Узел Хима и Узы Кессиль

      Звенящая тишина и плавно перетекающее умиротворение.       Давно пробуждение не было таким легким. Реальность как бы медленно возвращалась, ласково вытягивая меня из дремоты.       Плеск диковатой воды. Клокочущая птичка на розовеющей от рассвета ветке. Озорной ветерок, гуляющий сквозь покрытую росой траву и заставляющий дрожать от неожиданности листочки на пышных кронах.       Это был не сон. Я правда дышала полной грудью и слышала биение сильного сердца. Я жива.       В чем секрет? Я не хочу знать ответ. Только не сейчас... сейчас я счастлива.       В нетерпении вскочив с места, я дошла до травы и плюхнулась в нее, широко раскинув руки, как крылья. Я по-детски наивно смеялась и водила руками вверх-вниз, словно хочу взлететь. Спину щекотала утренняя роса, а земля холодила нежную кожу. Небо зарделось и отбрасывало румяные блики на мерно проплывающие по нему облака, и так хотелось петь песни, которых я никогда доселе не знала. Будто я слышала их издалека. Из глубин пространства. На неизвестном мне языке...       Доброе утро, мир!       Щелкнула ветка. Недалеко. Вроде бы, справа. Что мне делать?       Я поднялась на ноги снова и хотела было понаблюдать, как вспомнила, что я абсолютно голая. Вот напасть! И единственным верным решением было спрятаться за огромным валуном, рядом с которым я спала. Мало ли, кто это был... Если человек — мне будет стыдно, если животное — мне нечем защититься.       Какое-то время все было тихо, и мне думалось, что, может, я ошиблась, как из кустов, в подлеске, показался человек. Совсем одинокий и не слишком опасный, на первый взгляд. Тонкая фигура нерешительно приближалась. Мягко, как ирбис, она ступала по траве.       — Вы — дочь Ульмо? — тонкий девичий голос, сложенные на груди руки и серый плащ с капюшоном, что скрывал лицо незнакомки. Ничего пугающего. Хорошо, что девушка.       — Простите, я не понимаю, — я правда не понимала вопроса.       — Вы речная нимфа?       — Я не совсем уверена. Кто вы?       Незнакомка сняла капюшон, и под ним оказалась молодая женщина с тонкими чертами лица и светлыми волосами. Такой изящной красоты я еще не встречала. Слишком красивая, чтобы быть реально существующей.       — Amin Indis.       — Простите, что? — переспросила я.       — Я Индис, дочь Алатара, сторожа этих границ. Я гуляла недалеко от Келебранта и услышала ваш смех, — девушка смутилась. — Приняла вас за речную нимфу.       — Я все еще ничего не понимаю.       — Как ваше имя? — прозвучал отличный вопрос, на который у меня ответа не было.       — Я не знаю.       — Вы не знаете своего имени?       — Я не помню. Я очнулась вчера в лесу, долго бродила и вышла к реке.       Она точно примет меня за сумасшедшую.       — Я знаю, кто сможет вам помочь. Идем со мной. Я провожу. Вот, — Индис сняла с себя легкий блестящий плащ и протянула мне, а я и не подумала отказывать.       Укутавшись в серебристую ткань, я вышла из своего укрытия и неловко переступила с ноги на ногу. Мой рост был больше, чем у прекрасной девушки напротив, и подол плаща еле закрывал мои острые, угловатые коленки. Индис даже прыснула от смеха, уличая в моем внешнем виде нелепость.       — Что?       — Ничего. Просто я никогда не видела дочерей Ульмо. Вполне возможно, ты одна из них, хотя сейчас ты больше похожа на энта, — хрупкими пальчиками дева сняла с моей головы листок, а потом вытащила из волос пару травинок и даже маленького жучка.       — Кто такие энты? — поинтересовалась я, но в ответ получила молчание.       Не долго думая, мы неспешно пошли вглубь леса, по пути останавливаясь, чтобы прислушаться к царившей вокруг тишине. Через какое-то время опять, как из ниоткуда, появились колючие ели, а по земле начала стелиться молочная дымка тумана.       Где-то рядом была топь. Я слышала кваканье и треск цикад.       — Куда мы идем?       — К моему отцу. Он отшельник.       — Где я? — вопрос, который интересовал меня больше всего.       — Это лес Лотлориэн. Край сновидений, простирающийся от северных людских земель до Ирисной низины.       Мне ни о чем не говорили эти названия, но нападать на девушку с еще большей кучей вопросов казалось неприличным, и я молча смотрела себе под ноги. Ступни утопали в сырой траве, а дымка щекотала пятки. Все же чудной край... Она сказала "сновидений"? Я сплю?       Когда мы вышли на небольшую поляну, моему взору предстал уютный деревянный дом на небольших сваях. Резные колонны поддерживали плоскую крышу. Вместо дверей — открытые арки. Небольшое окно, что смотрело на меня, было сделано по типу цветного витража, но, подойдя поближе, я различила цветные листья, что были влиты в застывшую смолу.       — Ada! — возликовала девушка.       Навстречу нам вышел молодой мужчина: светлые волосы до плеч и те же светло-серые глаза, как у Индис. Но он не мог быть ее отцом. Он слишком молод. Скорее, этот юноша годится ей в братья...       — Ya naa ta?       — Mellon.       — Kela!* — бросил мне отшельник и ушел в дом, а я покосилась на Индис, не зная, что мне делать. Все было тщетно, она не обратила на меня своего взора. Девушка стояла, сцепив руки в замок и опустив голову.       — Что случилось?       — Прости, мы давно ни с кем не общались.       Юноша вышел на порог снова, но в этот раз с напыщенным видом он указал мне на дверь. Мне войти? Индис смело ступила на порог и, поднеся руку к груди, отвела ее, раскрыв ладонь в сторону хозяина дома.       Видимо, они так здороваются. Или благодарят. Нужно будет спросить. Отбросив из головы все назойливые мысли, я засеменила вслед за своей спасительницей в хатку и судорожно застыла на пороге от вида открывшегося мне убранства.       Внутри жилище еще меньше, чем на первый взгляд. Справа — небольшой камин и два резных кресла. Слева — что-то наподобие кухни, в центре которой был круглый столик, больше напоминавший обструганный пень, и тонкие табуретки. По периметру кухни развешаны пучки засушенных трав и соцветий. Чуть в стороне, за кухней, была одна-единственная комната.       Я не знала, как себя вести, и поэтому стояла, разглядывая выскобленный пол под ногами, водя босой ступней в стыке между половицами.       — Вам нужно переодеться, — мужчина смерил меня надменным взглядом и ушел в дальнюю комнату. Вернувшись, он подал мне темно-коричневое нечто, больше походившее на холщовый мешок.       — Там, — он указал мне на комнату рукой, будто я собака. Снова. Не очень приветливый, но у меня не было выбора. Мой выбор состоял из бурой ткани и этой странной компании или полного неведения и дезориентации. Я выбрала первое.       Пока я переодевалась, из кухни доносилась та странная речь, на которой эта пара разговаривала недавно. Слышно было, что они истово спорили или даже ругались, переходя на повышенные тона, а мне оставалось сидеть на краю покосившейся кровати, коих было две, и ждать их решения. Прогонят? Не прогонят?       — Вы не нимфа, — мужчина, стоявший в дверной арке, беспокойно теребил в руках полотенце. — Меня зовут Алатар, — он сделал ударение на вторую гласную. — Моя дочь сказала, что вы ничего не помните.       — Так и есть.       — Вы пытаетесь нас обмануть? У Индис доброе сердце. Она приволокла бы домой и потерявшегося орка, — орка? Которые в сказках? Что это за место?       — Я не орк!       — Тем лучше для вас. Вы голодны?       Кажется, я не испытывала этого чувства.       — Нет.       — Тем лучше для нас. Обход стражи начнется в полночь. Я передам вас в руки дозорным, и они сопроводят вас в Карас Галадон, — мужчина нервно развернулся и поспешил уйти.       — Простите, вы не могли бы объяснить мне, где я нахожусь. Я не могу понять, где я... и кто я, понять не могу тоже.       Алатара пригвоздило к месту, и его плечи начала бить мелкая судорога то ли от моей наглости, то ли от моей глупости. Я не знаю.       — Вы — нежеланный гость в этом доме, а судя по тому, что вы эльфийка, потерявшая память, что случается довольно редко, возможно, вы — нежеланный гость во всем Средиземье, — он все же ушел, оставив меня наедине с этим шоком.       Эльф? Как это?       Я зарылась в волосы руками и нащупала уши. Острые на концах. Эльф.       Средиземье — это, вроде бы, из детской книжки, что мне читали нянечки. Я в книжке? Или книжка была правдой? Что же происходит...       Сильно ущипнув себя за острое ухо, я взвизгнула. Не может быть! Что еще уготовила мне судьба? Эльфы, судя по книгам, бессмертны. Какая ирония.       Время шло, а я не сдвинулась с места. Тяжелые мысли носились в голове, как подстреленные, и не находили безопасного уголка. Что же мне делать? Сюжет той волшебной сказки, что рассказывала про этот мир, маячил у меня перед носом, но я никак не могла зацепить что-то конкретное. Вроде бы, в этом мире были драконы, говорящие деревья, но я никак не могла вспомнить название маленького человечка, что являлся главным героем этой книжки. Полурослик! Точно. Тут я порадовалась, что не стала им. Мало того, что он, вроде бы, жил в норе, так еще на его долю выпало много страданий. Значит, эльф. А они? Это семья эльфов? Незнакомый язык, необыкновенная внешность. А я тоже была такой? Здесь есть зеркало?       И точно. В углу висело маленькое мутное зеркало в деревянной рамке.       Я смотрела на себя в отражении, силясь запомнить новые черты. Ничего похожего на то, о чем я читала. Я сразу поняла, что я не человек. Дело даже не в ушах. Слишком симметричное лицо. Ни одной поры... будто всю кожу эмалировали. Волосы поистине были чудесны — русые, с золотыми нитями, они переливались в дневном свете. Глаза остались прежними. Разные. Это называется гетерохромия. Я всегда гордилась этой особенностью, хоть она и не была чем-то прелестным.       Была ли я привлекательна? Люди тыкали бы в меня пальцем на улице и, скорее всего, смеялись бы, а предпочтения эльфов я пока не знала... Возможно, красоту они видят совсем не во внешности. Но у меня больше не было ничего. Прошлая жизнь, казалось, выцветала с каждой минутой. Я сколько ни старалась, не помнила ничего конкретного, кроме серой кожи худых рук и светло-голубых стен больницы. В той жизни мне было не до зеркал. Скорее всего, я была похожа на тех, кто меня окружал. Они точно были единой массой. Лысые, тощие, с надутым животом, с лопающейся кожей, с серыми глазницами и отпечатком ожидания скорейшего конца на лице. Я знала, что каждый из нас мечтал отсоединить трубки и выйти из палаты на солнце. Мы знали, что умрем, и представляли лучше других, в какой муке, но умереть на солнце в страшной агонии представлялось желанней, чем в отупевшем состоянии ждать конца, не имея возможности взять под контроль даже собственное мочеиспускание. Дело было в том, что сначала ты ложишься с надеждой попасть в мизерные проценты излечившихся, с каждым днем эта надежда тает, а химиотерапия откусывает от тебя по куску все больших и больших размеров... И к моменту, как тебе надоедает все это и хочется уйти перед неизбежным в отрыв — тебя уже нет. Ты — часть системы. Никто не станет брать отказ от лечения у человека на сильных психотропных... Ответственность за тебя ложится на плечи близких, что верят в лучшее... Им не понять, да и ты не дашь им сделать этот шаг, ибо, подписав бумаги, они будут вечно корить себя, что вынесли тебе смертный приговор. К сожалению, даже если все эти условия сойдутся самостоятельно, сделать что-то напоследок у тебя не получится. Беспомощность — проводник болезни.       Сейчас же мне думалось, что лучше мне в жизни еще не было, даже притяжение земли казалось ненавязчивым. Я не чувствовала своего веса, температуры окружающей среды, одежды. Зато все остальное я ощущала в разы острее. Я видела пылинки, блестящие на свету, слышала, как они приземляются на пол, чувствовала запах разогретого солнцем древесного настила и ощущала настроение окружавшего меня мира. Все кругом дышало жизнью. Я была здорова, и в этом была истинная красота.       Но больше мне предложить было нечего. Я солгала, сказав, что ничего не помню, ибо что еще не вызвало бы лишних вопросов?       Но почему это случилось со мной?       Я помню, будучи прикованной к кровати, я желала прожить жизнь заново. Жить, не зная болезни и немощи. И познать любовь. Я не молилась. Я жалела саму себя и свою глупую, бессмысленную жизнь, не принесшую миру ничего полезного. В пустых размышлениях я предпочитала проводить как можно меньше времени, и поэтому читала до того самого момента, пока химиотерапия не отняла у меня зрение. Тогда я просила читать кого-нибудь вслух. Книги уносили меня в волшебные миры чистых озер и высоких гор. И это было ярким контрастом по сравнению с реальностью и единственным способом забыться. Все, что удавалось увидеть мне наяву — шоссе и серое небо крупного мегаполиса из окна палаты. Оставались фантазии. Я переживала за героев и восхищалась их храбростью, оплакивала их потери и смущалась, когда герои влюблялись. Я не выходила в мир и не смотрела телевизор... Потому мне не были знакомы приземленные чувства. Я изучала любовь по книгам, а там мужчины были отважны и благородны, а женщины отдавали свое сердце с первого взгляда и жили долго и счастливо. И ни у кого не поднялась бы рука разрушить надежды умирающего ребенка.       Может, поэтому я здесь? Я слишком верила в эти сказки.       Что бы это ни было — я решила просто жить. Не искать причин и ответов. Жить, дышать и по возможности изучить этот новый для меня мир.