Сломанная кукла

Уставший омега спал, снова свернувшись в клубок. Одеяло помогало сохранить тепло, хотя по полу дул холодный противный сквозняк. Ему ничего не снилось. Изредка он дергался во сне, прижимая избитые руки к тяжело вздымающейся груди. В голову постепенно врывались чьи-то чужие голоса - тихие, но немного резкие. Рене потребовалось какое-то время, чтобы понять, что разговаривают двое. Он боялся открыть глаза, уверенный, что если покажет, что он уже не спит, его снова жестоко изнасилуют. - ... невозможно. Сколько еще ты будешь над ним издеваться? Живого места уже на нем нет. Хочешь убить - так убей, не мучай его. Ты хоть представляешь, как ему больно? Мало того, что физически, так еще и морально! - Тихо, - нервно огрызнулся Андрей. - Я думаю. - О чем? Какую еще пытку ему предоставить? Насилие тебя уже не удовлетворяет? - язвительно поинтересовался бета. - Ты ему почки отбил. И грудную клетку тоже. А тебе все мало! - Тихо! - снова огрызнулся альфа, но после его голос стал холоден и спокоен. - Он кругом должен. Занимал и занимал. Очень большую сумму денег. На такую сумму можно шиковать. Хоть всю жизнь. - И что? - Леша непонимающе уставился на друга. - То, что он ходит в рванине, и у него истощение. Когда он вообще ел в последний раз до того, как я его выкупил? Для чего ему нужна была такая сумма, ведь потратил он ее не на себя. - А я откуда знаю, я не интересовался... - Надо узнать, зачем ему потребовались деньги. Тем более такие большие, - альфа, мерно стуча каблуками, накинул на плечи черную кожанку. - Когда проснется - покорми его. Молока, хлеба, хочешь, мяса ему дай. - Ничего нет, холодильник пустой, - Леша скрестил руки на груди. - И куда ты собрался? - Надо кое-что узнать. Я хочу дорваться до правды, какой бы она ни была. Вот деньги, купи еды. Через несколько минут они оба вышли из квартиры, громко хлопнув входной дверью. Омега еще лежал какое-то время, боясь пошевелиться, а после, собрав последние силы, поднялся, скидывая одеяло с худых плеч. Держась за поясницу, он медленно поковылял к шкафчику и выудил оттуда более-менее приличные вещи. Андрей всегда был высоким и шире его в плечах, поэтому его кофта висела на тощем омеге мешком. Он знал, что Андрей и Леша по неосторожности не закрыли дверь на ключ. Необходимо было действовать быстро, но у омеги все валилось из рук. Он поковылял на кухню и сначала, взяв обеими руками стеклянный кувшин, начал жадно и шумно пить прохладную воду, чувствуя, как она скользит вниз по пищеводу. По серой коже пробежала мелкая дрожь. Осушив кувшин до дна, омега поковылял в коридор и, накинув пальто, вышел из квартиры. Он жутко выглядел. Глаза у него были красными и опухшими, разбитые костяшки пальцев он старательно прятал в карманы. Но разбитые губы и синяки на скулах спрятать было невозможно. В автобусе от него все шарахались, никто не желал стоять рядом с ним, каждый брезгливо отодвигался подальше. Рене приехал в первую городскую детскую больницу. На входе омега столкнулся с охранником, который, приняв его за бомжа, то и дело норовил спустить его по лестнице, но в конце концов впустил, брезгливо морщась. Не дело приходить к ребенку в таком состоянии. Рене знал это, но не придти просто не мог. Его сын был единственной отрадой в жизни. В лифте его затошнило, поэтому два этажа пришлось идти пешком. Остановившись у двери отделения, он слабой рукой несколько раз постучал в окошко. Вскоре с той стороны щелкнула задвижка, и в окно выглянул молодой парень в белом халате. - Вы к кому? - спросил он хрипловато, изумленно смотря на избитого мужчину. Омега уперся рукой в дверь. - Александр Благодатский, - с трудом выдохнул Рене. - Я его отец... Я пришел к нему. Парень поспешно открыл дверь, с каким-то сожалением смотря на мужчину, забрал пальто, дал бахилы и халат. Больные дети в отделении шумели, бегали, играли, но стоило им увидеть нелицеприятного мужчину, как их всех словно ветром сдуло. Они попрятались в палаты, и лишь изредка Рене видел, как в щель смотрят несколько пар любопытных детских испуганных глаз. Саша лежал под капельницей. Редкие сухие волосы, отросшие до слабых плеч, разметались по белой подушке. Маленький мальчик лежал, закрыв уставшие глазки, но тут же дернулся, стоило двери в палате противно скрипнуть. На его серых губах засверкала детская нежная доверчивая улыбка, когда Рене зашел. - Папа... - Мальчик мой, - ласково прошептал омега, садясь на край жесткой кровати и обнимая сына настолько, насколько это было возможно. Протянув ручку, мальчик цепко обхватил его за шею. - Вот я и пришел, как обещал. Прости, что меня так долго не было. - Ничего, - тихо шепнул ему маленький альфа и, скользнув ладошкой ниже, аккуратно коснулся разбитых губ. - Ты плохо выглядишь. Ты заболел, па?.. Рене ласково улыбнулся, хотя душевная боль внутри рвала его на куски. Его глаза невольно увлажнились, но он сморгнул слезы. Ведь сейчас самое неподходящее время и место для слез. - Ну что ты. Все хорошо, Саш, все хорошо. Я просто, когда поднимался домой, упал и ударился сильно. Это пройдет, быстро пройдет. Протянув дрожащую руку, он погладил мальчика по груди, по волосам, по гладкому подбородку. Внезапно дверь в палату вновь тихо открылась, скрипя, и омега обернулся. На пороге стоял пожилой врач. Именно он следил за состоянием его сына. - Рене Авраамович? На пару слов, - тихо позвал он, маня мужчину рукой. Рене с трудом поднялся и на слабых ногах вышел, направляясь в кабинет к врачу. Он не стал садиться, а лишь остановился у порога. Мужчина с искренним сочувствием смотрел на него. - Саша умирает, - тихо произнес он. - Необходима срочная операция. Ему нужно пересадить сердце. Ноги у омеги свело судорогой. Сжав зубы, он прижался спиной к стене, но удержаться все равно не смог и беспомощно упал на пол. Последняя капля. Последняя боль. Мужчина живо метнулся и подал ему стакан воды, проверил пульс, присев, стал разминать ему сведенные судорогой икры. Судорожно вздохнув, омега разжал руку, и стакан покатился по полу. - Я достану деньги, - прошептал он, хватаясь за сморщенные запястья врача. - Достану. Я Вам заплачу, сколько нужно... - Дело даже не в деньгах, - тихо произнес врач, не пытаясь вырвать руку. - А в том, что у нас нет такого донора. Вы - единственный, кто может сохранить ему жизнь. Нужно Ваше сердце. У Вас положительные анализы. Если Вы согласитесь, тогда у Саши будет шанс. - Я согласен! На все согласен, только спасите его, - простонал омега, без колебаний принимая это решение. - Моего мальчика... Я сделаю все, что нужно. Несмотря ни на что. - У Вас есть два часа до операции... Проводить ее буду лично я. Поднимитесь, Рене. Сейчас Вы нужны сыну, как никогда. Идите к нему. Знайте, он Вас очень сильно любит. На обходе он постоянно говорит о Вас. Он Вас рисует. Не показывал рисунки? Рене покачал головой. Слышать это было невыносимо. Отпустив руку врача, он вернулся в палату к мальчику. Маленький альфа все еще лежал под капельницей, широко открыв глаза. Омега устало упал у его кровати и прижался лбом к слабенькой груди сына, прикрытой одной только беленькой ночной рубашкой. Он обхватил его за пояс, покрывая маленькие запястья нежными поцелуями, гладил его по редким волосам, не в силах что-либо сказать. Мальчик, гладя свободной рукой дрожащие плечи отца, ласково его утешал. - Па-ап? А ты купил мне ту игрушку, которую я тебе показывал? Ну, машинку... От нежного детского голоса сына внутри у омеги все сжалось. Он незаметно вытер слезы. - Нет, не купил. Я тебе ее завтра принесу, - ласково произнес он, смотря в серые глаза Саши. У мальчика были глаза Андрея. Большие, выразительные, доверчивые, любящие и теплые глаза. - А еще лучше знаешь что? Я тебе куплю большую машину. Красную. Пожарную. Ты ведь всегда ее хотел, помнишь? Как ты мечтал. Я ее тебе завтра принесу, прямо с утра. - Честно? Ура, папочка! Сквозь горькие слезы омега улыбнулся. Тяжело это. Обещать завтра что-то, чтобы успокоить любимого и единственного сына, при этом зная, что для тебя завтра уже не наступит.

* * *

Андрей без труда нашел офис, из которого вытащил Рене в тот день. Отчего-то ему позарез хотелось докопаться до того, куда омега дел такую большую сумму денег. Пятеро альф сидели за столом и увлеченно резались в дурака. Трое из них уже были пьяными, три пустых бутылки водки валялись у стены. Он все повернулись, когда Андрей вошел. Крайний из них - грузный бородатый трезвый мужик, встал. - Чего тебе надо? - густым басом спросил он, скрещивая сильные руки на груди. Андрей был чуть ниже него ростом, однако это не заставило его стушеваться. - Поговорить, - спокойно ответил он. - По поводу? - По поводу омеги, которого я у вас выкупил несколько дней назад, - Альфа облизал пересохшие губы. - Он случайно не говорил, зачем ему нужны такие деньги? Как он вообще к вам попал? - Да мы не единственные, кому он должен. Есть ребята и похлеще, - хмыкнул мужик, опуская руки, и почесал в затылке. - Искал работу и забрел к нам. Он сидел вон в той комнате, - Альфа кивнул на запертую дверь. - Там спал, там жрал, нам жрать готовил. Отчеты делал какие-то, я уж и не помню. А вообще выполнял роль эдакой домохозяйки. Мы его потрахали пару раз, да только этим все и кончилось. Зачем деньги, я не спрашивал, мало ли что. Все его шмотье, какое было, в комнате осталось. Если хочешь - забери, нам оно не нужно. Этим тряпьем разве что пол в сортире мыть. Андрей медленно кивнул. Альфа дал ему ключ и вернулся к своим. Мужчина, помедлив, вставил тонкий ключ в скважину и дважды повернул его. В комнатке было омерзительно душно и пыльно. Под потолком висела паутина. У стены стоял старый обшарпанный стол, ножка которого уже сломалась, поэтому пришлось подложить под нее какие-то книги. У другой стены стояло избитое кресло, частично погрызенное молью. На подлокотнике кресла лежала серая ветровка омеги, разорванная в области правого кармана и на груди испачканная засохшей кровью. Помедлив, Андрей заглянул на кресло, проверил шкафчики стола, желая найти хоть что-нибудь. Везде было пусто, в нижнем шкафчике он обнаружил смятый лист. Развернул его, убедился, что лист пуст и нервно выкинул его. Промаявшись в пыльной комнате почти около получаса, альфа уже готов был уйти, как внезапно наступил на что-то мягкое. Под изорванным линолеумом явно что-то было. Присев, Андрей взял пальцами его за край и потянул на себя. На грязном полу оказалась старая выцветшая толстая тетрадь. Поднявшись, Андрей пару раз встряхнул ее от пыли и наспех пролистал. Тетрадь была полностью исписана, страницы были сухими, как осенние листья, и казалось, что вот-вот сломаются и раскрошатся. Альфа сел в кресло и, сузив глаза, начал скользить взглядом по строчкам. Двадцать пятое марта. Сегодня я должен был уехать с Андреем в другой город. Мы с ним условились встретиться на вокзале в шесть часов. Я знал, что он купил билеты, знал, что он меня ждет. Я спешил к нему, желая поделиться с ним радостью, но теперь делюсь ею только с тобой. Я ношу ребенка. Это, наверное, будет мальчик. Копия Андрея. Он совсем кроха, но я его уже чувствую. И безумно-безумно люблю. Ведь тогда, в период течки, у нас происходила долгая сцепка. Я к нему спешил, но на вокзале меня поймали какие-то люди. Они ударили меня по голове и отобрали телефон. А после выключили, когда он начал звонить. Я знал, что это звонит Андрей. Я кричал, надеясь, что он меня услышит и вырвет из лап этих жестоких людей. Но он не услышал. И я его не виню. Меня привели домой, к отчиму. Он еще не знал о ребенке. Но понял, что в период течки я был с кем-то. Он меня очень сильно избил и запер в комнате. Я сижу здесь... Совсем один, голодный. Мне хочется пить. Я зову Андрея. Двадцать седьмое марта. Сегодня отчим снова меня избил. Он сказал, что я шлюха. Он бил меня прилюдно, на улице, на глазах у прохожих и деловых партнеров. Третье мая. У меня будет даже двое ребятишек. Живот уже начинает расти, и, кажется, отчим догадался, что во мне растут две новые жизни. Мне очень страшно за детей. Мне страшно за себя. По ночам я не могу уснуть и говорю с ними обоими. Я даже знаю, как их назвать. Саша и Рома. Мои сильные мужчины. Мои дорогие сыновья. Я говорю с ними обо всем. И часто вспоминаю Андрея. Наверное, он звонит мне каждый день. Но у меня нет телефона. Мой телефон у отчима. Как он там? С кем он? Найдет ли он меня? Может быть, он вовсе и не уехал? Тринадцатое мая Отчим понял, что я ношу дитя. Он был просто в ярости. Четвертого числа он пригласил в дом своих друзей. Они пили. Он выволок меня за волосы и долго пинал по животу. А после раздел и пустил по кругу. Они насиловали меня каждый день, давили, избивали. У меня до сих пор остались шрамы. Они вырезали какое-то слово на внутренней стороне моего бедра. Шрам уже проходит, но красные следы остались. Руки у меня постоянно сводит судорогой. Сейчас я сижу и просто плачу, тихо нянча своих малышей... Я обещаю им, что у них будет самая прекрасная жизнь. Я обещаю... Костьми лягу, но я дам им эту жизнь. Двадцатое июня. Живот каждый день становится все больше. Я радуюсь, но в то же время ужасаюсь. Отчим продолжает жестоко обращаться со мной. Если бы он мог вырезать из меня детей, он бы обязательно это сделал. Сегодня он толкнул меня, и я покатился по лестнице. У меня что-то с позвоночником. Первое сентября. Я лежу на сохранении. Врачи диагностировали серьезную почечную недостаточность. Пару месяцев я лежал на диализе. Говорят, что с детьми все хорошо, и я хочу в это верить. Мальчики толкаются и пинаются. Я очень хочу их увидеть и обнять уже наконец-то. Теперь отчим не может меня достать. Пятое сентября. Сегодня у меня случились схватки, и меня сразу поволокли в операционную. Роды были болезненными. Но гораздо хуже было дальнейшее... Мне сказали, что один из мальчиков не выжил и при родах умер. Второй серьезно болен. Умер Рома. Сашка остался, и я боюсь, что и он меня покинет... Все чаще и чаще я думаю об Андрее. Наверное, он меня уже забыл. А я его до сих пор люблю. И нашего Сашку. Нашего второго ребеночка. Закрыв глаза, альфа устало выдохнул. Тетрадь с тихим шорохом выпала из его рук. В груди у Андрея спирало, дышать не давал тугой липкий комок в горле. Невольно руки у него начали дрожать. Захватив тетрадь, он сорвался с места и, тормознув такси на ближайшей дороге, поехал обратно домой. На ходу он продумывал слова, которые сейчас же скажет своему омеге. Он знал, что встанет перед ним на колени, ляжет, расцелует босые ступни... Андрей резко влетел в подъезд, перешагивая через две ступеньки сразу и, распахнув двери, забежал в комнату. Леша стоял, держа в руках пакет молока. Одеяло было скомкано в углу. - Он сбежал.