Альбом колдографий

2002 год, декабрь, Малфой-Мэнор — Никогда не понимала, чем тебе так нравится эта картина, — Астория в который раз вглядывалась в размытые, сливающиеся неаккуратные мазки цветных красок. — Безвкусица. Не говоря ни слова, Драко оторвался от бумаг и одарил нелюбимую жену тяжёлым взглядом. Астория слишком часто лезла не в своё дело, чем только сильнее раздражала его. — Она совершенно не вписывается в интерьер твоего кабинета, неужели ты не видишь, милый? Милый. Ми-лый. До зубного скрежета бесит. — Тори, — втянув воздух сквозь сжатые зубы, собрав в кулак всю свою выдержку, старательно пряча в голосе нотки злости, — сколько раз повторять: весь Мэнор можешь переделать под себя, но о моем кабинете не смей заикаться, — он снова уткнулся в гору якобы важных бумаг. Иногда Драко был готов запереться в этом кабинете и более не выходить наружу: все равно ничего хорошего там его не ожидало. Только нелюбимая жена и неприятные воспоминания в Большой столовой, где ещё пару лет назад Беллатрикс с упоением пытала Гермиону Грейнджер, а сейчас с таким же упоением лакомилась запеченным рябчиком Астория. — Знаешь, что я заметила, — как-то неожиданно близко раздался голос Астории. И когда это она успела подойти, а он не заметил? — Ты всегда так бесишься, когда я завожу речь об этой картине. Будь уверен, дорогой, — она стояла прямо за его спиной, склонившись к его уху, — я догадываюсь, что с ней не всё так просто. — Блещешь интеллектом прямо-таки, — глухо отозвался Драко, борясь с желанием повысить голос и выставить Асторию вон. Он начал мысленно считать до десяти. На девятке давящее на плечи ощущение от присутствия Астории растворилось в ритмичном стуке каблуков её туфель о паркет. Хлопнула дверь, и Драко облегченно вздохнул. Кресло скрипнуло, когда он поднялся. Теперь уже сам Драко стоял у картины. Пальцы коснулись простенького тонкого багета; Драко чуть качнул рукой, возвращая картину в перфекционистически ровное положение. Немного печальная улыбка растянула его тонкие губы: Драко вспомнил, как была написала эта абстракция. 1999 год, декабрь. За несколько дней до Нового года. В тот день она вернулась из магазина, принеся с собой глоток морозного декабрьского воздуха на раскрасневшихся щеках и странный тубус. Блеск в её глазах выдавал нетерпение, да и такой странно возбужденной и немного смущенной он не видел свою девочку никогда. — И что это такое? — Драко кивнул на тубус. — Наше новогоднее развлечение, — загадочная улыбка блуждала по губам Гермионы, пока она разматывала свой тёплый шарф, — ты ведь не против экспериментов, правда? — Эксперименты, Гермиона, понятие весьма растяжимое… Что за развлечение? Она, наконец, сняла верхнюю одежду и подошла вплотную к Малфою. Тёплые пальцы очертили контур его губ: Гермиона любила просто касаться его. Драко прикрыл глаза и положил руки на её талию, а она, приподнявшись на носочки, защекотала ему ухо своим шепотом. — Узнаешь в новогоднюю ночь. — Интрига… — отозвался Драко, зарываясь лицом в её немного влажные от растаявших в них снежинках волосы, —, а если я просто возьму и посмотрю? — Я уже наложила на него заклятие недосягаемости. Это сюрприз, и он тебе должен понравиться. Ночь с 1999 на 2000 год. В изящных бокалах искрилось шампанское, а часы пробили первые секунды нового тысячелетия. В маленькой уютной квартире было темно, только огоньки рождественской ёлки мерцали, добавляя капельку света и волшебства в атмосферу. Их тела, покрытые разноцветными красками, сплетались на широком расстеленном на полу холсте, покрывая его хаотичными отпечатками рук, ног, губ… Цветное безумие в ночь на Миллениум, но как же Драко это нравилось, как он был поражен такой смелостью с её стороны. Всё время смущенная под его взглядом, теперь она бесстыдно отдавалась ему, творя каждым движением полотно их любви… 2002 год, декабрь, Малфой-Мэнор Драко моргнул, вырываясь из плена прекрасных воспоминаний. Провёл кончиками пальцев по неровным мазкам, прикрыв глаза, и ему казалось, что он вот-вот почувствует под рукой её кожу, но… нет. От Гермионы Грейнджер в его жизни остались несколько ран в области сердца и самая дорогая для его души картина.