Альбом колдографий

Небольшое колесо старой прялки крутилось, подгоняемое энергичными нажатиями на ножную педаль. Узловатые пальцы ловко управлялись с овечьей шерстью; пропущенная через незамысловатый механизм прялки она превращалась в тонкую нить, и маленькой Гермионе это казалось самым настоящим волшебством, хоть бабушка и раскрыла давно ей тайну рождения нитей для столь любимых свитеров. Она зачарованно ловила каждое движение бабушкиных рук, легко улыбаясь; её любопытный взгляд перекинулся на тёмную поверхность старой прялки, покрытую множеством мелких царапин и щербин. — Она очень старая, да, бабуль? — Прялка-то? — поправив очки, спросила Женевьев Грейнджер. — Да. Она досталась мне от моей бабушки, а та говорила, что её наши предки купили незадолго до изобретения прялки Дженни[1]. — Ух ты! Ей уже больше двухсот лет! — пораженно выкрикнула Геримиона, на что бабушка Женевьев рассмеялась лёгким смехом. — Возможно, — кивнула она, — но я думаю, что меньше. В любом случае, прялка эта передаётся из поколения в поколение в нашей семье. Она и твоей когда-нибудь станет, — Женевьев отложила готовый моток ниток в сторону и ласково погладила Гермиону по голове. — Так, на сегодня всё, уже поздно. Пора умываться и ложиться спать. — А ты расскажешь мне сказку из твоей книжки? Женевьев напряглась, глядя на Гермиону, в очередной раз ругая себя за неосмотрительность. Всего одного раза оказалось достаточно. Один раз она забыла спрятать подальше от детских глаз книгу, что служила ей напоминанием о давно минувших днях; Гермиону привлекла тёмно-синяя тканевая обложка с вышитыми на ней диковинными цветами и буквами, что складывались в любопытные слова: «Проверенные легенды волшебного мира». Женевьев тогда забрала у ничего не понимающей девочки книгу, когда та успела пролистать пару пожелтевших страниц и заинтересоваться содержанием. — Детка, тебе рано ещё читать то, о чем там написано. Давай я лучше расскажу сказку про спящую красавицу? Ты же её так любила раньше. Гермиона насупилась. Бросила на бабушку взгляд исподлобья, сжала кулачки. — Ты считаешь, что я недостаточно взрослая для сказок из той книги. Женевьев присела перед нею на корточки, что было не самой приятной вещью в её возрасте, и заглянула в большие карие глаза, подёрнутые пеленой слез обиды. Она осторожно положила ладони на детские плечи. — Я просто боюсь, что ты испугаешься и будешь плохо спать, милая. — Я не испугаюсь, правда-правда, — затараторила Гермиона, — я ведь уже совсем большая и не боюсь того, что прячется в темноте. — Хорошо. Иди, сделай вечерние процедуры, а я пока подберу тебе сказку из этой книги. — Ты ведь не обманешь? — недоверчиво посмотрела Гермиона на бабушку. — Я же пойму, если ты мне про спящую красавицу или русалочку начнешь рассказывать. Женевьев рассмеялась, обнимая её. — Не обману. Гермиона вырвалась из её объятий; секунда, две — и уже слышно было журчание воды в ванной комнате. Женевьев подошла к большому книжному шкафу и достала единственную ниточку, ведущую в её позабытое прошлое — книгу. Ткань выглядела так, словно её только вчера натянули на обложку книги — цвета были яркими, словно не тронутыми солнцем и временем, хотя купила эту книгу Женевьев в Косом переулке так давно, что стыдно цифру такую называть. В книге жила магия, и женщина чувствовала её показывание кончиками пальцев, но концентрация её была в разы ниже той, что плескалась внутри Гермионы. Женевьев раскрыла книгу наугад и пробежалась взглядом по напечатанным строкам. Ей пришлось повторить это дважды — она не улавливала смысл написанного, потому как думала о том, почему Гермиону так тянет к этой книге. — Похоже, её зовет магия, — пробормотала она себе под нос, перелистывая страницы. В книге были собраны легенды волшебного мира, что нашли своё подтверждение в жизни, и были они одна ужаснее другой — не лучший вариант сказки на ночь. Женевьев бы даже выдумала историю на ходу, вот только Гермиону нельзя было взять и обмануть — она прекрасно читала и требовала держать книгу так, чтобы видеть напечатанный в ней текст. Взгляд женщины остановился на одной короткой легенде о свадебном платье. — Ты выбрала мне сказку? — раздался за спиной любопытный детский голос. — Да, милая, выбрала. * * * Позвякивание столового серебра о дорогой фарфор причудливо смешивалось с женскими голосами и нежными звуками арфы в своеобразную мелодию предсвадебной суматохи. Хотя спокойное обсуждение за чашкой чая с бергамотом можно было назвать чем угодно, но никак не суматохой: женщины сидели, грея пальцы о тёплые изящные чашки и лениво обсуждали детали предстоящего торжества. Гермиона именно в эту самую секунду, поднося ко рту чашку для очередного глотка, смогла полностью расслабиться в компании будущей свекрови. Может, сказалось и присутствие Джин Грейнджер: они с Гермионой сидели на диванчике, укрыв ноги пледом, а Нарцисса Малфой — на кресле напротив. Хоть и списала миссис Малфой такую рассадку на удобство беседы и удачно расположенный прямо между креслом и диваном кофейный столик, Гермиона подозревала, что Нарцисса просто не может пересилить себя и сесть рядом с не обладающей магическими способностями женщиной. Они уже обсудили практически все детали, кроме одной из главных — платья. Нарцисса предложила оставить его напоследок; так и поступили. Гермиона вообще с трудом верила, что за какие-то несколько часов им удастся обсудить практически все свадебные детали, вплоть до мелочей вроде цвета салфеток, но Нарцисса Малфой продемонстрировала поразительные организаторские способности и моделирующие заклинания — ещё пару минут назад над кофейным столиком парил иллюзорный макет свадебного шатра! — и им действительно осталось разобраться только с платьем. Это, по мнению Гермионы, была самая волнительная часть, однако она сидела, откинувшись на спинку дивана, совсем не ёрзая от нетерпения, как оно было все предыдущие мало-мальски торжественные мероприятия. Гермиона даже подумала, что Нарцисса подала им совсем не простой чай, но решила, что так даже лучше. — Миссис Малфой, по поводу платья. Я бы хотела… — Не стоит даже обсуждать, Гермиона, — мягко возразила Нарцисса, — все женщины вступают в нашу семью в одном платье. Это традиция. Сердце Гермионы ухнуло куда-то вниз, камешком разбивая её робкие детские мечты о том, что подвенечное платье ей сошьют по её заказу и эскизам. Она правда годами удерживала в голове эту глупую совершенно девчоночью мысль, о которой не говорила даже матери, и теперь мечта так и останется мечтой. — Это никак нельзя обойти? — Ты уже расстроилась раньше времени, я вижу. Послушай меня для начала. Я знаю, что ты нарисовала себе в голове — старомодное платье в пожелтевших от времени рюшах и оборках, но ты ошибаешься. Видишь ли, дорогая, ты не всё знаешь о магии, с которой живешь с самого рождения. Некоторые её проявления не поддаются объяснениям, законам трансфигурации Гэмпа[2] и могут противоречить всему, чему тебя научили в Хогвартсе. Свадебное платье Малфоев не кусок простой ткани. Знаешь, мне иногда кажется, что оно буквально соткано всё из магии, ведь на каждой невесте этой семьи оно выглядит по-разному. Оно становится идеальным платьем. — То есть? — Оно хорошо чувствует ту, на кого надето, становится воплощением её мечты и характера. Не расстраивайся раньше времени. Гермиона вымученно улыбнулась. Что-то подсказывало ей, что не всё так просто с этим платьем. Почему-то вспомнилась темно-синяя книга и какая-то легенда, которую ей однажды рассказывала бабушка Женевьев на ночь, но Гермиона не обратила на то должного внимания — время и груз новых знаний сильно подтёрли суть той легенды, окончание которой так и осталось для неё загадкой. * * * — … платье то мгновенно обернулось лохмотьями, стоило только застегнуть последний крючок на нём. Элоиза вскрикнула, увидев своё отражение в зеркале — она вовсе не была такой прекрасной, как ей обещали… Гермиона? — Женевьев Грейнджер прервала чтение, обратив внимание на тихое сопение девочки. Она уснула, и женщина выдохнула с облегчением: не придётся читать страшную концовку легенды. * * * Платье село идеально. Оно искрилось, словно белый снег, облитый солнечным светом. Ничего лишнего на нём не было, лишь всё то, как намечтала себе Гермиона, и от того она не смогла сдержать слёз. Прозрачная капелька сорвалась с кончиков подрагивающих ресниц и упала на нежно-голубую вышивку лифа. — Ты будто олицетворение ранней весны, — прошептала стоящая позади миссис Грейнджер, — это оно? То, о котором ты мечтала? — Я глазам своим не верю… Небольшие ладони опустились на плечи Гермионы. Она тут же накрыла мамину руку своей; слёзы струились по её щекам, но то были чистые, не тронутые горем капли. — Сейчас нам лучше уйти, Джин. Пусть она немного побудет одна, успокоится, соберется с мыслями. Мы только мешать будем. Дверь за спиной Гермионы захлопнулась, оставляя её одну. Глубоко вздохнув, она прикрыла глаза, сосчитав мысленно до десяти. Представила, как на неё будет смотреть Драко, когда она будет шагать к алтарю, как его пальцы позже коснутся шнуровки корсета, и улыбнулась, успокаиваясь. Самый счастливый её день. Что может его испортить? Гермиона распахнула ресницы, желая ещё полюбоваться собой, но обнаружила, что зеркало помутнело, отражения теперь было не разглядеть. Она сделала несколько нетерпеливых шагов вперёд, но едва ли не упала, запутавшись во вдруг потяжелевшем подоле платья. Она опустила взгляд вниз и обомлела: белоснежная ещё несколько минут назад ткань посерела. Её будто бы вываляли в пыли на обочине дороги, да и структура материи поменялась. Хрустальные подвески люстры зазвенели, заплясали и опрокинулись вазы с цветами — комнату трясло. Первой мыслью было самое очевидное — землетрясение, но… в Уилтшире? Гермиона попятилась назад, к двери, но соприкоснулась оголенными лопатками с шероховатой холодной поверхностью… бетона? Комната, такая знакомая комната на глазах превращалась в нечто, похожее на заброшенную маггловскую стройку. Исчез изысканный интерьер — он обратился в труху и бетонную крошку; исчезли все окна и двери — их заменил бетонный монолит. Гермиона, вскрикнув, подобрала полы платья и пошла вперед — она не могла бежать, не позволяли больше напоминающие кандалы туфли-лодочки. Впереди в бетоне зияла дыра; к ней Гермиона и направилась, совершенно сбитая с толку, испуганная… но не дошла. Что-то не пускало. Из ниоткуда появились опоясывающие шею и талию верёвки, и они тянули назад, к холоду бетонной стены. Она билась в них, словно пойманная в липкую паучью сеть муха, кричала, плакала, звала на помощь, но её так никто и не услышал. * * * Женевьев укрыла спящую Гермиону тёплым одеялом и нежно поцеловала в лоб. Взгляд уставших глаз переместился на тёмную синеву обложки опасной для маленькой девочки книжки, и Женевьев решила, что не расскажет внучке окончание той легенды, как и не поделилась с нею своими предположениями о природе тех странных вещей, которые иногда у нее спонтанно получались. Отправляя книгу в жерло камина, она размышляла о том, насколько циничны, жестоки и вероломны чистокровные волшебники. — Никогда не надевай с чужого плеча, милая, — следующим утром сказала Женевьев Гермионе. * * * — Никогда не надевай с чужого плеча, — обескровленными губами прошептала умирающая Гермиона через десять с лишним лет. _____________________________________________________________________ [1] Прядильная машина Харгривса (также «Прялка Дженни» или «Дженни-пряха», англ. Spinning Jenny) — модернизированное прядильное устройство, сконструированное английским изобретателем Джеймсом Харгривсом (англ.)русск. в 1764 году. [2] Трансфигурация подчиняется определённым магическим законам, в частности, хорошо известен Закон элементарной трансфигурации Гэмпа: согласно ему, существует пять «принципиальных исключений», в том числе еда, которую нельзя создавать из ничего.