Альбом колдографий

Под её взглядом Драко было неуютно. Он замечал, как она исподтишка поглядывает на него, когда думает, что он не видит этого, и эти взгляды, полные любви, его невероятно раздражали. Хотелось подойти, хорошенько её встряхнуть и спросить, не перечитала ли она глупых сказочек, где простушки и служанки влюблялись в принцев, нарывались на взаимность и, сверкая счастливыми улыбками, выходили в конце концов замуж, чтобы жить долго-долго и приторно-счастливо. Драко подозревал, что его выводы верны. Увы, карие глаза её не вызывали в его душе никаких положительных чувств. Он бы даже под страхом смерти и изрядной дозой алкоголя не коснулся её спутанных волос или кожи — хорошо помнил, что та скрывает сосуды с грязной кровью. Да он вообще не воспринимал её как девушку, какого же дьявола она на него таращится все время! Драко терпел. Хоть иногда и казалось, что взглядом она его касается — в такие моменты он передергивал плечами, едва ли не рыча. Поначалу он думал, что Грейнджер просто за ним наблюдает, заподозривши что-то, но потом, словив первый и последний раз этот масляный её взгляд, он все понял. Такими глазами с поволокой не следят за врагами, нет. Ими смотрят на тех, кого вожделеют. Ох. Грейнджер его хотела — от осознания лишь этого становилось так тошно и мерзко… Хоть пускай аваду в висок — её. А однажды Драко подслушал разговор Паркинсон и Дафны — последняя мечтательно-тягучим голосом раскрывала подруге свои планы и мечты относительно Нотта — встречатьсяпоженитьсянарожатьдетей, — и на секундочку он представил, как мерзкая Грейнджер лежит в одиночестве на своей кровати и, прикрыв веки, улыбается, мысленно женя на себе его, Драко. Тогда-то он и решил, что надо что-то делать. Вообще, хотелось наказать Грейнджер за то, что она посмела в него влюбиться и отбить у неё всякое желание думать о нем. И он начал действовать. Жестко. Сначала он тоже стал поглядывать в её сторону, но исключительно так, чтобы Грейнджер ловила эти взгляды. Он спешно тогда отводил глаза, изо всех сил изображая смущение; результат не заставил себя долго ждать. Несколько дней спустя за завтраком она долго прожигала на нем дыру своим взглядом, а, поймав его, ответный, робко улыбнулась. Драко растянул свои губы в улыбке в ответ, надеясь, что оно выглядит весьма натурально. Судя по тому, как засияла Грейнджер, улыбка вышла вполне себе сносной. В тот же день на выходе из кабинета зельеварения Грейнджер будто бы случайно коснулась его руки, и Драко потом весь вечер боролся с желанием содрать с себя кожу или искупаться в кислоте — ему было натурально противно от почти невесомого прикосновения её руки. Целую ночь он не спал, думал, как поступить дальше. Он уже понял, что все эти заигрывания на расстоянии рано или поздно возымеют один исход: девчонка наберется смелости, подкараулит его где-нибудь и зацелует до смерти. Ладно, такой вариант развития событий он подслушал у той же Дафны, вот только кто сказал, что в голове Грейнджер подобных планов нет? И если Нотт будет только счастлив инициативе Гринграсс, то он, Драко, вполне может и не пережить такого контакта. Промучившись до самого утра, он отправился на уроки с больной головой и слипающимися глазами, но зато план операции «Отшить Грейнджер» продумал до мелочей. Первым уроком была трансфигурация с Гриффиндором. Драко, изменив своей привычке, сел за первую парту — ту самую, которая вот уже несколько лет числилась за грязнокровкой Грейнджер, и стал ждать, внутреннее готовя себя к полуторачасовой близости с Гермионой. Скорее всего, это будет невыносимым, но деваться ему некуда, надо убить грязнокровкины чувства, пока они не разрослись как плющ и не погубили его. Он услышал, как рядом отодвинулся стул, почти ощутил кожей её присутствие и стиснул зубы. Тем временем Макгонагалл начала урок. — Малфой? Почему ты за мою парту сел? — её голос раздался над самым ухом. Свистящий такой шепот, который не вызвал ничего, кроме отвращения. — Захотелось, — сквозь зубы процедил Драко. Как раз в этот момент он поймал недовольный взгляд Макгонагалл и легонько пожал плечами. — Мисс Грейнджер… не могли бы вы не отвлекаться от урока? — Простите, профессор, — пискнула Гермиона и отпрянула от Драко. Весь оставшийся урок она вела себя как примерная ученица, тянула руку, много отвечала и вообще сияла как новенький галлеон. Драко изредка косился на её счастливое лицо и прислушивался к себе. Нет, ни малейшей жалости к Гермионе он не испытывал, совесть не грызла, поэтому он, как и собирался, достал из тетради заранее заготовленный запечатанный конверт. В нем лежал лишь один клочок пергамента с несколькими строчками, и это, по мнению Драко, если не убьет, то изрядно ранит чувства Грейнджер. Он подсунул его под руку Гермионе за несколько минут до звонка. — Прочти после урока, — шепнул он ей, — профессор МакГонагалл! — Да, мистер Малфой. — Я извиняюсь, но профессор Снейп просил меня зайти к нему в конце этого урока… — Вы можете идти, — МакГонагалл кивнула, и Драко спешно покинул кабинет, провожаемый взглядом Гермионы, что прижимала к груди оставленный им конверт. Он банально сбежал, не желая отвечать за свой поступок вот так сразу. Мало ли, какой будет реакция Грейнджер… *** Она дождалась, пока из кабинета вышли все, даже профессор — сделала вид, что сверяется с доской. Это никого не удивило, Гермиона часто так делала, и вот, кабинет пуст, пуста и столешница парты, только все еще нераскрытый конверт на ее поверхности, и нерешительная дрожь в пальцах Гермионы. Глубоко внутри океаном волнения плескалась радость, но что-то подсказывало, что не все так просто… Гермиона смотрела на бездушный конверт — секунда, две, пять, десять, — и, наконец, решительно вскрыла его. Дрожащими пальцами вынула пергамент с несколькими строчками, пробежалась по нему глазами… и их тут же застлали слезы. Гермиона еще раз перечитала нацарапанные небрежным почерком слова, и каждое вошло в её глупое сердечко острым кинжалом, накинулось на шею грубой веревкой-удавкой — а ведь ей правда будто перекрыли кислород, ударили под дых. «Поэма в четырех частях, — было написано в том пергаменте. — Часть I. Отъебись. Часть II. Отъебись. Часть III. Отъебись. Часть IV. О т ъ е б и с ь. Я серьезно, грязнокровка, перестань даже думать обо мне!» Пергамент с гербом Малфоев окропили кристальные слезы Гермионы.