Альбом колдографий

Блики солнечного света, отражённые от старых стекол великолепного готического аббатства, рассыпались по брусчатке вокруг здания яркими пятнами. Давненько в Лондоне не было такой ясной, жаркой погоды; я даже пожалел, что надел столь плотный пиджак: по спине катились капельки пота. Я бы скинул его, оставшись в одной рубашке, но это непростительный моветон на светском мероприятии. Тем более на свадьбе. Я прятался в тени аббатства, не решаясь войти внутрь. В кармане пиджака покоился плотный квадратик приглашения, на котором красовалась до дрожи в пальцах ненавистная мне надпись: «Мисс Гермиона Джин Грейнджер и мистер Рональд Билиус Уизли будут рады видеть вас на церемонии бракосочетания…» Гости прибывали, я разглядывал их полные фальши лица и всерьёз боялся, что аббатство вспыхнет от такой концентрации огненно-рыжего цвета волос на квадратный метр. Многочисленные родственники Уизли… Нелепые, невоспитанные в своем большинстве, говорящие так громко, что их голоса сливались в неприятную какофонию, толкающиеся и смеющиеся невпопад… Грейнджер, как ты влипла в это дерьмо? На фоне рыжей толпы выделялось несколько человек, вероятно, это были гости со стороны Гермионы. Всей гурьбой они исчезли в дверях аббатства. Я взглянул на часы: до окончательной потери для меня Гермионы оставалось полчаса. Я прикрыл глаза и втянул ноздрями горячий июльский воздух, воскрешая в памяти прикосновения ласковых рук Грейнджер к моему телу; по коже пробежала волна мурашек. Я усмехнулся: Крысли будет неприятно удивлен сегодняшней ночью, если, конечно, она уже не поведала ему о своей потерянной невинности. Может, она даже спала с ним, откуда мне знать. Знаю только, что от одной мысли хочется порвать рыжего на части, вот только я сам виноват в том, что не я жду её у алтаря. Я настолько погрузился в размышления, что пропустил момент прибытия самой Грейнджер, так что теперь совершенно точно придется идти на церемонию. Мне нужно увидеть её, чтобы убедиться, что она счастлива.

***

Воздух в аббатстве оказался спёртым, неприятным для дыхания. Плюс тут было душно, и я с некой долей жалости взглянул на женскую половину гостей, перетянутую тугими корсетами. Я стоял у самого входа в аббатство, нарушая все традиции: во время церемонии следовало сидеть и вытирать со щек слезки умиления. Я стоял, прислонившись к прохладной стене здания, и прожигал взглядом неестественно ровную спину Гермионы. Священник говорил нудную речь о счастье, любви, страданиях и болезнях, отныне деленных на двоих; я его не слушал. Я смотрел на такую желанную спину, затянутую в кремового цвета шелк, и боролся с желанием плюнуть на всё, схватить Грейнджер и унести её отсюда подальше. Или заавадить придурка Уизли, чтобы занять его место. Гермиона повела плечами, будто желая сбросить мой взгляд. Хер. Дай мне себя чуть-чуть, я запомнить хочу и исчезнуть. — Согласны ли вы, мисс Гермиона Джин Грейнджер, взять в законные мужья Рональда Билиуса Уизли… Священник зачитывал богатый лишними словами простой вопрос, а девушка у алтаря явно нервничала, вертела головой по сторонам. Гости ахнули, когда она откинула с лица тонкую фату, оборачиваясь, сталкиваясь со мной взглядом. Глаза в глаза через весь длинный зал аббатства, и я усмехнулся. — … В минуты радости и страданий, — закончил священник, а Гермиона будто не слышала. Она смотрела на меня, закусив губу, и я вдруг понял: я, блять, заплачу сейчас. В глазах запекло, а сердце пронзила острая игла потери. Тишина повисла в зале, на Гермиону уставились три десятка пар глаз, а она молчала. — Мисс, вы согласны? — мягко спросил священник, а рыжий тронул её за плечо. Ноль реакции. Мой взгляд будто ввел её в оцепенение не хуже Василиска. Одно твое слово, Грейнджер. Ну же. Пора ставить точку, ты же сделала выбор. Я улыбнулся ей, и её губы дрогнули. Гермиона медленно обернулась к священнику, а я стремительно вышел из зала, мне вдруг стало душно, невыносимо жарко. Я боялся, я не хотел слышать это «да». На ступеньках аббатства замер, жадно дыша, но воздух будто не желал поступать в легкие, застревал в горле. Над Лондоном нависла свинцовая туча, подул ветер, швыряя пылинки мне в лицо, и я сделал два маленьких шага вперед, когда до моих ушей долетел приглушенный раскатом грома голос. — Драко! Я зашелся каким-то истеричным смехом: мне кажется, что она меня зовет? Мистер Малфой, вы сошли с ума. Но… — Драко! Я обернулся. Придерживая подол длинного платья, она бежала ко мне. Порыв ветра сорвал тонкую ткань фаты с её головы, на щеках пролегли дорожки слез, волосы растрепались. Гермиона бросилась мне на шею, прижалась своим дрожащим телом, часто всхлипывая и шепча: «прости». Я, пораженный, прижал её к себе рукой. — Уйдем отсюда, — сквозь слёзы пробормотала она, сжимая в кулаках лацканы моего пиджака, и я тут же прикрыл глаза, представляя небольшую часовню на площади в Глазго. Рыжий Уизли, показавшийся в дверях, бросил в нас заклинание, но оно не достигло цели: мы исчезли на долю секунды раньше.

***

Я накинул на плечи сбежавшей невесты свой пиджак. Гермиона благодарно улыбнулась, переплетая наши пальцы. — Прости. Я чуть было не натворила дел, — шептала она, уткнувшись в мое плечо, а я сжимал её ладонь и чувствовал себя самым счастливым, сорвавшим джекпот. Мой поломанный было пульс восстанавливался, ведь Грейнджер так и осталась моей.