Альбом колдографий

За окном занудствовал дождь. Крупными каплями он падал с небес на землю, разбивался о блестящие листья и гравий дорожек, черепицу крыш и мрамор парковых фонтанчиков, перила крытой террасы и лепестки душистых роз, однако такая погода даже нравилась Люциусу. Он словно бы наслаждался этим серебристым капризом погоды. Дожди заливали Уилтшир водой целую неделю, и каждый из семи серых влажных дней старший из Малфоев проводил одинаково: сидя в рассохшемся плетеном кресле, укрыв ноги пледом из шерсти критской мантикоры, он наслаждался чтением за чашечкой вкуснейшего чая. Люциус отошел от дел пожирателей сразу после смерти Нарциссы — то есть, спустя ровно полгода после победы Волдеморта. — Ваш чай готов, мастер Малфой, — робкий голосок раздался где-то за его спиной, и Люциус едва ли не вздрогнул, но взял себя в руки. — Так что же вы его не несёте мне, Гермиона? — он медленно поднялся на ноги и обернулся. Гермиона стояла в дверях террасы; в руках она держала поднос. — Или вы считаете, что я сам должен подойти к вам? Её глаза распахнулись в немом ужасе — по правде говоря, своего нового хозяина Гермиона боялась до дрожи в коленках. Боялась, потому что с того дня, как её силком притащили в Малфой-Мэнор и нарядили в коротенькое коричневое платьице прислуги, она поняла, что выражение «раздевает глазами» отнюдь не всегда преувеличение или пустой звук. Она видела это в глазах Люциуса, потому и опасалась к нему подходить. За короткие послевоенные месяцы Гермиона успела послужить нескольким семьям чистокровных волшебников, и нигде ни один чистокровный маг не смотрел на неё с таким вожделением, как в Малфой-Мэноре. Паркинсоны, Нотты и Булстроуды считали Гермиону недостойной их чистокровного внимания, сама она смирилась со своим статусом рабыни, почти вещи — не без помощи круциатусов и империо, конечно, но смирилась. Её не били и не истязали, с ней даже почти не говорили, и её, сломленную, это вполне устраивало. Пока Люциус Малфой не выиграл её в покер у Макнейера. Единственное место, куда Гермиона не хотела никогда возвращаться — это Малфой-Мэнор. Судьба сыграла с нею злую шутку, вложив в ладони Люциуса руку с каре. Гермиона прислуживала Малфоям уже целую неделю, и дождь лил, будто бы оплакивая её участь. — Мне долго ждать, мисс Грейнджер? — Простите, хозяин, — прошептала Гермиона и сделала несколько шажков вперёд. Чай расплескался из изящной фарфоровой чашки на серебряную гладь подноса — так сильно тряслись её руки. Люциус подошёл к ней сам, их разделял только поднос, что Гермиона держала в руках. Она опустила голову, не желая смотреть в его глаза, мечтая исчезнуть, испариться, да хотя бы лишиться рассудка, чтобы не сжирало её осознание того, чего от неё так хочет отец её однокурсника. — Мисс Грейнджер, сегодня вы освобождаетесь от всех своих обязанностей, — он приподнял её подбородок пальцами, царапнув по нежной коже массивным фамильным перстнем, — отдохните, — подушечкой большого пальца Люциус провёл по её губам и шумно выдохнул, — хотя, нет. Одно поручение для вас у меня имеется. Принесите мне чашку чая перед сном. Сердце Гермионы ухнуло куда-то вниз, в глазах её заблестели слёзы. Она очень хотела ослушаться приказа хозяина, но не посмела бы — империусы не прошли бесследно, навсегда подавив её некогда сильную волю. — Как прикажете, мастер Малфой, — опустив ресницы, прошептала она, задевая губами теплый палец Люциуса, ведь он его так и не убрал с её губ. — Отец? Что здесь происходит? Гермиона почти подпрыгнула на месте от неожиданности, неловко дернув руками, отчего фарфоровая чашка с уже немного остывшим чаем опрокинулась, заливая ароматной жидкостью поднос. Немного чая выплеснулась и на светло-коричневую мантию Люциуса, и он гневно посмотрел на перепуганную Гермиону. — Будьте поосторожнее впредь, мисс Грейнджер, — он ленивым движением сбросил мантию с плеч, оставшись в брюках и рубашке, словно бы не замечая присутствия Драко на террасе, — позаботьтесь о том, чтобы пятно исчезло бесследно. Это поручение помимо того, о чем я говорил ранее. Ступайте, — Люциус аккуратно повесил сложенную мантию на согнутый локоть Гермионы, лишний раз касаясь её кожи. Она прикусила губу, готовая провалиться под землю от стыда. — Как прикажете. Она мелкими шажками направилась к выходу, ступая как можно осторожнее, чтобы не разлить плещущийся на подносе чай. Когда Гермиона поравнялась с хмурым Драко, он достал волшебную палочку и убрал невербальным Эскуро коричневую лужицу. — Благодарю, — прошептала Гермиона, опустив голову. — Что это значит, отец? — сквозь зубы процедил Драко, едва за его спиной скрипнула дверь. — Что тебя смущает, сын? — Серьезно? — Драко сделал несколько шагов вперёд. — Меня смущает твоё желание замараться о грязнокровку, опомнись! Тело матери ещё не остыло в склепе, а ты… — Драко стиснул зубы, сжал кулаки. Пока лил дождь, он наблюдал за отцом и Гермионой, всё более убеждаясь в том, для чего именно Люциус привёл её в дом. Драко было бы всё равно, если бы не гнетущая обида, ведь Люциус собирался сделать именно то, за что ещё совсем недавно грозился лишить Драко наследства. — Нарцисса достаточно давно ушла на покой. Тебя же сейчас должна волновать предстоящая свадьба с Асторией, а не мои дела! — отрезал Люциус, отворачиваясь от Драко. Он хотел выглядеть властным, но лишь показал свою уязвимость этим жестом. На террасе стало тихо, лишь дождь не прекращал свой шепот. *** Он нашёл её в саду. От льющейся с неба воды она промокла насквозь; каштановые пряди волос прилипли к лицу и шее, коричневое платьице казалось почти чёрным от влаги и на её лице не было заметно слёз, но Драко был убеждён, что они просто смываются дождём. Гермиона сидела на скамейке, сложив руки на коленях, и смотрела в одну точку перед собой. Бледная, промокшая, заплаканная, уставшая; Драко хотелось прижать её к себе и пообещать, что всё обязательно наладится, но огонёк души в Гермионе почти угас, от неё осталась лишь физическая оболочка, и Драко понимал — бесполезными будут любые его попытки что-либо изменить. Он стоял, скрытый раскидистыми ветвями елей, и просто смотрел на то, что осталось от некогда жизнерадостной, сильной девушки. Той, которую предательски полюбило его чёрствое сердце, той, теплоты чьих объятий он так и не ощутил. — Драко, я так устала от всего, — глядя в сторону его укрытия, произнесла Гермиона. Малфой отодвинул ветки ели в сторону и, вздохнув, медленно побрёл к скамейке, на которой сидела Гермиона. — Я знаю, — он сел рядом с ней; сердце его разрывалось от боли и тоски. Стараясь не смотреть на Гермиону, он вытащил из кармана промокшей мантии бутылёк с фиолетовой жидкостью внутри. — Говорят, он на вкус как сама жизнь, — Драко держал его на раскрытой ладони. — О чем ты? — О яде, — Драко повернул голову в её сторону, — в этом пузырьке яд. Позволишь мне тебя убить? Время словно остановилось. Они смотрели друг на друга; Гермиона будто на секунду вернула прежнюю себя, а Драко поверил, что исход может быть иным, но... — Ты не хочешь, чтобы меня касался он. Я тоже этого не хочу. Она посмотрела на серое небо; капли дождя ласкали её кожу. — Убей. Трясущимися руками Драко откупорил маленький пузырёк. От воды он стал скользким, так и норовил выпасть из рук, но Малфой крепче сжал его. Как часами ранее Люциус, он взял Гермиону за подбородок; она послушно приоткрыла губы. — Тебе не будет больно, — прошептал Драко, прислоняя горлышко пузырька к её губам. Он наклонил его; первая капля яда сорвалась, навсегда отравляя Гермиону. Вторая, третья — она не сопротивлялась, не смогла бы, даже если бы захотела, лишь послушно выпила всё до последней капли. — Как скоро он... Гермиона не договорила. Она вдруг схватилась за горло, резко вдохнула воздух последний раз и начала заваливаться на Драко. Он бережно обнял её за плечи. — Практически мгновенно, — прошептал Малфой, прижимая её тело к себе.