Поезда пусты

Иисус раскидывает руки, обхватывая город с вершины горы Корковадо. Он благословляет всех невесомым и невидимым объятием, ибо Он всюду, и в каждом пребывает дух Его. Статую видно из любого уголка Рио: будь то вы идете по пляжу, или прогуливаясь по накаленному асфальту улиц, или же готовитесь к карнавалу в своей душной квартире, и отсюда, где из окна падает лезвие искрящегося света, порезавшись о него, скользнешь взглядом по зеленому склону — увидишь жемчужину Спасителя, он укоризненно смотрит сверху вниз, как бы говоря: «Кармен, карнавал близко, а костюмы вашей школы самбо в перспективе создания...» И далее-далее-далее. В каждом порыве ветра (всхлипе кита, выкинутого на берег) лучится солнце крошечными искрами, на каждой гладкой поверхности отражается, рассыпается на каждом туристе шоколадом загара. Кармен перебирает ткани, блестки, перья, эскизы, снова ткани... Они должны перетанцевать конкурирующую школу, а для этого необходимы костюмы лучше, чем в прошлом году. Помусолив день в муках творчества, Кармен поднимается к подножию статуи Искупителя. Она смотрит на Рио-де-Жанейро, оставляющий снежно-белые следы домов на склоне, уходя в океан. На туристов не смотрит, они всегда галдят разными языками, как несмолкаемые... птицы. Яркие апельсиновые дольки выныривают из листвы деревьев, снова в ней утопая. Туканы. Точно. Кармен бросает «Obrigado» через плечо Спасителю, направляясь в студию. Наконец есть концепт для нарядов. Жара бьет по всем одинаково: по мальчишкам, взметающим песок босыми ступнями, когда играют в футбол, по спешащим на работу строителям, по цепочке ребят, гуськом бегущим через дорогу. Кармен встречается глазами случайно, и ее опаляет широкой улыбкой знакомое лицо. Ей приходит идея, у кого можно попросить помощи в росписи платформы, на которой она будет проезжать по Самбодрому. Позже Кармен демонстрирует костюм, повторяющий мотивы красочных туканов. Яркие перья открывают плечи и шею, в наряде жарко, ведь он весит несколько килограмм. Художники в восторге, а замысел для платформы скоро завершен будет. Поэтому, Кармен ведет ребят на рейд по городу, захватив краску. Рио-де-Жанейро — город граффити. Поверхности стен и заборов сразу за Самбодромом забиты рисунками. Жара царапает их светом, но краске удается долгое время не выцветать. На каком-то Кармен видит любимую бразильскую присказку — «ждать, пока цирк загорится», задумчиво кусает губу, упершись взглядом в арену Самбодрома. Рио не живет от жаркого рассвета до спасительного заката, нет. Рио живет только от одного карнавала до карнавала следующего. В Рио несколько раз за день способна поменять настроение погода, Рио после карнавала — заполняется ненужными костюмами всех сразу школ самбы. Рио быстро подгорает, внизу всегда черный от солнечных ударов, а сверху город веселья никогда не пропекается. С лица Кармен отклеивается вечная улыбка, как только что сбросила перья в новом свете правда, стряхнула блестки, уныло подперла собой стену, закурила устало и выдохнула ей в лицо едким дымом истины: «до самого хруста суставов плясать будешь», — хриплым смехом проехалась по ушам. Кто-то дергает за плечо. Говорит, ты, что, как истукан застыла, рисуй — и вложил в ладонь баллончик, обвитый пестрой лентой того цвета краски, что налит в немного помятую алюминиевую банку. И Кармен сжимает возможность оставить после себя хоть что-то, претендующее на иллюзию вечности под ослепшим бразильским солнцем, крепче.