Баю, баюшки, баю...(Ума,Батя)
3 октября 2017 г. в 21:51
3 часа 40 минут.
Вы замурованы в этой пещере. Обвал после взрыва и никакой связи с внешним миром. Кислород тоже ограничен. Еще часа четыре и все.
4 часа, не так мало. Должны успеть. 4 часа, увы слишком долго, когда боец ранен.
— Бать, я умру, да? — голос Умы нарушает тишину.
— Ну что ты, все будет хорошо, — тусклый свет фонаря освещает лицо командира. Он кажется почти стариком, и глаза слишком темные. — Сильно болит?
— Почти не чувствую, — девушка качает головой. Света слишком мало, и сейчас это наверно хорошо. Хорошо, что она не видит изувеченную ногу, которую уже вряд ли можно спасти. Поэтому и перетянут жгут. Непростительно долго перетянут. — Только холодно очень.
— Холодно? — командир касается влажного лба девушки. Жар. Ее лихорадит, и по глазам видно, что все же больно.
— Потерпи. Потерпи, Умка, — он стягивает с себя куртку и кутает девушку. — Потерпи, маленькая.
— Маленькая? — она чуть улыбается.
— Ну, а что? Большая, что ли? — он пытается скрыть дрожь в голосе. — Я Багиру всегда так называл.
— Она ругаться будет, — голос девушки слышится все тише. — Сильно.
— Даже побьет. Меня, — Булатов прижимает к себе хрупкую девушку. Взгляд все же цепляется за ее изувеченную конечность. — Ну это потом.
4 часа 10 минут.
Он тихо раскачивается из стороны в сторону, баюкая ее. Ленка любила так засыпать. Особенно когда болела. Тоже горячая от температуры. Вот и Ума. Он осторожно касается губами ее лба. Слишком высокая температура. И запах крови, уже спекшейся, неживой…
— Бать, — ее голос дрожит. — А ты петь умеешь?
— Хочешь, чтобы я тебе спел? — он рассматривает ее лицо.
— Да. Мне в детстве папа пел. Один раз. Колыбельную. Ма, — она морщится. — Мама ушла куда-то. Это наверно мое последнее воспоминание о нем.
— Баю, баюшки, баю, — его голос хрипит. — Не ложися на краю. Придет Физик, придет Кот, и укусят за бочок.
Она улыбается словам песни. Едва заметно, посеревшими губами, но улыбается. А он крепче прижимает ее к себе. Продолжая раскачиваться.
— Баю, баюшки, баю. Дочку очень я люблю. Пусть приснятся те края, где будет счастлива она, — голос подводит надломом.
— Тебе страшно? Бать?
— Страшно, — он целует ее в макушку. — Но командиры не боятся. Все будет хорошо.
— Я тебе верю, Батя… Спой. Еще.
— Баю, баюшки, баю…
4 часа 45 минут.
Издалека слышна возня, которая отражается эхом. Ума без сознания последние пятнадцать минут. Под глазами круги, и запах смерти. Кислорода все меньше. По лбу струится пот, в пещере душно. Слишком душно и давление падает.
— Пить, — ее потрескавшиеся губы едва приоткрываются. — Воды.
— Держись, Ума! Держись, девочка моя, — он сжимает ее ладонь до боли. Но напоить ее нечем, разве что кровью.
— Бать, — она встречается с ним взглядом. Красные воспаленные глаза, и уже черные круги под ними. — Прости меня, ладно.
— За что?
— За все. И Багире передай, что я люблю ее очень. И тебя и всех. Вы стали мне семьей.
— Ума, не смей говорить такую ерунду! Сама потом скажешь, кого любишь, кого нет!
— Бать? Тебе же плохо. Я вижу. И ты видишь, что я умираю. Они не успеют.
— Уманова! Жить — это приказ.
— Спасибо, — и вновь едва заметная улыбка. Уголками остывающих губ.
5 часов и 30 минут.
Ровно полчаса как она умерла. Командир так и сидит прижав к себе тело девчушки и едва слышно напевает колыбельную. Давление упало, и пещера уже плывет перед глазами. Только губы продолжают шептать: «Баю, баюшки, баю…».
Звуки инструментов уже все ближе. И хочется остановить сердце, он может, но не имеет права. Ведь командиры не сдаются. Тело Умы кажется слишком легким.
— Баю, баюшки, баю…
6 часов.
— Батя! — его шеи касается рука Бизона. Командир едва открывает глаза. К груди прижато тело Умы, уже остывает. — Живой! Кот, быстро! Помогай. Ума…
— Баю, баюшки, баю… Не ложися на краю, — он чувствует как из его рук забирают тело Умановой, а его самого ведут куда-то вглубь, к слишком яркому свету. Поддерживают с двух сторон. Свет слишком яркий. И воздух соленый. Камуфляж пропитался кровью Олеси.
— Бать, держись, — где-то сбоку Бизон. — Багира, мы нашли. Ума мертва, Батя жив, конец связи.
А дальше темнота, и только звоном в ушах, ее голосом: «Спасибо Батя, ты поспи, а я спою тебе колыбельную. Все будет хорошо, ты поправишься. Только Багире не забудь сказать, я люблю ее, а сейчас… Баю, баюшки, баю…»