Узел Хима и Узы Кессиль

      — Твой венок просто «шедевр», — я уставилась на пышно сплетённые между собой виноградные листья, густо покрытые сочной ежевикой, земляникой и цветами вишни.       — Слишком, да? — эльфийка не скрывала горечи в голосе, ведь в работе над своим творением она провела весь день.       — Мне кажется, он просто утонет, — смех раздирал меня изнутри, ведь на взмыленном лице подруги отражалось только негодование.       — Прошу, не говори так. Я никак не могу выбрать. Ежевика — символ чистоты, земляника — красоты, а цветы вишни такие нежные и хрупкие, что рука сама невольно потянулась их сорвать. О, Эру... Это нелепость! Что же мне делать? — эллет опустила голову и прижала руки к вискам.       Надо было срочно исправлять положение, иначе она раздавит свою голову.       — Омариен, ты красива и чиста, но не это выделяет тебя среди других, — я легонько коснулась подбородка девушки.       — А что же?       Долго думать не пришлось. За время, проведенное в краю сновидений, я изучила эту девушку вдоль и поперек. Передо мной был настоящий самородок. Один из тех, что даже не придают огранке, дабы не портить суровую и завораживающую породу камня.       — Ты удивительно яркая, но в то же время легкая и свежая, как порыв ветра перед бурей. Живешь в изящной обители под холодным светом звезд, но сердцем ты до сих пор в дремучих лесах на юге.       — Ты предлагаешь душистые лесные травы и дикие ягоды? — Омариен удивленно хлопала глазами, а пальчиками уже отрывала от своего венка ягоды и отправляла их в рот.       — Именно. Морошка подойдет. Такая же рыжая-бесстыжая! — я, наконец, громко прыснула, и в меня полетела ежевика, угодив прямо в лоб.       Однако метко!       Смех-смехом, а подруга побежала рвать ясменник.       Я же еще ранней весной заговорила подснежники и, добавив к ним листья тополя, завернула получившуюся косичку в кольцо. Заговорам меня тоже научила подруга. Она знала значение и свойства каждого цветка и травинки в лесу и умела сохранять их свежими очень долго, также она владела небольшими познаниями в эльфийской медицине и без труда справлялась с мелкими царапинами и синяками.       Мой венок не значил ничего, кроме надежды. Я хотела пустить вплавь по Андуину свое главное сокровище. Если бы не надежда, меня, возможно, не было бы здесь. Она утешает лучше материнской руки и освещает твой путь в кромешной тьме и бесконечном ужасе. Я точно знаю. Я этот путь прошла.  Сколько чувств испытывает человек, просто сидя на диване? Дыхание, ритм сердца, пульсация крови, работа нервных окончаний, атмосферное давление, запах, звуки и так далее. Тебе захотелось почесаться или перекинуть ногу, что затекла... Кажется, будто это мелкие неудобства. На самом деле, это и делает тебя живым. Когда мы умираем, мы запираемся в собственной голове. Там нет плохого, нет хорошего. Там только ты наедине с самим собой. Вы оставались наедине с самим собой? Думаю, нет, ибо даже давление дивана на пятую точку не покидало вашу жизнь, как бы вы ни старались отвлечься. Это страшно. Тебе некуда спрятаться и нечем остановить поток непрекращающихся мыслей. Ничего, кроме мысли. Это и есть смерть. Ты вернулся в свой первоначальный облик с тем багажом, что принес из подаренной тебе жизни. Я принесла с собой десяток лет тошнотворной агонии и непрекращающийся поток слез людей, остановить который я была не в силах. Мама, прижимавшая меня розовощекую к груди. Папа, что приделал две пуговицы к подушке и надел на нее шляпу. Фантики от конфет, что я прятала под ковер будучи малышкой... Я сосредотачивала внимание на этом, чтобы не впускать к себе боль и унижение страшной заразы, что уже поселилась у меня в груди и ждала момента выползти на свет. Стоило подумать о ней, как ощущения переломанного, искореженного, гниющего тела ярким салютом взрывались у меня в голове. Головы я тоже не чувствовала. Бесконечное пространство, заполненное только мной одной. Но рассказывать проще знакомыми словами. Сколько это продолжалось, сказать было трудно. Но, спустя вечность, я все же почувствовала. Примитивное. Захотелось размять затекшее тело.       Через некоторое время мы пустили венки вниз по течению. Омариен с восторгом заметила, что ее венок выделяется простотой и изящностью, а мой и вовсе вызвал бурю эмоций, ибо подснежники были поистине необычны в это время года, и я оказалась единственной их обладательницей.        — Эленвен... — развернувшись на голос, я увидела за своей спиной Меллона, что стоял в паре шагов от нас.       Я почтительно поклонилась в знак уважения, и то же самое сделала моя Веснушка.       — Добрый вечер, — юноша обвел нас взглядом и поклонился в ответ, — Эленвен, я прошу тебя приготовить северный флет рядом с покоями Светлой Госпожи. Приезжает Дева Ривенделла. Ее вещи уже внутри, а сама она прибудет на рассвете.        — Конечно. Я немедленно все сделаю.       Меллон, не проронив больше ни единого слова, одобрительно кивнул и ушел, заложив руки за спину. А я, попрощавшись с подругой, поспешила выполнить задание.       Это были прекрасные покои. Серебряные ветви деревьев переплетались, образуя резные стены, через которые свободно лился лунный свет. Золотые листья сверкали, бросая блики на стеклянный прикроватный столик. С балкона был виден весь цветущий Лориэн. Я долго всматривалась в горизонт, силясь увидеть горы или, может быть, равнины, но повсюду был пышный лес. Так скучно. Но у меня оставалось много работы, чтобы вот так просто скучать, любуясь природой, и я, вздохнув от тоски, принялась за стандартную подготовку комнаты к приезду гостей.       Вымыв купель и застелив свежие простыни с дивной вышивкой, я взялась за гардероб. Парча и бархат, хлопок и кружева. Тут были невозможно красивые наряды, даже теплые плащи из тонкошерстной овцы. Я осматривала одежду на предмет слетевших бисеринок или потертости подола и, если все было в порядке, аккуратно развешивала.       Случайно мне на глаза попалось нежно-лиловое платье из тончайшего шелка с серебряными вытачками. Оно было так прекрасно, что мне захотелось его примерить. Я понимала степень своего безумия, но соблазн был очень велик, и к тому же, до рассвета было немного времени. Так давно я хотела хоть на миг стать похожей на прекрасных эллет, что как стая райских птиц проплывали мимо меня, даже не удостоив взглядом. Быть придворной дамой — большая честь, и мне истово скреблось на сердце от осознания того, что я всего лишь обычная горничная. Это не унизительно, нет, просто меня все считали слишком молодой и далекой от двора в счет моей туманной биографии. Я рискнула.       Распустив волосы для пущей важности, я сняла рабочее платье и надела холодный шелк на голое тело. Ткань была невесомая на ощупь и струилась мягкими волнами к моим ногам. Посмотрев в стоящее напротив кровати зеркало в полный рост, я задохнулась от восторга. Моя персона светилась, как речной планктон. Необычный молочный отблеск окутал тонкую фигуру и, кажется, протиснулся в комнату, озаряя пространство. Паровые клубы действительно кружились около моих бедер и поднимались к груди, потому я на самом деле стала задыхаться. Туман проникал в легкие и жег кожу. Передо мной поплыли очертания комнаты, и я стала сдирать с себя платье, но, как оказалось, оно прилипло к телу. Въелось. Спаялось с покровами. Паника охватила меня, и где-то в глубине сознания что-то взорвалось неприятными осколками. Я в полном недоумении смотрела на себя, плавящуюся, словно восковая свеча. Больно... Так больно... Что же это...       Через миг мои глаза тоже начали слипаться, и последнее, что я заметила в зеркале, — тень, промелькнувшую за моей спиной.