Величайшее сокровище

      Как часто обычный человек может совершать поступки, о последствиях которых он потом мог бы сожалеть, быть может, если не до самого конца своих дней, то хотя бы достаточно долго, чтобы успеть в этом раскаяться? Лично Нарейн за все годы своей сознательной жизни мог припомнить несколько таких случаев, но их было настолько мало, что спокойно можно было бы пересчитать по пальцам рук. Как и с любым другим человеком, случались с капитаном Мареваром и неприятности различной степени тяжести. Что-то из этого происходило с ним из-за его собственных действий, что-то случалось само по себе, о чём-то мальчишка жалел больше, о чём-то меньше, но справедливости ради стоит отметить, что в списке его злоключений не было ни одного события, связанного со спасением чьей-то жизни. Не имело особого значения, помогал ли он кому-то, кого мог знать с самого детства, или же незнакомцу, которого мог больше никогда и не увидеть – Нарейн никогда не жалел о том, что кому-то помог. Во всяком случае, так казалось до того момента, пока он не вызволил из цепей полумёртвого незнакомого мужчину. Возможно, стоило начать волноваться ещё тогда, когда незнакомец уже немного пришёл в себя, но так больше и не смог или же по какой-то причине не захотел поведать о себе новых подробностей, не назвав даже собственного имени. Поэтому Нарейн был вынужден сам с согласия мужчины придумать ему имя, чтобы иметь возможность хоть как-то к нему обращаться – Азат, что означает «свободный». Вспомнив недавние события, сын синдрийского короля счёл это имя вполне подходящим, однако если бы он умел предвидеть будущее, то, недолго думая, нарёк бы своего нового знакомого просто и незатейливо – ходячее бедствие.       Нарейн не мог сказать наверняка, сколько времени прошло после того, как он вновь вернулся к поиску выхода из Подземелья, но уже в компании Азата. По внутренним ощущениям казалось, что прошла целая вечность. В голове всё чаще мелькала мысль, что путь вполне мог бы быть в разы быстрее и легче, если бы не приходилось тащить за собой обузу в лице беспомощного и безоружного человека, но всякий раз Нарейн с завидным упрямством гнал эту мысль прочь. Однако же сам спасённый, хоть этого почти наверняка и не осознавал, не спешил облегчать ему задачу, то и дело норовя сорваться с узенькой горной тропы в разверзнутую под их ногами пропасть и несколько раз едва не утянул своего спасителя следом за собой. И это притом, что из-за своего истощения – подумать только! – весил этот неопределённого возраста, но наверняка взрослый человек едва ли больше тринадцатилетнего подростка. Именно из-за крайней невезучести своего спутника Нарейн даже вздохнул с облегчением, когда возможности продолжать путь по горным тропам у них больше не осталось и, чтобы идти дальше, пришлось спуститься к подножию горы. Уже предвидя, что Азат с его уровнем везения с большой долей вероятности может безнадёжно затеряться в тумане, если отойдёт от своего сопровождающего хотя бы на пару шагов, златоглазый решил действовать на опережение – обмотав талию мужчины самодельным поясом, мальчишка проделал то же самое с собой, тем самым привязав к себе своего спутника.       «Не за ручку же мне теперь его за собой везде водить, в самом деле! Хотя, если судить по его «разговорчивости» и «инициативности», то он и на это согласился бы без вопросов» – недовольно думал молодой капитан, проверяя надёжность завязанных узлов.       Ещё на раз всё перепроверив ради собственного же спокойствия, Нарейн бросил взгляд на Азата, который всё это время молчал и нервно теребил в руках свои лохмотья, тяжело вздохнул и направился туда, где, как он помнил, находилась самая высокая гора.

***

      Минуты, часы или, быть может, уже даже дни? Нарейн уже даже не пытался думать о времени и просто шёл вперёд уже даже не по узкой тропе, какая была в горах, но, что удивительно, по вымощенной белым кирпичом дороге. Он уже даже не пытался задумываться над тем, откуда здесь мог взяться этот самый кирпич. А что толку? Они ведь находились в Подземелье, в котором, как Нарейн знал по собственному опыту, ещё и не такое можно увидеть. Как оказалось, в подобных местах нельзя было до конца верить даже собственным ощущениям, ведь шли они достаточно долго, но при этом Нарейн не чувствовал и намёка на усталость. Зря он опасался и того, что Азат мог потеряться или отстать от него – всё это время мужчина шёл рядом с ним, держась за его плечо и вздрагивая от любого шороха или мелькнувшей где-то неподалёку тени. К слову об этом, Нарейн чётко помнил, что небо было затянуто тёмными тучами, однако здесь, в тумане, словно царили совершенно другие время и обстоятельства – было светло, словно днём, хоть и не было ничего видно уже на расстоянии вытянутой руки. Однако же плохая видимость оказалась самой ожидаемой, но не единственной вещью, поджидавшей путников в тумане. Тени и силуэты невиданных существ, очень больших и совсем маленьких, сновали во мгле то тут, то там, но то ли не замечали путников, то ли по каким-то причинам не желали к ним приближаться. В какой-то момент у Нарейна в голове возникла мысль, которую немногим позднее он сам называл не иначе как потенциальным самоубийством. Заприметив отдалённо напоминавший большую кошку силуэт, выскочивший на дорогу прямо перед ними, он поднял с земли небольшой булыжник и, издав короткий вскрик, чтобы привлечь к себе внимание, бросил его в сторону существа, намереваясь не сколько попасть в него, сколько проверить, обратит ли оно на них внимание или нет. Судя по звуку, булыжник приземлился рядом с существом, но то в ответ лишь испуганно отпрянуло в сторону и, кинув в сторону Нарейна и Азата взгляд полыхавших неестественными огнями глаз, бросился прочь. А в следующее мгновение произошло то, чего мальчишка никак не мог ожидать – не успел он опомниться, как Азат немыслимым образом высвободился от связывавших их пут и помчался вслед за существом, скрывшимся в неизвестном направлении, не обращая внимания на оклики Нарейна, кинувшегося его догонять.       — Азат, стой! – кричал Нарейн, силясь не выпустить из поля зрения свою цель. – Да стой же ты!       Но всё было тщетно – мужчина скрылся из вида, однако же мальчишка, всё ещё надеясь нагнать беглеца, собрался с силами и ускорил бег… но спустя некоторое время был вынужден остановиться, обо что-то споткнувшись и ничком полетев на землю. Благо, успел вовремя выставить вперёд руки, иначе непременно ободрал бы лицо или сломал нос. Обругав всё на чём свет стоит, Нарейн поднялся на ноги, отряхнулся и огляделся вокруг, ища взглядом Азата. И, как ни странно, он его нашёл.       — Эй, ты зачем от меня сбежал? – задал вопрос Нарейн, подходя к черноволосому, который, сгорбившись, сидел близ одинокого высохшего дерева и что-то увлечённо рассматривал.       И только лишь подойдя ближе, мальчишка заметил то, что привлекло пристальное внимание его спутника – вертикально стоявшая чёрная каменная плита.       — Я… мне кажется, что я начинаю что-то припоминать. – вдруг заговорил Азат. – Там, откуда я родом, таким образом хоронят тех, кто когда-либо совершал преступления. Тела тех, кто вёл благочестивый образ жизни, предают огню – считается, что с уничтожением смертного сосуда душа умершего возносится к небесам. На погребальных кострах всё происходит быстро, в то время как в земле для этого потребуется время. Но это ещё не самое страшное посмертное наказание, которое ожидает грешников – людей, которых казнят за преступления, вообще не принято как-либо хоронить.       От этих слов по коже Нарейна пробежался неприятный липкий холодок, а сам он принялся озираться по сторонам, обнаружив ещё несколько таких же плит, которые поначалу принял за необычной формы камни.       — А ты очень вовремя вспомнил… всё это.       Слова мужчины о преступниках и смерти не прибавили ему уверенности ни на грамм, однако ещё больше масла в огонь беспокойства добавил один неприятный факт – выглядели все эти захоронения совсем свежими. Сердце сжалось от нехорошего предчувствия.       «Но кому и, что самое главное, кого здесь понадобилось хоронить?». Влекомый так некстати проснувшимся любопытством, Нарейн склонился над ближайшей к нему плитой, желая рассмотреть её получше.

«Кровью цепи окропивший, свободу славой искупивший»

      «Цепи? Свобода? – недоумённо думал он, раз за разом перечитывая короткую надпись. – Это что, как-то связано с рабством? Но к чему здесь кровь и слава? И какого морского чёрта всё это мне так сильно что-то напоминает?!».       Нарейн и не заметил, как его рука против его собственной воли потянулась к плите, но когда он всё же обратил на это внимание, было уже поздно. Едва кончики его пальцев коснулись холодного чёрного камня, как мир вокруг закружился с неимоверной скоростью. Вспышка яркого света – и вновь перед глазами одна сплошная темнота.