***
С ужасом детектив обнаружил, что дверь квартиры распахнута настежь. Его приглашали туда, в этот сумрачный ад. Опасливо брюнет толкнул дверь собственного обиталища, ступил за порог и замер, прислушиваясь к тишине. Квартира дышала. Не спеша вдыхала и выдыхала, Юу чувствовал жизнь внутри. Но не тот источник, который был нужен ему сейчас, распылял её. Под марш беснующегося в сердцевине механизма Юу подошёл к мужчине и отнял у него детский альбом, среди восковых мелков оставшийся на кухонном столе. Сейчас даже эта мелочь придавала детективу уверенность, выводила его на твёрдую землю. Блондин только искривил губы и вскинул глаза, поразившие Юу своей пронзительностью. Ведь в первый раз он смог разглядеть их при благоприятном свете. Но не сказать чтобы Широяма когда-нибудь по-настоящему стремился сделать это. Для Юу приятель убийцы был всегда лишь помехой к исполнению желаемого, только занозой. — Где моя семья? — задал уже более суток беспокоивший его вопрос детектив. Тот, кого убийца звал Рейтой, сцепил пальцы в замок, прислоняя их к своим сдержанно сжатым губам. Его глаза, глядевшие снизу вверх, удивляли Юу участием. — Я неясно выражаюсь? — Юу повысил голос и гневно отбросил альбом на холодные конфорки газовой плиты. — Где моя семья? — повторил он вопрос вкрадчиво, когда опёрся руками о столешницу и угрожающе напряг плечи. О да, с этим парнем он ощущал себя куда более уверенным, чем с преступником. Вспоминая о том, что отдал опасную бритву её владельцу, Юу чувствовал себя обезоруженным во всех смыслах. И пусть Широяма подумывал об опасности, он сомневался, что его убьют так просто. Если, конечно, этот человек пришёл не для того, чтобы жестоко отомстить за своего компаньона, который был «отнят». В ту ночь Юу видел, как яростно блондин желает прикончить его. Но, по всей видимости, ошибся. В отличие от Таканори, этот человек умел сдерживать себя. — Разве ты сам не видишь? — усмехнулся блондин тускло, крепче сжал пальцы и снова разжал. — Такой, как ты, им не нужен. И здесь нет ни моей вины, ни вины… Оглушительный удар прервал слова Рейты, он ухватился пальцами за столешницу, чтобы не завалиться на угловой кухонный диван, где сидел. Пальцы его отвратительно проскрипели по лакированному покрытию. — Я сверну тебе шею, — полный бурлящей ярости, прохрипел Широяма. Взгляд Рейты возвратился к нему, нижний ряд зубов за его приоткрытыми губами был испачкан кровью. Парень не казался чем-либо потревоженным, смущённым, испуганным — совершенно. — Именно поэтому… — усмехнулся он, сомкнул губы, провёл языком по окровавленным зубам с неприятным звуком высосав кровь из царапины. — Именно поэтому она и ушла, не думаешь? — Вскинутая бровь и этот уверенный тон вынуждал Широяму только крепче стискивать руки в кулаки; ему казалось, что сухожилия скоро лопнут от натяжения. Детектив совершенно не слышал никаких аргументов, потому что слушать этого ублюдка представлялось ему делом недостойным. Об этом Юу и подумать не мог, всё перед его глазами темнело в единой пучине злобы, агрессии. Одним мощным движением мужчина сдвинул стол к окну, ножки проехались по кафелю, поскрипывая, а цветные мелки посыпались на пол. — Попридержи… — выставляя вперёд одну руку, другой Рейта прикрыл губы, уголок которых продолжал гореть после удара. — Не заставляй меня доставать пушку, — прогудел он из-под ладони, хмуря брови. Что за чёртов цирк! Дружелюбие? К чёрту! После того, как некоторое время тому назад Юу чуть не раскрошил его хребет, он ещё смеет нести здесь подобную околесицу, заставлять слушать себя. — Мне тоже не в радость быть здесь, в твоей компании. Это не по моей инициативе. — Я и не сомневался, — выплюнул Юу. — Пусть он явится сам, вместо того чтобы слать сюда своих паршивых псов! — шипел детектив, полный ненависти скорее к себе, чем к окружающей его обстановке. Ему не хотелось, чтобы этот недоносок знал, что произошло той ночью, когда Широяме пришлось тащить мерзкую тушу на себе. Но по какой-то причине Юу подозревал, что блондину известно всё до мелочи, об этом говорил его пронзительный взгляд. — Будь моя воля, я пристрелил бы тебя, едва только ты пересёк порог, — с печально-апатичной насмешкой сообщил Рейта. — Но ты всего лишь пресмыкающаяся шавка, верно? — ответным смехом уколол Юу. — Но я всего лишь пытаюсь заставить его жить. — Ирония сменилась на суровость в голосе блондина, он снова взглянул многозначительно снизу вверх, словно присматривался, искал что-то в лице Широямы. — В отличие от тебя, сукин сын, — всё с тем же незлобным безразличием произнёс парень, а затем добавил: — Льда нет? — Что?.. — Лёд, — повторил Рейта, после чего выдохнул как будто устало. — Ты мне здорово заехал в челюсть. Юу округлил глаза. — Ты что, подонок, смеёшься? Может, тебе добавить, чтобы полегче стало? Веди своего больного дружка или катись отсюда ко всем чертям! Где он? Детектив выглянул в прихожую, предполагая, что цель затаилась где-нибудь поблизости, но сейчас же вернулся обратно. Судя по тому, что убийца вынудил разговаривать со своим прихвостнем, самого его здесь нет. По крайней мере, не в этой квартире. — Его нет здесь, — подтверждая предположение, сообщил Рейта. — Чего тебе от меня нужно? — Юу начинал постепенно выходить из себя снова. Эта неприятная встреча тянулась уже очень долго, и самым отвратительным представлялось то, что парень молол сущую чушь, не признавая свою причастность к исчезновению Аяме и Курихары. — И… чёрт, откуда у тебя ключи от квартиры? — наконец-таки сообразил Юу. — Мне их любезно предоставили, — беззаботно сообщил собеседник. Поднявшись с места, он подошёл к раковине и набрал из крана воды в стакан. Медленно выдохнув, детектив прикрыл дрожащие веки и сжал зубы. — Откуда, чёрт возьми, у этого ублюдка ключи от моей квартиры? — прорычал он, пытаясь проигнорировать фривольность «гостя». — А вот этого я не знаю. — Тварь. По плитке задребезжало стекло, затем захрустело под подошвами ботинок. Не успел блондин и глазом моргнуть, как стакан был выбит из его пальцев, а самого его держали за шиворот. — Покажи мне этот ключ, — потребовал Широяма, — сейчас же! — прикрикнул он, видя бездействие со стороны парня. — А ты так и норовишь стать чуть-чуть дырявым, — хмыкнул он, и Юу ощутил, как ствол пистолета упирается в его живот. — Давай без лишних движений. Я отдам тебе ключ. При одном условии. Вынужденный исполнить желаемое врагом за неимением оружия, помимо своих двух голых рук, Юу обозлился до прежней безумной ярости. И всё же молчал. — Не тронь его. Уезжай отсюда, а я поспособствую тому, чтобы он успокоился. Сейчас я дам тебе адрес, ты уладишь всё со своей семьёй и уедешь отсюда. — Может, инструкцию мне ещё напишешь, сопляк? — Я думаю, это то, чего мы оба хотим, — напряжённо глядя в глаза детективу, сообщил Рейта и, судя по исчезнувшему давлению, убрал пистолет обратно за пояс, под куртку. Позволив себе поддаться этой психологической уловке, Юу выпустил ворот чужой верхней одежды из рук. Перед его глазами задребезжала связка ключей. И в этот момент сердце мужчины болезненно сжалось: на кольце висела разноцветная кошачья мордочка, брелок Аяме.***
— Апельсины, — задумчиво пробормотал мальчик, водя грязным пальцем по потрёпанной книге с вырванными страницами. Эта небольшая книжечка была учебником французского языка или, вернее сказать, словарём с лексическим минимумом, необходимым на начальном уровне, в младшей школе. Но мальчику было одиннадцать, и он с трудом читал по-японски. Приличное количество листов отсутствовало, год издания значился лет тридцать назад, страницы уже начали отдавать желтизной. Видимо, по этой причине книжка и оказалась в урне. — Ты пробовал апельсины? Рядом потрескивал фонарь, состоящий из небольшого металлического ведёрка с наполовину обуглившейся наклейкой «Акриловая краска интерьерная» и сухих веток. Сидящий напротив подросток молчал, застыв, словно изваяние. Зрачки его глаз, где тоже играли огненные отблески, были неподвижными, руки — опущенными на рваный матрац. — Не прислоняйся к стене, кирпичи холодные ночью, — сказал мальчишка, книга его уже мало занимала, он отложил учебник в сторону. — Нори, — позвал он, не отступая. — Эй, Нори. — Замёрзшей рукой мальчишка тронул руку подростка, но тот не отреагировал. — Не хочешь спать? Наконец глаза подростка ожили, он медленно перевёл взгляд на мальчика, который замер, немного растерянный таким пристальным взглядом. Губы Таканори едва заметно дрожали, чуть приоткрытые. От холода ли, нельзя было сказать с уверенностью. — Твоя рана на животе… она ещё болит? — доверчиво глядя в лицо подростку, осведомился мальчик. — Если снова будет болеть, я позову дядю Шина, хорошо? — Ты… — прошептали хрипло сухие губы подростка. Одним рывком он подался вперёд и, словно дикий зверь, вцепился в хрупкое горло мальчишки пальцами. — Никогда не заткнёшься, — улыбаясь судорожно, вытиснул он из себя сквозь зубы. Тонкие пальцы схватились за изрубцованные запястья Таканори, силясь оттолкнуть, но старший явно превосходил в силе, будучи на пять лет старше. Раскрытые в ужасе глаза мальчика непонятливо глядели в тёмные зрачки, занавешенные растрёпанными волосами. Там плескались гидры, огромные извивающиеся чёрные гидры. В этих юношеских глазах не было ничего детского, ничего лучезарного и ничего человеческого. Когда тело под ним, которое Таканори хладнокровно раздавливал, начало дёргаться, хрипеть, подросток ощутил, как кто-то больно хватает его за плечи. А потом — звонкую пощёчину, такой силы, что его откинуло обратно на матрац. Подросток ударился затылком о стену и, онемев от боли, захныкал, заскулил. — Акира, ты в порядке, мальчик? — раздавался сиплый мужской голос где-то на периферии слышимости, но у Таканори слишком кружилась голова. — А ты! — Его встряхнули за плечи, и новая боль расползлась по поверхности головы. Таканори застонал, прижимаясь к стене, чтобы уйти от чужих рук. Но его не отпустили. — Я для того тебя выхаживал, чтобы ты потом здесь бесчинстововал, гадёныш?! Ты же его задушить мог! Давай-давай, посмотри в его глаза, не закрывай лицо! Неблагодарное ты дитя! Таканори настойчиво отпихивался, брыкался, шипел, и вскоре мужчина оставил его, плюнув наладить контакт. Подняв ошарашенного мальчонку с места, бездомный осмотрел его шею, где горели продольные красные отметины, вздохнул, после чего повёл его за собой, в другой угол улочки, где шла слабая беседа. Оглядываясь на ходу, Акира нехотя побрёл туда.***
Квартал не был знаком Юу. Бегло поглядев по сторонам, он перешёл дорогу на красный, даже не заметив того. Улица была на редкость немноголюдна, а в сквер и вовсе — пуст. Вероятно, всё из-за надвигающейся неблагоприятной погоды. В воздухе пахло озоном. Всё прониклось умиротворением приближающейся грозы. Разогнав голубей, Юу остановился около одной из лавок и огляделся. Не было похоже, чтобы кто-нибудь собирался встречать его здесь; из-за этой неизвестности всё в груди детектива покрывалось инеем. Он опасливо сел на деревянные бруски и стал шариться в карманах, чтобы достать сигарету. Что-то гладкое было там, мазнуло пальцы Юу скользким холодом. Широяма вытащил это что-то, взглянул. Удивлённо дёрнул бровью. Страшно даже подумать, что самый милый ребёнок может вырасти в Чарльза Менсона или Джеффри Дамера*. Младенец, в чьих глазах плещется чистота, через несколько десятков лет заливается алкоголем до потери сознания. И то чудное создание, что кружилось, смеялось и брало мать за руку, с некоторой вероятностью станет тыкать вам в лицо средний палец. И всё-таки. Если быть честным, пожалуй, в этом подростке на фотографии так много детской восторженности, чистой ранимости. Был ли он тогда тем же? Был ли склонен к насилию? Неужели изменилось слишком многое? Усмехнувшись собственным мыслям, Юу выпустил горький дым и взглянул вверх: в предсумерках грозовые тучи казались лавандовыми. — Привет. Вздрогнув, детектив выронил сигарету на асфальт. — Что это? Детектив не смел оборачиваться, когда фотография выскользнула из его пальцев и оказалась в других — обтянутых тонкой кожей перчаток. — Мило, — хрипловатое изречение прямо ему на ухо. Зажав уголок фотографии в двух пальцах, преступник повертел её и хмыкнул. — Как родители? — Не думаю, что тебя это интересует, — увернулся Юу. — Ты прав, — улыбающимся голосом произнёс Таканори. — Меня это не интересует. Ловкие пальцы пробрались под пальто, чтобы вернуть фотографию на своё место. Не дыша, Юу сдерживался, чтобы не прервать это самовольство. Воздух внезапно похолодел, затем в атмосфере появилась духота, предвосхищающая дождь. Присев рядом, убийца замолчал и стал вглядываться куда-то прямо перед собой. Юу не оборачивался, продолжая нервно сминать брюки на своём колене. Какой-то ненормальный оголтело промчался по дороге, едва не сбив женщину с ребёнком, переходившим дорогу. Матсумото хохотнул низко. — Что дальше? — не выдержал наконец Юу. — Дальше? Что дальше… — Преступник приглушённо посмеялся. — Оставь их. И я сделаю всё, чего бы ни пожелали твои изъеденные червивые мозги. — За кого ты меня принимаешь? Юу повернул голову и увидел вкрадчивые блестящие глаза, окружённые тёмным ореолом век. То, что связывает их, — бессонные ночи, наполненные кошмарами и хриплыми криками ужаса. Сумасшедшие образы: невообразимые комбинации из человеческих частей тела, надрезанная кожа, склизкая субстанция из перемолотых органов, оголённые рёбра, ещё тёплые куски мяса... Душераздирающие крики звенят в голове, стоит только на минуту прикрыть веки. Свежий запах кровотечения. — Ну? За кого? — приподняв брови, преступник закусил нижнюю губу и скорчил странное заинтересованно-невинное лицо. — Ты. Ведь. Знаешь. Мою. Цену. — Словно поучая, вместе с каждым словом он тыкал в лицо детектива указательным пальцем. Юу прикрыл глаза и отвернул лицо, чтобы уйти от этих назойливых жестов. — Какую цену? — пробормотал он безразлично в сторону. — Я не просто какой-то там террорист-переговорщик Юу. О нет… Нет, нет, нет… — покачал головой преступник. — Что касается твоей милашки, я просто приблизил неизбежное. Пока ты прячешься, ты вредишь им. Ты боишься по-настоящему навредить им. Ведь, Юу… постой-ка… Всё, что ты умеешь, — вредить, правда, моя любовь? — Что угодно, — подавшись вперёд, прошептал Юу. — Можешь говорить что угодно. Но если хотя бы один, один волос упадёт с головы моей дочери, ты будешь визжать от боли. Будешь визжать и харкаться кровью. — Только не соблазняй меня, — улыбнулся убийца и облизнул верхний ряд зубов. — Нас здесь могут увидеть, а я уже почти возбуждён, — прошептал он и подвинулся ближе, чтобы положить руку на колено детектива. Тот взялся за запястье, намереваясь скинуть её, но на секунду задумался и оставил эту затею. Не в его интересах перечить сейчас. Всё, на чём держалась его замечательная личина, рухнуло окончательно. И если себя теперь не спасти, нет смысла противиться купанию в контейнере с отходами. Голодный оборванец, он отказывался от гнилого блюда только потому, что это имеет отвратный вкус. Никакой другой глупец не отказался бы набить свой желудок дерьмом, чтобы не подохнуть. Человечность. Не удобная ли рамка для картины «Процветание»? Чтобы добиться продуктивности, нужно создать удобные условия, зону комфорта, безопасность. Искусство выживания утеряно так давно, и люди превратились в «домашних крокодильчиков»**. Чтобы отказаться от нажитого веками, необходимо — как минимум — убить себя. Убивать себя до невозможности медленно, с удовольствием — в этом есть доля абсурдного смысла. Частица парадоксальной изобретательности. — Твоя дочь. Твоя жизнь. Твоя работа. — Загибая пальцы, перечислял Матсумото. — Фальшивка. Ты украл чью-то жизнь и надеешься втиснутся туда, где не пролезаешь? В этом ты настойчив, стоит отдать должное. Твоя дочь — чужая, думал, я не знаю об этом, Юу? Ты здесь чужой. Как и я. — Плевать я хотел на генофонд, уяснил? Я её отец, я был с ними все эти годы. — Ты был с ними? — Преступник растянул губы и оскалился, сжав пальцами ногу Юу. — Ты был в своих больных кошмарах, притворяющийся пай-мальчиком. Стёр себя и до сих пор ты никто. И без меня ты никто. Я и есть твоя настоящая жизнь, Юу. Я и есть тот, кто тебе нужен. Выдавив из себя тихий смешок удивления, детектив едва не расхохотался, чем, очевидно, раздосадовал Таканори. Он нахмурился, став вдруг предельно серьёзным, но позже лицемерно стряхнул с себя эту серьёзность и улыбнулся в ответ. Стал редко накрапывать дождь. Темнело. Несмотря на это, Юу не мог просто уйти, сославшись на непогоду — его же собеседник и вовсе не обратил никакого внимания. — Хочешь, мы подожжём весь город? Мы можем умереть быстро. — Кончай нести чушь. — Широяма не воспринимал всерьёз эти бредовые романтизированные идеи. — Твоя жена и твой ребёнок в безопасности сейчас и пока ты любишь меня. Я хочу, чтобы ты обожал меня. — Одинокая капля упала на скулу убийцы, затем ещё одна скатилась к губам. Его волосы начинали понемногу намокать. Пальцы Таканори впивались в Юу, как в жертву впивается массивной челюстью хищник. Не отрываясь, детектив смотрел в глаза напротив, остекленевший от напряжения, появившегося вдруг из ниоткуда. — Я милосерден, Юу. — И на долю секунду глаза преступника показались детективу такими мягкими и чистыми, что он словно бы даже поверил в это надувательство. — Чтобы найти тебя, мне необходимо было жить. Я живу от раны к ране, а поэтому, видишь, всё не так просто. Хочешь знать, что значит чувствовать жизнь? — Голос его едва не надрывался, дождь только набирал обороты, а Юу опасался, что всё снова ускользает из-под его носа, растворяясь в сумасшествии. — Агония, Юу, — это все последние усилия организма поддержать жизнь. Это борьба. Такого не добьёшься в состоянии покоя. И когда ты касаешься этой плоти… конвульсии, хрипы… Я чувствую эту боль, и тогда всё обретает краски. Ты даже представить себе не можешь, как мне это нравится. Если бы только… если бы только я мог убить себя с таким же мастерством. Тяжёлый выдох слетел с губ детектива, он закрыл глаза рукой. Больше не было сил, чтобы слышать это, терпеть этот вишнёвый запах и, кроме того, оставаться в своём уме. Большим и указательным пальцем он потёр уголки глаз, после чего с очередным выдохом проговорил: — Мне нужно убедиться, что они в порядке. — Мы должны отсюда уйти. Я снимаю номер в гостинице, — пробормотал Таканори. Настойчиво он продолжал прижиматься к детективу, посмеиваясь в перерывах между фразами. — Хочу рассказать тебе больше об этом. Ты поймёшь. А за твоими зверушками присматривает один мой хороший знакомый. Куросава Эйчи, слышал о таком?