смертью. Он с головой окунулся в изучение тёмных практик, старательно отгоняя от себя мысли о предательстве Эйвери и остальных. Да Тому самому они были не нужны!
Исследования изматывали его физически. Приходилось готовить и пить укрепляющие зелья, чтобы не валиться с ног. Хорошо, что Слизнорт очень любил учеников, входивших в его маленький круг избранных — Клуб Слизней — и позволял им свободно использовать ресурсы его кабинета зельеварения практически без ограничений при условии хорошей успеваемости.
Такими темпами Том уже к ноябрю израсходовал почти весь запас канцелярии, который предполагалось растянуть на год. Потому разрешение на поход в Хогсмид пришлось как нельзя кстати.
Посещение деревни неожиданно приобрело рождественский характер: витрины магазинчиков уже заботливо украсили к празднику, а ночью выпал снег. Выпуская пар изо рта, ученики вразнобой топали по тропинке, скрипя снегом. Том наложил на верхнюю мантию утепляющие заклинания и чувствовал себя вполне комфортно. Снег всё ещё падал, когда он добрался до Хогсмида.
Ребята разбредались по кафе и магазинам, чтобы накупить вкусностей и насладиться посиделками за сливочным пивом, один только Том не мог позволить себе подобных развлечений — стипендия покрывала лишь самое необходимое для обучения, а денег, заработанных за лето, у него скопилось не так много, чтобы тратить их на ерунду. Юноша сразу направился в "Писсаро", где продавалась всяческая канцелярия.
Магазинчик поприветствовал его звоном колокольчика. Оказавшись внутри, Том стряхнул налипшие на волосы снежинки. Пока он стоял на входе, коврик быстро просушил и очистил его ботинки — такие лежали у двери каждого магазина, чтобы посетители не разносили грязь. Мистер Писсаро поприветствовал его и, услышав, что нужно юному покупателю, принялся упаковывать множество пергаментов, перьев и бутыльков с чернилами. Забрав из рук продавца перевязанный бечёвкой свёрток и отдав ему почти половину заработанного за лето, Том вышел на улицу. Больше в Хогсмиде ему нечего было делать. Позволить себе растранжирить остаток гонорара на кафе он не мог, хотя Том с удовольствием съел бы или выпил что-нибудь сладкое — от сахара голова работала лучше и появлялась энергия. Да и вкус ему нравился. Собрав волю в кулак, он двинулся вперёд по улице, решив не травить душу разглядыванием манящих витрин, а сразу вернуться в школу, чтобы продолжить свои исследования. Но в тот же момент из "Трёх мётел" вышла хорошо знакомая ему компания — бывшие Вальпургиевы рыцари, отвернувшиеся от него после того злополучного завтрака из-за воздействия Беленькой, которую он с тех пор так ни разу и не увидел — мерзавка избегала его. Зато с бывшими приспешниками приходилось сталкиваться каждый день. В школе он к этому привык: в учёбе он превосходил любого из них, и потому не испытывал стыда. Но сейчас их окружали магазинчики, а не школьные парты. Здесь уважение заслуживал тот, кто мог позволить себе потратить как можно больше. Раньше Эйвери всегда угощал Тома на свои деньги, надеясь заслужить его расположение, но сейчас, когда Эрик разболтал всем его подноготную, когда все узнали, что он всего лишь нищий сирота... Юноше было неуютно от мысли, что он столкнётся с ними здесь, в месте, где деньги имели определяющее значение.
Том не успел подумать, его тело двигалось быстрее мысли: он отвернулся к витрине, накинув на голову капюшон. Том надеялся, что его не заметят, и следил за происходящим позади себя через отражение в стекле. Все пятеро из его бывшей компании беззаботно поскрипывали снегом, что-то бурно обсуждая и даже не глядя в его сторону. Том уже было перевёл дыхание, как в самый последний момент Эйвери повернул лицо к витрине, улыбнулся своей фирменной лукавой улыбкой и лениво махнул ему рукой. Заметил. Оценил. Посмеялся. Над ним посмеялся.
Том больно впился в свободную ладонь ногтями, сжав кулак от злобы на самого себя. Ещё в сентябре он был хозяином положения, а теперь пытается стать невидимкой, лишь бы не попадаться на глаза бывшим "друзьям". И всё это из-за какой-то вшивой малолетки, грязнокровки, этой Беленькой...
Том невидящим взглядом уставился на миниатюрный поезд, кружащий по тонким игрушечным рельсам, уложенным овалом среди крохотных деревьев с пышными заснеженными еловыми лапами. На витрине "Сладкого королевства" воссоздали не только Хогвартс-экспресс, бесконечно курсирующий по лесу, но и зимнюю погоду: под самым потолком клубились пышные облака, из которых медленно сыпался снег, устилая верхушки ёлок, крыши вагончиков и столешницу, на которой устроилась вся эта красота. Юноша так долго не моргал, что на глаза проступили слёзы. На секунду зажмурившись, Том вновь открыл веки и сфокусировался теперь уже не на диораме за стеклом, а на собственном отражении. Бледное осунувшееся лицо испугало его на то недолгое мгновение, которое потребовалось, чтобы понять, что измученная физиономия принадлежит ему. Стрессы последних недель плохо на нём сказались. Под глазами пролегли синяки — совсем не синего, а какого-то насыщенного грифельного цвета, — на фоне которых его самые обычные голубые глаза, казалось, лихорадочно светились. Свободной рукой Том тронул проступающую под кожей скулу. Казалось бы на бесперебойном питании юноша должен был прибавить в весе, но вместо этого он похудел едва ли не до состояния скелета.
Громкий звон колокольчика со стороны двери заставил его вздрогнуть. Из "Сладкого королевства" выходил Хагрид — полувеликан с Гриффиндора. Вёл он себя несколько странно. Протиснулся в проход бочком, а потом так и стоял, подпирая дверь спиной и глядя вниз с вежливой улыбкой, будто пропускал перед собой кого-то. Сложив руки лодочкой, Хагрид держал у груди несколько крупных пакетов, переполненных сладостями.
— Ага-ага, а потом так и вообще как сиганул и поминай как звали, — сказал Хагрид в пустоту и рассмеялся.
Он так и глядел вниз, когда отстранился от двери, позволяя ей вновь захлопнуться. Великан развернулся, чтобы идти дальше.
— Здравствуй, Хагрид, — окликнул его Том.
— А, Риддл! Привет! — радушно ответил великан, остановившись.
— Как много конфет ты купил.
— Да ты чего, я не покупал, откуда ж у меня такие деньги.
— То есть, ты за них не платил?
— Ну не я, это да. Подарок это.
— Подарок? То есть, если мы вернёмся сейчас в магазин, они подтвердят, что кто-то их тебе купил? — Том недоверчиво выгнул бровь. Ему жуть как хотелось вновь ощутить превосходство, продемонстрировав свою власть хоть над кем-то...
— Об чём это ты толкуешь? — нахмурившись, спросил Хагрид, а потом вновь глянул вниз, в сторону. — Чтоооооооооооооо? Украл? — он снова уставился на Тома. — Ты думаешь, я украл их? Да как можно! Это... — Хагрид запнулся. — Да это ж Лиля дала мне денег на конфеты, чтоб я конфет купил, сколько унести смогу. Мы тех, кто сюда прийти не смог, угощать будем.
— Лиля? Ты про Беленькую? — переспросил Том. Сокращение её имени звучало отвратительно, от него так и веяло деревней.
Значит, она была где-то рядом. И скрывалась весьма хорошо: на снегу новые следы оставались только после него и Хагрида. В надежде перехватить её юноша протянул руку туда, куда всё время косился Хагрид, но сжал в кулаке лишь пару снежинок.
— Мне, знаешь ли, неприятно, когда на меня зазря напраслину гонят. Ээээ... — великан снова поглядел вниз, чуть правее его руки. — Чего-то ты на упыря похож. Заболел что ли и головой помутился? Пойдём, я тебя сливочным пивом угощу, может, перестанешь на невиновных людей кидаться.
Не дожидаясь ответа, Хагрид прошёл поперёк улицы к соседнему домику, в котором располагалось кафе. Постояв пару мгновений в сомнениях, Том последовал за ним и помог пройти внутрь, придержав для великана дверь.
Хагрид поставил пакеты на стол и заказал сначала три, потом два, а потом, после секундной паузы, снова три сливочных пива. Тому уже поднадоел этот фарс.
— Я знаю, что ты здесь. Перестань прятаться, — обратился он к пустоте, усаживаясь за столик.
Хагрид сел напротив него, заняв своей огромной задницей сразу всю лавочку, рассчитанную как минимум на троих людей. Дерево под ним натужно затрещало, но выдержало. Третью кружку невидимая рука поставила недалеко от Тома — только на его лавочке было где сесть. Юноша протянул руку, но вновь ухватил лишь воздух.
— Ага, а ты её сразу сцапаешь за нарушение правил. Вечно к ней придираешься, будто других нарушителей нет.
— Сегодня к тебе придирался. Не от одной Беленькой у меня голова болит, — после первого глотка сливочного пива Том подобрел достаточно, чтобы изречь подобие шутки.
Иногда Том недоумевал, почему обычные вещи вроде еды, питья и прикосновений дарят более глубокие ощущения. Он мог использовать все согревающие заклинания и не мёрзнуть физически, но поданное в старой таверне Хогсмида сливочное пиво согревало саму душу. Том печально склонил голову, осознавая своё положение. Ещё недавно он сидел исключительно в компании аристократов, будучи их лидером, а сейчас принимал угощение от ещё более нищего, чем он сам, Хагрида и ненавистной грязнокровки. Намеченная тенденция к деградации Тома не устраивала. Он отпил ещё немного пива.
— Беленькая обо мне что-нибудь говорила?
— А чего ей о тебе говорить?
— У нас есть одна маленькая тайна, которую я хотел бы сохранить в секрете, — с нажимом сказал Том, глядя туда, где по его мнению сидела девочка. — И тогда я не скажу, что она выбиралась в Хогсмид без разрешения.
— Да ты чего, Лиля чужие тайны не выдаёт. Вот про Арагога любой бы сразу разболтал, а она никому не сказала. — Хагрид принялся защищать свою маленькую подружку.
— Арагог?
— Ээээээээ, — растерялся Хагрид. Нахваливая другого человека за сохранение тайны, он сам её и разболтал. — Не следовало мне этого говорить...
— Хагрид, — Том мигом посерьёзнел. — Кто такой Арагог?
— Да просто зверёк. Пушистый такой, дымчатый. Махонький совсем, в ладошках помещается. Лиля с ним часто играет.
Ясно. Хагрид опять приютил какого-нибудь книззла. Хотя за ним не станется и волчонка из леса притащить. Волки тоже серые. Том решил не разбираться с этим сейчас, но запомнил на будущее. Нужно было выпить пиво прежде, чем оно остынет — после разогрева консистенция была не та.
— Ну вот, уже получше выглядишь. А то мне даже померещилось, что ты расплакаться там готов был.
— Нет! — Том едва не поперхнулся, смущённо кашлянул и пояснил: — Просто в последнее время сильно устаю, — оправдание вышло невразумительным, но Хагрид его проглотил.
— Ну ещё б не уставал. Торчишь все время в библиотеке, чего удивляться, что колдуешь лучше всех. Может, если б я таким прилежным стал, тоже бы что получше Вингардиум Левиосы мог изобразить. А что упырем бы выглядел, так я и без этого не красавец.
Том скривился. Мысль, что при определённых условиях Хагрид мог бы достичь его уровня, претила всему его естеству.
— Магия зависит не только от стараний, — принялся объяснять он, убеждая скорее не Хагрида, а себя. — Наследственность гораздо важнее. Именно кровь решает, насколько хорошо маг сможет колдовать, — Том давно заметил, что ему магия даётся без всякого усилия, потому он и знал, что ему по плечу не только школьная программа, но и глобальные задачи, которые не сумел разрешить никто другой. Например, поиск бессмертия. — Без великих магов в роду человек обречён навечно быть средним магом, если не хуже.
— А какая у тебя может быть кровь, если ты сирота?
Том с трудом скрыл возмущение. Спасибо придурку Эйвери за то, что так громко оповестил о его семейном положении всех, кто тогда сидел в Большом зале.
— Родители мои неизвестны, — чуть ли не выплёвывая слова, согласился он. — Но именно это даёт мне право рассчитывать на принадлежность к какому-нибудь исчезнувшему роду. Поэтому я ищу свои корни. Маглорожденный не смог бы колдовать так, как я. Среди моих предков обязаны быть великие маги.
Хагрид не особо проникся услышанным. Великан добродушно рассмеялся, похлопывая себя по бедру.
— Ну не знаю, Риддл. Вон Лиля как колдует, всяких животных мне показывает, каких я сам бы никогда увидеть не смог, а у нее в семье точно только маглы, — возразил он в своей простоватой манере, а потом снова глянул в сторону и начал задавать пустоте вопросы, разделяя их длинными паузами. — С чего эт он самый сильный?... Да неее, сильнее Дамблдора никто быть не может,откуда это ты взяла вообще?... Что такое "durchmesser"?[1]
У Тома бешено заколотилось сердце. "Сильнее Дамблдора"? Это о нём говорили? По каким критериям Беленькая оценила силу и разницу в ней?
— В обществе больше двух говорить надо вслух, — намекнул Том на своё желание услышать рассуждения о своих выдающихся способностях.
— А, прости, Риддл. Она больше ничего не скажет.
— И будете обсуждать меня за глаза, когда разойдемся? Говорите в лицо, — раздражённо настаивал Том.
— Да больно ты нам нужен, — отмахнулся Хагрид своей огромной ладонью. — Мы животных лучше обсудим или домашку. Да и пойдем мы уже. А то если заметят, что Лили нет... Ты ж не скажешь никому? — спросил он, выразительно приподняв свои лохматые брови.
Том вышел из кафе вместе с Хагридом, но к Хогвартсу великан пошёл уже без него. Слизеринец остался стоять на выходе из деревни, с прищуром глядя вслед своей недавней компании. Снег слепил глаза, но огромная фигура Хагрида легко различалась на белом фоне. Когда полувеликан удалился метров на сто, рядом с ним внезапно материализовалась ещё одна крохотная фигурка, а вместе с ней и удаляющаяся от Тома цепочка крохотных следов рядом с огромными отпечатками ног Хагрида. Это значило, что магия Беленькой имеет территориальные ограничения. К тому же, её силы имели направленность: она скрылась от его глаз, но Хагрид, очевидно, видел и слышал её, не замечая иллюзий. Всё это время Беленькая не пряталась от Тома в спальне Хаффлпаффа, а просто поддерживала для него иллюзию невидимости, нисколечко не ущемляя себя в общении с другими ребятами.
Юноша наблюдал за удаляющимися студентами, отмечая что-то ускользающе странное в фигуре маленькой девочки: ветер как-то неправильно трепал её мантию с правого бока. Том не удержался, навёл на Беленькую кончик своей палочки и уже через секунду она коротко взвизгнула, подскользнувшись, и рухнула в сугроб. Юноша самодовольно усмехнулся. Честно говоря, тот факт, что даже маленькая грязнокровка видит в нём мага, превосходящего по силам Дамблдора, бесконечно его радовал. Поэтому Том решил сегодня ограничиться одной лишь подножкой.
Он спрятал палочку и сунул освободившуюся руку в карман. Том был уверен, что до похода в Хогсмит тот был пуст, но сейчас под пальцами что-то зашуршало. Том вытащил это что-то и увидел белую с красной спиралью конфетку в прозрачном фантике. Юноша пожал плечами и, зажав одно ушко обёртки пальцами, а другое зубами, потянул их в разные стороны, доставая карамельку.
Эрика удивляла его любовь к сладкому. Он утверждал, что Риддлу больше подошла бы маленькая чашечка чёрного кофе, но такими уж были вкусовые предпочтения Тома. За всё время, которое он провёл в приюте, угоститься сладким удалось лишь однажды, когда какой-то благодетель оплатил для сирот поход на цирковое представление, где каждому досталось по облачку сахарной ваты. Она легко сминалась губами и плавилась на языке, превращаясь в невообразимую сладость. В сравнении с приютской едой она показалась пищей богов. С тех пор Том просто не мог отказаться от конфет, пирожных и сливочного пива, даже если получал их от противного ему человека... Юноша с громким хрустом разгрыз карамельку и тоже пошёл обратно в школу.
***
Теперь каждый поход в библиотеку начинался с конфетки. Сахар помогал лучше справляться с огромными объёмами информации, которые Тому приходилось поглощать ежедневно. Последнюю, тридцать первую карамельку он съел в день, когда нашёл в глубинах запретной секции загадочную тонкую книжку в твёрдой обложке.
К тому моменту многие студенты уже разъехались по домам на рождественские каникулы. Со Слизерина остался один Том, на других факультетах остались полукровки, живущие в магловском мире, и большинство маглорожденных. Все они боялись войны. Как и Том. Он продолжал ежедневно приходить в библиотеку и сидеть там с утра до поздней ночи.
Найденная книжка была закрыта на замок в виде клыкастой змеиной головы с крохотными изумрудами вместо глаз. Юноша сразу разглядел в этом хороший знак. Он применил к замочку все известные ему отпирающие заклинания, но книжка не желала открываться, подогревая тем самым его и без того зашкаливающее любопытство. После целого дня бесплотных попыток Том измотался. Развалившись на столе, он поглаживал крохотную змеиную головку подушечками пальцев. Интуиция подсказывала, что там найдутся ответы хотя бы на некоторые из его вопросов, но до них ещё нужно было добраться.
Насколько было бы проще, если бы замки в виде змеиных голов подчинялись ему так же, как настоящие змеи. Ползучие гады называли его своим повелителем и беспрекословно выполняли всё, что он им говорил. Улыбнувшись этой наивной мысли, Том тихо-тихо прошептал на парселтанге:
— Откройс-с-ся.
Изумрудные глаза сверкнули, заставив Тома зажмуриться, и в тот же самый миг юноша ощутил два укола в палец: змея всадила в него острые клыки. Вкусив его крови, она вновь распахнула пасть и вернулась в своё изначальное состояние. Том сунул палец в рот, ощутив вкус собственной крови, а змеиная голова обдумала что-то, и юноша услышал заветный металлический щелчок — замок открылся. Быстро залечив кровоточащие точки, он кинулся к книжке и принялся лихорадочно её листать, но ничего, кроме извивающихся чёрных линий там не нашёл. Внутри было восемьдесят страниц одних только строчек, вихляющих то вверх, то вниз. Ни на какой известный ему шифр эти линии похожи не были. Том замер с раскрытой книгой в руках, парализованный осколками разбившейся надежды.
На каникулах, особенно так поздно, в библиотеке неизменно стояла абсолютная тишина. Но в этот раз тишину нарушал шёпот. Или, скорее, шипение. И доносилось оно прямо со страниц книги. Присмотревшись к строчкам, Том обнаружил, что они подрагивают. После секундных сомнений юноша приложился ухом к странице и услышал знакомую речь. Книга разговаривала с ним. На парселтанге.
Том держал в руках дневник самого Салазара Слизерина.
***
Том не ошибался! Он действительно был потомком самого Слизерина! Проверив его кровь, дневник признал в Томе его наследника. Сквозь века величайший основатель Хогвартса делился со своим потомком всеми тайнами, которые оставил после себя. И самой интересной тайной была Тайная комната, о которой ходило множество слухов. Она действительно существовала, и в ней действительно покоилось чудовище. Там спал василиск, ожидающий, когда хозяин найдёт его и пробудит. Собственный огромный змей, который исполнит всё, что только Том ему ни прикажет!
Пользуясь малочисленностью Хогвартского населения в рождественские праздники, юноша беспрепятственно обследовал закоулки замка в поисках одной особой комнаты, вход в которую был скрыт от глаз непосвящённых. Как же он был сконфужен, когда дневник привёл его к дамской уборной. Убедившись, что поблизости нет ни единой живой души, Том стыдливо провернул дверную ручку и вошёл туда, куда парням входить не следовало. Женский туалет отличался от мужского только одним — отсутствием писсуаров. Помявшись некоторое время, Том начал исследовать запретные пространства в поисках указателя. Он обнаружился на гладком боку водопроводного крана — выпуклую металлическую змейку трудно было заметить, но она хорошо прощупывалась под пальцами. И только тот, кто обладал даром разговаривать на парселтанге, мог заставить её открыть вход, который она веками охраняла.
— Откройс-с-ся...
Умывальники разъехались, решётки под ними скрылись под полом, и взору Тома открылась бездна — огромная труба уходила глубоко вниз, даже дна было не различить. Он порылся в сумке и извлёк оттуда уже опустошённую чернильницу. Вытянув руку над отверстием, Том разжал пальцы, и стеклянный бутылёк полетел вниз. Через две секунды он ударился о твёрдую бетонную поверхность, но не остановился. Стекло заскользило вниз, громко шкрябая камень. Значит, метров через двадцать труба изгибалась и уходила вниз уже под углом.
Том закрыл проход, вернулся в спальню, переоделся из формы в свои приютские вещи, которые не жалко было испортить. Вариант воспользоваться метлой он сразу отмёл: данный вид волшебного транспорта казался ему полным убожеством, а его внезапный интерес к школьному оборудованию для квиддича мог привлечь ненужное внимание. С тех пор, как он впервые оседлал метлу на пробном занятии по полётам, Том больше никогда на неё не садился. Он лелеял мысль научиться летать без всяческих приспособлений. Его не прельщала идея доверять свою жизнь куску дерева. Да и древко натирало...
Поэтому Том решил спуститься по трубе "с ветерком", как дети спускаются с горочек. Дождавшись позднего вечера и стараясь не попадаться никому на глаза, юноша вновь проскользнул в женский туалет.
— Откройс-с-ся...
Механизм вновь ему повиновался. Том наложил на себя все известные ему страховочные заклинания, присел на краю пропасти, свесив ноги, и, сложив руки на груди, чтобы нечаянно не повредить их, скользнул вниз. Труба действительно изгибалась. Порядочно набрав скорости, Том буквально вылетел из другого конца трубы, больно упав на спину посреди "кармана" — небольшого помещения, от которого расходились другие трубы. Юноша с неудовольствием понял, что находится в канализации. Впрочем, здесь было сухо, пусть и прохладно. Том поднялся с пола, обнаружив, что тот весь усыпан скелетами крыс, змей и кошек. Судя по состоянию костей, которые от времени пожелтели или рассыпались в пыль, свою смерть животные встретили очень давно. Морщась от мерзкого хруста, который сопровождал каждый его шаг, Том вошёл в одну из труб. На выходе его ожидала монументальная зала. По обе стороны вверх уходили обвитые каменными змеями колонны, подпирающие высокий потолок — даже выше, чем в Большом зале! В зале царил приятный глазу зеленоватый сумрак. Вдали, за последней парой колон, виднелась огромная фигура древнего старца с длинной бородой.
В холодной тишине залы шипение, доносящееся со страниц книги, стало почти осязаемым. Слова Слизерина обволакивали Тома, гипнотизировали. Юноша шёл к статуе, предчувствуя что-то необыкновенное, что-то, что навсегда перевернёт его жизнь. Наконец, он остановился перед огромными серыми ступнями. Том наполнил лёгкие ледяным воздухом подземелья, а на выдохе зашипел на парселтанге подсказанные его предком слова:
— Говори со мной, Слизерин, величайший из хогвартской четвёрки!
Гигантское лицо старика, который олицетворял собой одного из основателей школы, пришло в движение: его рот широко распахнулся, образуя чёрное жерло. Во рту что-то сонно закопошилось. Что-то огромное. Наружу, из чрева Слизерина, выползал василиск — невообразимых размеров змей.
Дневник сообщил Тому, что не стоит бояться смотреть ему в глаза. Взгляд василиска был страшен только обычным людям. Наследнику самого Слизерина, повелителю змей, он навредить не мог.
Когда василиск сполз со статуи, пол задрожал — камень реагировал на любое движение его огромного тела. Зверь приблизился к Тому. Его огромные жёлтые глаза, рассечённые чёрной линией зрачка, преданно смотрели на юношу, в чьих венах текла такая родная холодная кровь.
— Хос-с-сяин, я с-с-скуч-чала, — прошипел змей, то и дело высовывая длинный раздвоенный язык.
Так это была самка... Она подалась вперёд, пытаясь уместить свою безразмерную голову у Тома на плече, и юноша невольно обхватил её рукой, поглаживая гладкую ячеистую кожу.
— С-с-спас-с-сибо, — произнесла змея и продолжила движение, обвиваясь вокруг Тома кольцами.
Вскоре юноша оказался зажат в объятиях безраздельно преданного ему зверя. Ш-шос-с-са — так её звали — не прекращая благодарила Тома за то, что он не забыл о её существовании. Она устала спать, устала сквозь сон ощущать течение времени, не имея возможности ползти вместе с ним, и теперь, когда хозяин вновь её пробудил, она была безмерно счастлива. Настолько, что обнимала Тома всю ночь, боясь отпускать его. Лишь под утро, поверив его сонным увещеваниям, Ш-шос-с-са ослабила хватку и даже проводила Тома, перенеся его на своей спине на самый верх, обратно в дамскую комнату. Она пообещала, что обязательно придёт на его зов и, ещё раз ткнувшись огромным носом в его ладонь, по размерам сравнимую только с самой маленькой чешуйкой на её теле, змея скрылась в темноте бездны, ведущей в Тайную комнату.
Впервые за всю свою жизнь Том был настолько счастлив. Пусть он и думал, что от усталости уснёт сразу, как коснётся головой подушки, сон не шёл. Юноша прокручивал в голове все события прошедшей ночи и просто не мог перестать улыбаться. Улыбаться искренне и даже тепло, самому себе, не для игры и манипуляций, а просто потому, что не мог не улыбаться. Теперь у него было подтверждение родства со Слизерином!
