Альбом колдографий

Руки мистера Мартина, ведущего колдомедика-хирурга, были по самый локоть в крови, когда он показался на пороге операционной комнаты. Гермиона даже прижала ладонь ко рту, другой закрыв глаза маленькой Мисти — одной из трех их с Драко дочерей-погодок, больше всех привязанной к отцу. На дворе стояла глубокая ночь, и крошек Жаннет и Эльзу сморил сон прямо здесь, в коридоре больницы Святого Мунго; они спали, привалившись друг к другу, сидя на кушетке; только Мисти отчаянно сопротивлялась Морфею, цепляясь за нежную мамину руку, и шепотом просила Мерлина сохранить её папе жизнь. Седовласый мистер Мартин глубоко вздохну и стянул с рук длинные, обагренные кровью Драко резиновые перчатки. Сердце пожилого колдомедика болезненно сжалось; за годы практики он так и не стал циником. Он шепнул заклинание, и алые цветы-пятна исчезли с неизменного одеяния лимонного цвета; Гермиона убрала руку с глаз дочери. — Миссис Малфой… Гермиона, — голос мистера Мартина разрезал повисшую в коридоре тишину. Жаннет и Эльза пошевелились, распахнули глаза; колдомедику захотелось спрятаться от океана надежды, что бушевал в душах всех четырех Малфой, отражаясь в их глазах. — Мне очень жаль. Первая слезинка скатилась по пухлой щечке Мисти. Мерлин остался непреклонен. *** Казалось, Люциус только этого и ждал. Он победно глядел на убитую горем Гермиону; та стояла перед ним, понурив голову и опустив плечи. Ей было больно, почти невыносимо больно; по венам и артериям будто заструилась кислота вместо крови, и она сжигала, рвала каждую клетку, заставляя глотать соленые слезы и задыхаться. Люциус, видимо, наслаждался зрелищем; даже в смерти собственного сына он отыскал для себя выгоду. — Мисс Грейнджер, — он выделил её девичью фамилию, будто бы хотел лишний раз напомнить, где её место. — В нашей семье существуют традиции и обычаи, которые соблюдаются на протяжении веков. Впрочем, полагаю, вам этого не понять, но примите как данность: со смертью наследника его супруга обязана покинуть поместье. Вас больше ничто не связывает с Малфой-Мэнором. Немедленно покиньте мой замок, — в его голосе явственно слышалось торжество, какой-то мрачный триумф. — То, что вы здесь оказались, лишь глупая ошибка моего сына. — А девочки? — она подняла глаза, полные слез, посмотрела на Люциуса, и поспешно отвела взгляд. В жестких чертах лица Малфоя-старшего ей чудился Драко, её Драко, который пошёл наперекор всем и вся и подарил ей несколько коротких лет призрачного счастья. Гермиона вся подобралась, готовая услышать любой вердикт. Почему-то ей казалось, что, следуя все тем же традициям, дочерей придется оставить в Мэноре — их принадлежность к роду Малфоев очевидна. — В замке эти полукровки не останутся, — презрительно выплюнул Люциус, — Драко мертв. Мэнор снова мой, и жить тут буду только я со своей женой. Покиньте замок, мисс Грейнджер, вместе с детьми. Гермиона вскинула голову. — Миссис Малфой. Я остаюсь его женой, Люциус, — со злостью прошипела Гермиона, — а девочки принадлежат вашей фамилии! У вас нет сердца, они ваша кровь, они его наследницы! — Что я говорил о традициях? Будь у Драко наследник, то он, разумеется, остался бы здесь, как продолжатель рода, но в нашей семье так заведено. Вдова забирает дочерей и уходит. Грязнокровая вдова — тем более. — Значит, были прецеденты? — Не надейтесь, мисс Грейнджер… — Прекратите так называть меня! — Как только Драко мог тебя выбрать, — прошипел Люциус, с отвращением глядя на нее, — даже в шелках и фамильных драгоценностях ты остаешься грязнокровой хабалкой. Вон из Мэнора. *** — Когда мы вернемся домой, мама? — Жаннет уныло ковырялась вилкой в сероватой каше. — Мне не нравится этот домик. Здесь сыро и плохо пахнет. — Никогда, Жанни. Дедушка Люциус нас не любит, — Эльза была старшей из них, все понимала и всегда говорила сестрам правду прямо в глаза. Маленькая Мисти заплакала, слезы покатились по ее щекам, сорвались вниз и оросили скудную еду. — Она права, милая, — тихо отозвалась Гермиона, взвешивая на ладони тяжелое жемчужное ожерелье — последний его подарок ей… тут же на столе были разложены драгоценности, которые за все эти годы подарил или купил ей Драко. Она никогда не понимала, почему он так настаивает на том, чтобы Гермиона носила ежедневно сразу несколько дорогих украшений; только после смерти Драко узнала причину: он знал, что после его последнего вздоха её выставят вон из Мэнора, не дав возможности собрать вещи, и просто старался хоть как-то уберечь её от безденежья. Так и случилось: их с девочками попросили уйти прямо в том, в чем они были одеты, не разрешив взять лишних вещей. Повезло, что несколько колье она оставила в своей ячейке Гринготтса, и теперь, скрепя сердце, ей придется все это продать, чтобы хоть как-то обеспечить девочек. — Мы больше не вернемся в Мэнор.