Прочь из глубин

      Шло время, и все действительно изменялось. Преданные потихоньку начали общаться с Изгоями, обнаружив, что по образу жизни они весьма схожи между собой. «Коренные жители Предела» тоже подчинялись древним обычаям, питали легкую (хотя и скрываемую теперь) неприязнь к обычаям нордов и привыкли вести уединенный и полудикий образ жизни. Соглашение с Игмундом, правда, заставило их вернуться к привычной жизни, однако традиции дикарей помогли им найти общий язык с фалмерами. Преданные-шаманы сблизились с ворожеями и, хотя не приняли их ненависти к природе, обнаружили значительное сходство их магии со своей. Вдобавок Изгои справедливо сочли фалмеров товарищами по несчастью и, перестав их бояться, охотно шли на контакт. Теперь любой ричмен мог без опаски зайти в лагерь Преданных и не опасаться нападения даже слепых фалмеров — мысленно новости о мирном сосуществовании с людьми распространялись во все концы Скайрима, и выродившиеся снежные эльфы только отвечали ударом на удар. В Пределе же нападения на них прекратились: кто-то боялся приблизиться, кто-то уже знал, что бояться фалмеров не стоит.       С нордами было сложнее. Они были куда упрямее своих соседей и поначалу оспаривали решение ярла Маркарта. Мол, норды едва-едва примирились с Изгоями, и тут на тебе, еще и какие-то выродки нарисовались! Но Игмунд был непреклонен. Он во всеуслышание заявил, что фалмеры — это неотъемлемая часть Скайрима, от нее никуда не денешься, и с ней проще ладить, чем бороться. Мало-помалу к его словам прислушались. На Белом берегу Преданных тоже перестали считать врагами, затем то же случилось в Винтерхолде (хотя там, кажется, это произошло скорее от лени местных властей). Взамен фалмеры стали пускать людей внутрь двемерских развалин, показывая им места своего обитания и разрешая собирать все, что принадлежало гномам. Разумеется, ученые не преминули этим воспользоваться, и, получив порцию двемерских знаний, они смогли завершить начатые исследования. В их числе был и Колсельмо, совершивший опасную экспедицию в обрушившийся в результате землетрясения Аркнтамз и обнаруживший там какой-то редкий двемерский минерал. Когда ученые, бывшие в основном эльфами и бретонцами, начали создавать на основе своих находок действительно серьезные вещи вроде двемерских арбалетов, норды осознали всю пользу сотрудничества с Преданными и повсеместно встали на их сторону. Кое-кто, правда, напоминал о войне нордов со снежными эльфами, но на этот случай имелся мощный контраргумент: примерно в те же времена норды воевали и с драконами, а теперь все ожившие крылатые чудища подчинялись Драконорожденному и стали вынужденными союзниками людей. Теперь весь Скайрим знал о существовании ордена паладинов Аури-Эля, который «вправляет фалмерам мозги», хотя личности паладинов не были известны никому, кроме самих Преданных и ярла Игмунда. Фалмерские дети рождались зрячими, воспитывались уже не для войны с чужаками, а для мирного сосуществования, и мир между ними и людьми становился все менее хрупким. Дети снегов, люди и меры, не так уж и плохо понимали друг друга. Кое-кто даже строил смелые предположения, что когда-нибудь фалмеры будут жить наравне с нордами — хотя в это, конечно, никто не верил.       Гелебор не мог и мечтать о том, что его раса снова получит шанс на возрождение. Аури-Эль снова повернулся к Преданным и смилостивился над ними. Века страданий и жертвы не пошли прахом: коварные двемеры были повержены богами, а фалмерам все же удалось выстоять. Паладин не осмеливался думать об этом, но знал: Аури-Эль избрал его и Ондолемара своими рыцарями не случайно. Именно они должны были пожертвовать всем для того, чтобы страдания снежных эльфов наконец прекратились.       Ондолемар был единственным эльфом, кому Гелебор всецело доверял свои страхи и воспоминания. Мало-помалу и альтмер, скрытный даже в мыслях, начал рассказывать о себе, и снежный эльф поразился схожести их жизненного пути. Оба они выросли с оружием в руках, подчиненные высокой цели и священной миссии; оба пережили потерю самых близких людей (Гелебор еще в юности лишился любимого брата, Ондолемару довелось увидеть хладнокровное убийство его любимой женщины); оба они потеряли прежний облик, сделавшись в чем-то подобными фалмерам. Их объединяла и еще одна вещь — единственная, о которой Гелебор молчал.       Он знал от Колсельмо, что люди ввязались в войну с Альдмерским Доминионом, родиной Ондолемара, чтобы отомстить за многолетнее унижение и желание альтмеров считать себя высшей расой. Однажды они нанесли людям поражение, но теперь на стороне нордов были могущественные союзники — драконы, против которых эльфам было не выстоять. Снежный эльф знал, что альтмеры гибнут сотнями и тысячами, что земля их объята пламенем, а тех, что звали себя талморцами, озлобленные люди убивали без разговоров. История повторялась: меры открыто поставили себя выше людей, напали на них, и люди, пережив горечь поражения, мстили эльфам со всей жестокостью, на какую были способны. Высокие эльфы не усвоили урока прошлого, и Аури-Эль отвернулся от них — не от всех, но от большинства. Ондолемар не знал об этом ничего: Гелебор скрывал от него правду, запрещая кому-либо из Преданных говорить вслух о войне на Саммерсетских островах. Снежный эльф знал, каково это — знать, что твои сородичи гибнут, а ты ничем не можешь им помочь. Такой участи никому не пожелаешь. Еретики-двемеры говаривали: «Знание сродни тяжелой болезни: неотвратимо и неизлечимо», и были правы. Паладин сотни лет был беспомощным свидетелем падения своей расы, не в силах ничего поделать, и ему стоило больших усилий не лишиться рассудка. Поэтому он ограждал Ондолемара от правды, боясь, что и тот не вынесет проклятия избранности, которое достается только представителям отверженных народов.       И вдруг однажды в их лагере появился чужак. Он обходил стороной Преданных и искал паладинов. Когда Гелебор увидел его, земля ушла у снежного эльфа из-под ног.       Это был тот самый норд, что получил от него Лук Аури-Эля.       — Спрячьте брата Ондолемара, — приказал паладин фалмерам. — Его никто не должен видеть.       Норд подошел поближе, почесав нос. Вид у него был усталый и потрепанный.       — Будь здоров, паладин, — криво усмехнулся он, глядя на Гелебора. — Я как раз тебя искал.       — Тебе лучше уйти, — сквозь зубы пробормотал снежный эльф.       — Знаю, знаю. — Норд виновато посмотрел на него. — Злишься на меня из-за этих своих Преданных. Я не знал, что ты так расстроишься.       — Ты убийца.       — Ты бы запел совсем по-другому, если бы оказался на моем месте! — разозлился человек, сверкнув светлыми глазами. — Если бы сам на узком уступе отбивался от разъяренных тварей! Они бросались на меня, едва учуяв!       — Даже младенцы и старики?       — Не ты ли говорил, что они — твои враги? Я просто хотел, чтобы в Долине стало безопасно. Ни ледяных великанов, ни фалмеров…       — Ни единой живой души. Спасибо тебе, герой.       Норд отвел глаза и вздохнул.       — Может, вы потому и вымерли, — со злобой проговорил он, — что сами не знали, чего хотели?       Паладин метнул в него яростный взгляд, но возразить не посмел. Норд не мог знать об Оке Магнуса, и все же был абсолютно прав.       — А ты, — выдохнул Гелебор, — ты-то чего хочешь?       — Я хотел извиниться. — Человек тяжело вздохнул. — Честно. Не думал я, что тебя это так расстроит. А теперь еще и оказалось, что твои сородичи — наши друзья… — Он досадливо крякнул. — Неловко вышло.       — Тебе лучше уйти, — упрямо повторил снежный эльф.       — Не хочешь простить, да? Ладно. Я тебе кое-что принес.       Только сейчас паладин заметил, что у норда что-то висело за спиной. Тот достал предмет и протянул Гелебору. Знакомое золотое сияние ни с чем нельзя было перепутать…       — Лук Аури-Эля?.. — изумленно выдохнул эльф.       — Он самый. Я уничтожил все, что могло исполнить пророчество твоего брата. Теперь он мне не нужен. Я вообще так себе лучник. Больше по секирам. Так что я подумал — пусть он лучше останется у тебя. Целее будет, знаешь ли.       Паладин растерянно взял в руки оружие. Меньше всего он ожидал когда-нибудь увидеть его снова. Но на сердце почему-то стало спокойнее, когда Лук снова оказался в его руках. Норд задумчиво смотрел на соседа и вдруг проговорил:       — Знаешь, даже снежные эльфы не бывают такими бледными. Ты от кого заразу подхватил?       — Что? — рассеянно отозвался Гелебор.       — Ты вампир. Как твой брат. Я думал, что уже всех уничтожил, но нет, Молаг Бал все еще плодит своих тварей. Ты-то как ему поддался?       — Я не служу даэдра. Я превратился в вампира по воле Аури-Эля.       — Что, он тоже не смог тебя защитить?       — Он сам обратил меня. А теперь, пожалуйста, уходи. Нам не о чем говорить.       Человек наклонил голову, задумчиво рассматривая снежного эльфа, будто пробовал его слова на вкус.       — Ты что-то от меня скрываешь, паладин. Я это нутром чую, хоть я и не фалмер. Что-то ты темнишь. Ответь на мой вопрос. По всему Скайриму ходят слухи о паладинах Аури-Эля. О двух паладинах. А ты говорил, что ты — последний снежный эльф. Кто второй?       — Тебе не нужно этого знать.       — Может, ты воскресил Виртура, а? Или…       Внезапно он замолчал. Гелебор с ужасом проследил за его взглядом и понял, что норд заметил Ондолемара. Тот слышал их разговор, судя по его напряженному лицу.       — Талморец… — с ненавистью прошипел норд. — Как ты только уцелел, ума не приложу… Все вы должны быть мертвы!       — Почему, интересно узнать? — с деланым безразличием поинтересовался альтмер.       — Как будто ты не знаешь, скотина, что вы проиграли войну!       — Что? — Лицо Ондолемара мгновенно утратило спокойствие. — Что ты сказал?       — Ты, что, прикидываешься? Ваш Доминион лежит в руинах! Мы наконец отомстили за унижения Великой войны!       Альтмер медленно качнул головой.       — Солаф… — проговорил он чуть ли не с мольбой, — скажи, что это неправда.       — Имя мое помнишь? — удивился норд. — Надо же, а я твое забыл. Но неужели ты ничего не знаешь? Или тебя тут в рабстве держат, чтобы ты света белого не видел? — Он ухмыльнулся и добавил вполголоса: — Надо же, какое совпадение…       — Что случилось с Доминионом? — медленно повторил Ондолемар. Пальцы его, сжимавшие посох, побелели.       — Не знаешь, стало быть… Ну слушай, слепая зверушка. Предатель Ульфрик пытался оторвать Скайрим от Империи. Но когда этот вшивый пес наконец сдох, гражданская война закончилась, и мы смогли снова объединиться и нанести ответный удар вашему проклятому Доминиону. На нашей стороне выступили драконы, а на вашей — только эльфийская спесь. Поэтому теперь нет больше вашего Алинора, есть имперская провинция Саммерсет. Все как в старые добрые времена Тайбера Септима: эльфы сидят и не рыпаются. А тех, кто рыпался и называл себя талморцами, мы вырезали — почти всех до единого. Эти скоты не заслужили ничего другого.       Альтмер вцепился в посох обеими руками, ссутулился и нервно задышал. Страшно было даже представить себе его взгляд.       — Вы знали, Гелебор, — произнес он, чуть повернув голову в сторону снежного эльфа. — Вы знали.       — Я не хотел говорить… — начал оправдываться паладин. — Я знаю, каково это — быть оторванным от своего народа и не иметь возможности помочь ему. Лучше было бы, если бы вы не знали…       — Лучше было бы, если бы меня действительно убили.       Даже норд, похоже, немного смутился, глядя на них. Но, подумав, он мстительно добавил:       — А знаешь, что самое смешное, талморец? Твоя госпожа Эленвен тоже уцелела, я приберег ее для себя. Сейчас во всем Тамриэле два живых талморца. Оба рабы. И оба слепы.       Дрогнувшие губы Ондолемара перекосила отвратительная ухмылка.       — Что бы ты ни сделал со мной, — злорадно прошептал он, — ты точно заслужил благодарность. Эта тварь не достойна жалости.       — И ты ее ненавидишь? — удивился человек.       — Больше, чем ты можешь себе представить.       «Убила, тварь, ты убила мою Риланнию, невесту Анкариона и без счета нордских виновных и невиновных еретиков. Надеюсь, твой хозяин не стесняется о тебя ноги вытирать».       — Грызетесь между собой, как пауки в банке, — хмыкнул норд. — А конец все равно один — сдохнете все до последнего.       Он произнес это спокойно и даже почти миролюбиво.       — Ты должен уйти, — отчеканил Гелебор.       — Разве он уйдет просто так? — холодно отозвался Ондолемар. — Норды любят трофеи. Особенно головы павших противников.       — Тебе так хочется умереть, талморец?       — Нет, — решительно возразил снежный эльф. — Вы не будете драться друг с другом.       — Ты хочешь меня сломить, — продолжал альтмер, будто не слыша его слов. — Но я не Эленвен и сдамся только мертвым.       Норд усмехнулся — так же, как тогда, в Забытой Долине.       — А зачем мне тебя убивать? — поинтересовался он. — Мертвых и так предостаточно. А на тебя и без того взглянуть жалко, еще не хватало из тебя мученика делать.       — Ты, что, осмеливаешься пощадить меня?       Гелебор на его месте был бы счастлив, но Ондолемар чувствовал себя оскорбленным. Человек на то и рассчитывал:       — Ага. Живи, зверушка. Уж больно ты забавный. — И, посмотрев на снежного эльфа, добавил: — Прощай, паладин. Вот теперь нам и правда не о чем говорить.       Он развернулся и ушел, не оборачиваясь. Не было сомнений: теперь он и правда не вернется.       — Слава Аури-Элю, все обошлось, — облегченно выдохнул Гелебор.       — Забавный… Он назвал меня забавным…       Голос альтмера дрогнул. По-прежнему ссутулившись, он обеими руками сжимал посох и уперся лбом в холодный хитин.       — Это норды, — примирительно заявил снежный эльф. — Они грубы, и юмор у них странный…       — Калечный мер, глупый талморец — это же так забавно! Разве могло быть иначе…       Из его горла вырвался нервный всхлип.       — Они уничтожили Алинор и счастливы… Все так смешно для них… Когда боги покарают эльфов, они примутся за людей! Тогда вам будет уже не так смешно!.. Драконы над Саммерсетом… За что?!..       Альтмер бессильно опустился на корточки и, стиснув зубы, прижался щекой к своему посоху. Он всхлипывал, дергая плечами и неразборчиво шепча что-то. Фалмеры удивленно смотрели, как хладнокровный паладин, который никогда не позволял себе выглядеть подавленным, плачет. Только Шаман осмелилась приблизиться к нему и снять с его глаз мокрую повязку.       — Это все тот человек, да? — поинтересовался у Гелебора На-Мосту. — Он что-то отнял у паладина?       — Нет, — сдавленно пробормотал снежный эльф. — Он сообщил ему правду.       — Правду? Что обидного может быть в правде?       Гелебор не ответил.