Dope Stars Inc. — Generation Plastic
Захлопнутая дверь — метафора всей его путаной жизни. Нельзя сбежать, оставаться невыносимо. Желание выйти наружу перемежается со страхом. Дверь закрыл он сам, Юу знает об этом прекрасно. И всё же винит каждого встречного, прошедшего под окном, за то, что не способен покинуть этой клетки. Клетки для животных. Бетонные клетки подходят для таких человекоподобных животных, как они, в этом нет сомнений. Таким лживым, отрицающим реальность, больным, одержимым и неуравновешенным, как они оба. Потерять образ — вот что пугает. Увидеть в себе многоликость — жестокость и сочувствие, твёрдость и зыбкость, замкнутость, охотно уживающуюся с непрекращающейся болтовнёй. У этой вселенной есть один очень маленький, но очень важный секретик: тот, кто ищет истину, едет крышей. Без вариантов. Наслаивающиеся друг на друга иллюзии владеют разумом, глаз не видит — только провозит предметы куда-то дальше, глубже, словно конвейерная лента. Там, в этом кривом зеркале, аншлаге человеческой души, всё идёт не так, всё теряет свой истинный облик. Такая ограниченность душит. Ведь истина не имеет лица. Она — хаос. Тот, кто решает стать хаосом, не может отдавать себе отчёта в собственных действиях. Хаос не личность. Хаос не имеет ни привычки, ни цели. Водоворот идей, суждений, мыслей сливается в единую чёрную дыру. Дыра эта ведёт либо в преисподнюю, либо в Эдем. В действительности в оба места ведёт один путь. Складывая что-то, имеющее свои предельные точки, мы берём две крайние точки и прижимаем одну к другой. — Люблю смотреть в окна, — говорит убийца, меланхолично наблюдая тонкую серую дорогу внизу и дом напротив. Небо затянуто грязно-синими тучами, дождь был кратковременным, но фонари ещё не разгорелись: не время. В комнате синий полумрак. Никогда раньше Широяма не думал детально о том, насколько свет влияет на его жалкий маленький разум. В искрящихся желтовато-алых закатных лучах солнца Таканори казался ему неведомым божеством, которое держит в руках сгустки тёплого света, целые сжатые, концентрированные миры. Сейчас, когда часть его скулы, открытая взгляду детектива, окрасилась в призрачный голубоватый оттенок, чудилось, будто это навсегда. Интимная тишина, короткие хриплые фразы и полутени на губах. В такое время суток бесконечность особенно настойчиво въедается в голову. Улыбнувшись стеклу, убийца добавил: — Квадратные маленькие окна. Из них удобно наблюдать за тем, что происходит снаружи. Вы практикуете, детектив? — обратился он к Юу и повернул голову. Широяма был поражён, но не знал, чем именно, и это заставляло его голову идти кругом. «Невозможно», — столько раз твердил он себе, но, конечно, не вспоминая о том, что возможно всё. Клин вышибают клином, поэтому, чтобы избавиться от ощущения абсурда, Юу шагнул вперёд, ближе к абсурду. Брови преступника дёрнулись — он недоумевал, пытался просчитать следующий шаг человека напротив. Долг, воспитание и совесть, эта святая троица, как и прежде, нашёптывали детективу о семье, о разуме и толкали в грудь. Ему необходимо было вывести преступника на чистую воду. Юу желал подойти ближе. — Здесь слишком спокойно, — произнёс Юу вполголоса, не осмелившись нарушить вечерней тишины. — Где твоя очередная жертва? В шкафу? Под кроватью? Что на этот раз? — съязвил Юу. Ему просто нужно было остыть, сказать что-то. Желая спастись, по глупости он сам сел на этот головокружительный аттракцион и дёрнул рычаг. — Я и есть твоя жертва, — ответил преступник так просто и открыто, а Юу уже знал, что с первыми признаками ночи этот незнакомец станет смыслом его жизни, его психопатическим видением. Когда свет лунный прольётся на лицо Таканори, он станет самой близкой к Юу звездой. Одними кончиками холодных сухих пальцев Таканори коснулся пальцев Широямы. Дрожь леденящим потоком прошлась по спине детектива. Юу так хотел пронзить зрачки Таканори острыми иглами, воткнуть их прямиком в сердцевину этой горящей темноты. В этом была бы эстетическая осмысленность. И никакой целесообразности. Его глаза — солнечное затмение. Лунный диск, дерзкий до такой точки, что покушается заслонить собой солнце, и лишь одинокие отблески, сторонящиеся бездны, обосновались на радужке. Такие глаза, равно как и затмения, рождаются редко, их не увидеть запросто. Поэтому, даже не разбирая дороги, детектив отчаянно упивался, был восторжен этим небольшим катаклизмом. Под взглядом этих искрящихся лун ему было плевать, ступать ли в болото, подниматься ли в гору. Экипаж судна, видя маяк в бурю, приходит в экстаз последний раз. Ослеплённый, капитан правит на рифы. И вот — одни щепки бродят на поверхности воды. Юу взял его за руку, осознанно, глядя в два тёмных солнца. Намеренно он убивал в себе границы, когда касался рук убийцы. Безжалостных рук, ласковых исключительно для него. Осознание этого вводило детектива в эйфорию, осторожно он окольцевал запястья Таканори своими пальцами, и это далось ему легко. Слабость, таящая скрытую силу, была в его хрупких суставах. — Кто ты на самом деле? — спросил Юу тихо, сосредоточенно. Объяснить собственные движения и слова он больше не мог; в комнате оглушительно звенели паузы. — Назови меня по имени, и ты поймёшь, — заискивающе проговорил преступник. Его широко распахнутые чувственные глаза умоляли в приказном тоне. Разомкнув губы, Широяма вдохнул, но ощутил, как всякое намерение произнести звук обрывается. — Давай, — настоял другой мужчина и потянул его за полы верхней одежды ближе к себе. — Давай же, — повторил убийца, побуждая нутро детектива подрагивать от предвкушения. Юу произнёс совсем тихо: — Таканори. И всё встало на свои места. Верно, это его настоящее имя. Таканори реален, осязаем, жесток и болен; он не знает, по каким законам живут офисные работники и редко выходит на улицу. Запираясь в полутьме и духоте, он пытается стереть свою личность, но у него не выходит вырвать её с корнем. Это не заражение крови. Сердце, это гниющее сердце, сердце распутника и лжеца — и есть болезнь. Пока существует оно, ничто не изменится. Рок сыграл злую шутку и вернул его к жизни, когда мозг вот-вот начал умирать. Чья-то вероломная рука вставила в жизненный механизм заводной ключик, и сердце снова бьётся, бьётся надрывно и часто, полное чёрной болотной жижи и любви из чистого хрусталя. Бесконечного страдания, бесконечного блаженства. Он познал всё, испил чашу, принятую из рук Бога и из рук Дьявола. — Называй меня по имени. Тебе не нравится? Я хочу, чтобы ты называл меня по имени всегда. Даёт указания, которым невозможно возражать. Какие же кошмарные слова он произносит, неспособный познать до конца, как его голос выворачивает сознание Юу наизнанку. Теперь детектив привязан к его наивным повадкам, к безжалостному тону, перемежающемуся с просящим шёпотом, к его ранам и блеску его ледяного лезвия, к глазам, где разум распался в похоть и желание. Отпустить его руку значит лишиться будущего. До него у Юу не было прошлого, после него — не останется будущего. Руки детектива прижимают Таканори к себе, плотно надавливая на талию. Этими железными объятиями он мстит за всё, что было у него отнято и всё, что было ему дано. Убийца же не ощущает себя в ловушке — он улыбается так доверчиво, и даже если бы Юу лгал и манипулировал в действительности, то не смог бы завершить своего плана. Всё бы стёрлось в одно мгновение, так и не став правдой.***
Deathstars — Little Angel
Игра в прятки имеет животное начало. Спрятаться в надёжном месте от хищника, который рыскает неподалёку, необходимо, чтобы остаться в живых. Дети устраивают шутливые драки, заламывают друг другу руки, таскают за волосы, ставят подножки. Как несмышлёные львята, эти будущие хищники бегают друг за другом и кусаются. Отчего-то Таканори так боялся, стоя за углом и закрывая себе рот вспотевшей ладонью. Кошмарно страшно и из-за того обидно. Юу ведь не тот, кто должен вызывать у него страх. Широяма Юу — его друг, лучший друг, который остался единственной опорой ему, блуждающему в этом пространстве без видимой цели. Таканори хотел остановить глупую игру, крикнуть, что ему надоело ждать, надоело бояться, но подросток оставался тихим. Ведь Юу найдёт его, если он выдаст себя хоть шорохом. Опасливо Матсумото выглянул из-за угла в коридор, где на серость падали угловатые пятна вечернего солнечного света, сливаясь. Пыль искрилась и вращалась в этих умирающих лучах. Тишина заброшенного здания леденила его спину похуже кирпича, к которому прислонялся подросток. Таканори убеждал себя, что всё это — простая забава, но, несмотря на это, колени его продолжали подгибаться. Неужели он, и правда, такой трус? А может быть, всё дело в Юу? В очередной раз заглянув за угол, подросток заметил исчезающий в соседнем пустом помещении чужой кроссовок и тотчас же скрылся обратно. Адреналин ударил в голову — нужно было немедленно уносить ноги, менять местоположение. Убедившись, что Широяма скрылся, Таканори ступил на открытое пространство. У этого здания имелся один недостаток: под ногами путался разный хлам; песок и строительная крошка скрипели под подошвой, царапая голый бетон. Ходить бесшумно — трудно. Но по этой причине были слышны и шаги Юу. Поэтому недостаток, так досаждавший Таканори на протяжении всей игры, в зависимости от ситуации мог бы стать преимуществом. Только не в этот раз. Неудачно задев носком кеда откуда-то возникший под ногами порожек, Таканори шаркнул подошвой и проехался открытой ладонью по стене — едва не упал. Но упёрся другой рукой в пол. В эту самую минуту за спиной, как эхо, зазвучали такого же характера шаркающие звуки. Не успев отдышаться после недавней угрозы падения, низкий подросток ринулся к лестнице со всех ног. Веселиться и дразниться почему-то не получалось, только не сейчас. Так не вовремя — привычка Матсумото воспринимать всё всерьёз. Нас учат: никогда не бросайтесь наутёк, если видите озлобленную собаку. Это команда к действию, к началу охоты. Таканори не последовал этому правилу, как и многим другим. Он привык навлекать на себя опасность, жаждать растерзания, бродить в зарослях шиповника. И сейчас, перебирая ногами с сумасшедшей скоростью, он не вспомнил, как долго, будучи совсем малюткой, учился ходить. «По лестнице — не бегать!» — отчётливо и строго наказывала мама. Таканори всегда был непослушным и капризным ребёнком. А потому случай несколькими секундами ранее не научил его совершенно ничему, и подросток закончил свой побег лежащим на полу с содранной кожей и ушибами. Сбитые локти, кровоточащие запястья и ладони. Всё могло бы закончиться намного хуже, упади он на первых ступенях, а не на последних. За это ему стоило бы поблагодарить собственную жестокую судьбу. Благодарить за незначительные послабления — всё, что оставалось ему. Воздавать хвалу каждой ране, не приведшей к смерти. — Тц! — Таканори поморщился и распластался на полу под тяжестью шока и боли. У него дрожали плечи. Тянущая тошнота не давала ровно вздохнуть. Звон в ушах, пульсация в висках и спутанные мысли скрыли от него тот факт, что Юу стоит совсем рядом. Ведь этот взбалмошный мальчишка не так прост — будь он способен подняться и бежать дальше, он бы сделал это. — Ты проиграл, — усмехнулся Широяма. Таканори медленно сел и застыл, глядя на свои исцарапанные ладони. Он всё ещё не до конца осознал произошедшее. Несколько красноватых продольных разводов осталось на том месте, где приземлились руки подростка во время падения. Грязь налипла на окровавленную кожу Матсумото, он испачкал всю одежду и немного концы волос, без того спутанных и неухоженных. Присев напротив, Юу взялся за израненные руки товарища и разжал его напряжённые пальцы. Проигравший шмыгнул носом, затем дёрнулся, пытаясь избавиться от прикосновения, словно злостно винил Широяму в произошедшем. Да, это Широяма предложил сыграть здесь, но ведь не он ринулся убегать. Это совсем другая игра. И Таканори проиграл обе. Ему было ничуть не больно, он привык переносить подобное хладнокровно. Но почему Юу так мало беспокоит это? Почему он не делает поблажки, почему его глаза так спокойны, а губы — мягко улыбаются? Безусловно, Таканори любил в нём эту тихую жестокость, любил с самого начала. И сейчас, когда руки крупно дрожали против его воли, он был рад, что ушибся. — Всё хорошо? — осведомился Широяма, настойчиво и тепло сжимая руки Таканори в своих ладонях. Нет, не нужно быть таким внимательным. Разве они все до сих пор не зарубили на носу, что нельзя ласкать раны? Так много раз Таканори приходилось из-за этого страдать. Ощущая чужую любовь, он готов был вскрыть себе вены. Этот короткий вопрос всё испортил. Губы Таканори дрогнули, он зажмурил глаза, чувствуя жжение на веках. «Жалость к себе» — так это называется, и это должно быть искоренено. Но мягкое прикосновение к грязной щеке. Но холодящее «тш», как будто в адрес ребёнка. И шёпот, крошащий и мужество, и самостоятельность: — Перестань.***
Korn — Counting On Me Korn — Eaten Up Inside Korn — Need To
Как прекрасно. Как восхитительно. Уставившись стеклянными глазами в собственный багажник, Юу не мог даже моргнуть. Что, интересно, он пообещал тому замызганному парню утром? Обещал ли что-то? Может быть. Во всяком случае, Юу не помнил, чтобы давал кому-нибудь хоть одно обещание. Такие вещи: клятвы и обещания — выдыхаются так же быстро, как дешёвый алкоголь. Пережёвывая свои битые устои, детектив улыбался, обнажал окровавленные дёсны. Остро, чертовски вкусно — он всегда любил острые блюда. Таким он не мог вернуться к своей семье, к своей повседневной жизни. Из последней жалости к людям, которые его окружали на протяжении последних лет. Тысячи насекомых ползали под его кожей изо дня в день, жрали его мягкие ткани изнутри, проделывали жилища-дыры. Всё заживёт, необходимо только позволить себе. Только на немного, на несколько часов поддаться, а позже он повесится на проклятом шарфе собственной жены. Он не мог представить себе прежде, какой восторг вызовет неоправданная зверская месть, падчерица ревности. Прежнее болезненное копошение жесткокрылых внутри прекратилось, как только Юу прекратил анализировать. В нём прорастало что-то невообразимое, великое и истинное, и это что-то гнуло, расширяло его грудную клетку. С каждым новым вдохом Широяма ощущал прилив сил. Улыбка, словно конвульсия, посетила его полные губы в последний раз, перед тем как Юу захлопнул багажник и направился к водительскому месту своего автомобиля. Подумать только — он сделал это в собственной машине и не ощущал ни капли сожаления. И даже довольство, когда пара глаз уставилась на него из темноты салона. — Едем? — предложил Таканори, вертя в руках ключ зажигания. Во мраке его дёрганые движения походили на неумелый таймлапс. Зрачки перемещались так быстро, внимательно, будто он действительно мог отчётливо видеть в темноте. Юу сел на сидение молча, выхватил ключ из рук развлекающегося убийцы и завёл мотор. Его второй пассажир был, казалось, таким же неугомонным, как и первый. Ёрзал на месте, улыбался боковому зеркалу, запрокидывал голову на спинку, выдыхал, посмеивался. Таких привилегий у другого, конечно не было. Сквозь мерный звук двигателя Юу как будто слышал до сих пор мычание и шорохи. Чтобы заткнуть в себе все иллюзии и всю реальность, детектив включил радио. Они выезжали из города. «…и обнаружил изувеченный труп молодой девушки», — разнеслось по салону. Широяма покоробился, скрипнув зубами. А Таканори закусил губу и схватился за руку детектива, лежащую на руле. Наверное, именно так реагирует богатенькая женатая пара, когда где-нибудь в эфире вещают о том, какая сумма была пожертвована ими в благотворительный фонд детей-инвалидов. Они берутся за руки, восхваляя друг друга этим жестом, ощущая гордость. Так же воодушевлён и счастлив был Таканори, крепко сжимая напряжённые пальцы Юу. Напрочь не замечая этого, детектив вслушивался. …жертвой стала двадцатилетняя Хаяте Хитоми, дочь бизнесмена Хаяте Акито-сана, владельца сети магазинов дизайнерской мебели. Прибывший на место преступления наряд полицейских сразу опознал почерк Хирурга — серийного убийцы, несколько лет назад наводившего ужас на столицу. — Хирурга?.. — восторженно прошептал Таканори и снова глухо засмеялся. …действительно ли этот самый человек промышляет убийства снова, пока установить не удалось… Юу нервно сбросил руку преступника и переключил станцию. Заунывное пение какой-то новой восходящей поп-звезды, однако, не успокоило его. Даже напротив. Умиротворённая мелодия, аккомпанирующая высокому слащавому голоску, будто насмехалась над ним. А Широяма ощущал себя причастным на все сто процентов, несмотря на отсутствие в выпуске новостей упоминания о сообщниках. Но как он мог злиться, если в багажнике его «тойоты», связанный, лежал такой же, как и он сам, детектив? Коллега, товарищ. И в этот раз винить кого-то Юу не смог бы, потому что собственноручно скручивал узлы на верёвке и отрывал зубами изоленту. Как так вышло? Интересный вопрос. Широяма и сам не знал, как так вышло. Но одно он знал точно: по-другому не получится. И дело вовсе не в том, что Эйчи знал его «небольшой» секрет. И не в том, что Эйчи спал с его женой у него, Юу, под носом. Нет, и не в том, что она ушла к нему, собрав все свои вещи. Даже не в том, что Таканори неплохо поспособствовал этому. Ладно, частично, всего лишь частично в этом. А именно — в награде, которую убийца пообещал этой грязной свинье. И если раньше Юу ощущал грязным только себя, теперь у него возникло ощущение, что весь мир сидит в одной гигантской помойной куче и жрёт отходы из одной исполинской миски. Но вовсе не в моральной стороне вопроса обстояла проблема, снова нет; Широяма и не подумал бы ударяться в дидактику и проповеди, передавать божественные откровения. Он не поднимался на Синай, не скитался в лесах, ища Дхарму, и не был знаком с Понтием Пилатом. В раннем детстве у нас появляется острое чувство собственности. Когда у ребёнка отнимают его игрушку, его конфету и любую вещь, которую он клеймит своей, обиды не миновать. Почти всегда всё заканчивается истерикой и слезами. Дети учатся оборонять своё, отбирать своё, прятать своё. Юу тоже был ребёнком, и он тоже научился этому. Казалось бы, пребывание в детском доме должно было втолковать ему, что значит «делиться», но Юу не знал, что обозначает это слово. По крайней мере, не тогда, когда дело касалось Таканори. «Людям бывает интересно, любопытство — это прекрасная черта, — так охарактеризовал эту ситуацию сам “виновник торжества”. — Он дал мне то, чего я хотел. И я дал ему то, чего он хотел». Через час Таканори уже мерно спал. И Широяма был рад, что буйство в салоне его машины прекратилось, а ещё он надеялся, что его дорогой друг не задохнулся в багажнике за время такого долгого пути. Нужно было отъехать на окраины как можно дальше, сегодняшняя радиотрансляция укрепила в Юу эту мысль. Мельком он глянул на соседнее сидение. Волосы убийцы смялись и беспорядочный клок, одна прядь прилипла к нижней губе, другие, магнитясь, приклеились к сидению. Несколько секунд его дыхание было мерным, но за этим последовал короткий резкий выдох, его ногти заскребли ворс сидения, а брови нахмурились. Таканори вздохнул жалобно и мотнул головой. Тайком Юу протянул одну руку и сжал холодные пальцы преступника в своих. Слабый стон и выдох повторились. Руки его были напряжёнными. Ему что-то снилось, Широяма был уверен. Невнятно прошептав, Таканори впился в руку Юу ногтями так внезапно, что детектив вздрогнул. Машина чуть вильнула в сторону, но дорога, к счастью, была пуста. Светящиеся сине-красные огоньки на приборной панели, шипящая тишина, ночь, свет фар, редкие рассеянные круги уличных фонарей у заправок — всё это сообщало ощущение теплоты, уюта. Хотя в багажнике лежал связанный человек, что немного портило ситуацию. Не сказать чтобы слишком. Наконец, лицо Таканори исказилось в странной гримасе — он вздрогнул и проснулся. Юу хотел было выдернуть свою руку, но оказалось слишком поздно. Мутным взглядом преступник осмотрел однотонную дорогу за лобовым стеклом, посмотрел на Юу, на свою руку, вцепившуюся в него, и снова нахмурился. Губы его чуть подрагивали, дыхание было медленным и глубоким, но довольно шумным. — Кошмары? — решил поинтересоваться Юу. Почему бы и нет, раз уж вышла такая нелепая ситуация. Он и убийца, в багажнике — будущий труп. Очень даже смехотворно. Таканори не ответил, только прислонил тыльную сторону руки к глазам и долго рвано выдохнул. Его губы задрожали ощутимее. — Останови машину, — прерывающимся голосом пролепетал убийца. Юу заметил, как влага блестит на его скуле. — Ещё не приехали, — невозмутимо ответил детектив. — Я хочу, чтобы ты остановил сейчас, — настойчивее потребовал Таканори. Проигнорировав, Широяма даже не сбросил скорости. Несколько секунд было тихо. Преступник нервно сжимал и разжимал кулак и молчал, но руки от лица не отнял. Продолжалось это относительно недолго. — Останови чёртову машину сейчас, тебе сказано! Дьявольски шипя, убийца набросился на руль и вывел машину из равновесия. Автомобиль стал скользить по дороге то в одну, то в другую сторону, и, когда «тойота» готова была вылететь в кювет, Юу выжал педаль тормоза в пол. Машина встала на обочине, скрипя шинами. — Ты хочешь угробить меня, тварь? С распахнутыми от шока глазами Широяма схватил преступника за грудки, едва только освободились руки. Адреналин подкрепил тот удар, который самоволец получил в скулу. Таканори ударился плечом о дверцу с одиночным всхлипом, оборвавшимся на середине. Выпустив пар, детектив зарыл обе руки в волосы и склонился над рулём. Тяжёлый выдох опустошил его окончательно. Когда всё внутри улеглось, Юу бросил косой взгляд на соседнее сидение: потупившись, Таканори держался за плечо и поджимал губы. Рядом с ними красовалось притягательное темноватое пятно. При более ярком освещении оно наверняка оказалось бы нежно-розовым. Цвета густого ягодного коктейля с молоком. Мотор был заглушен. Широяма медленно потянулся к горячей скуле и коснулся кожи костяшкой указательного пальца. Таканори скромно поднял глаза, и выражение его лица, как ни парадоксально, не выражало ничего. На секунду Юу отвёл взгляд, но этого хватило, чтобы Таканори вжал основанием ладони одну из кнопок на приборной панели. Спинка сидения Широямы опустилась на градусов тридцать, что тот осознал не сразу. Опираясь одной рукой на руль, убийца забрался к брюнету на колени и обеими ладонями прижал его спину плотнее к сидению. Это чуть затруднило дыхание, однако Юу не понимал пока до конца, стоит ли что-то предпринять против этого. Влажные глаза смотрели на него с решительностью. И хотя детектив не хотел очередной выходки, он чувствовал, что её нельзя избежать. Его трагическая вина* уже повлияла на развязку этого незамысловатого сюжета. Улыбки Таканори всегда были такими скромными, ненавязчивыми — его губы были такими привлекательными. Не сейчас. Кажется, он собирается что-то сказать. Один только факт этого угрожал Юу, Таканори можно было и не доставать оружия. — Мне нужно кое-что сказать. В сравнении с недавним хаосом и бессвязными злыми репликами голос Таканори будто отражался от тишины, шорохом ложился на поверхности. Смысл его слов, однако, не всегда был так мягок, как голос. — Я блефовал, — коротко и просто признался убийца, пока подушечки его пальцев с нажимом скользили по футболке Юу. Снизу — вверх. И снова вниз. Кажется, он совершал эти движение уже неосознанно. — Я блефовал о том, что между нами что-то было. Сердце ёкнуло внутри Юу, а последующая скорбь со странной искрой недоумения растворилось где-то между лёгкими. Несмотря на это, он ответил размеренно: — Считаешь, я делаю это ради тебя? — Конечно, — прошептал Таканори, приподняв брови. Атмосфера не располагала говорить громче полутонов. — Всё, что ты делаешь, — ради меня. Вдох… Выдох… — закрывая глаза, пролепетал он и откинул голову чуть назад. Холодные ладони плотнее прижались к груди Юу, пальцы преступника чуть поджались. — И всё это ради меня. — Ты много на себя берёшь, — оборвал Юу небрежно. Убийца вернул голову в былое положение и открыл глаза. — Да? — Он недоуменно замолчал на некоторое время и опустил глаза, как будто задумавшись. — Прости. — Даже если так, я не смогу отпустить его. Он знает слишком много. Разве не это было нужно тебе? Убрать сообщника раньше, чем он… — Эй! — Обеими руками преступник ударил в грудь детектива, прерывая его. — В тебе размышления стратега, детектив. Давай… — приблизившись к лицу Юу, произнёс преступник таинственно. — Давай… просто так. Безо всякой причины, понимаешь? Мы просто заберём, насладимся. Безо всякой причины. — То, чего он хотел, отвратительно. — Юу искривил губы в нескольких сантиметрах от улыбающихся губ убийцы. — Такие ублюдки не должны попадаться мне на глаза. — Нет, Юу, нет. Ты всё не так понял. Я дал ему немного этой бумаги… немного денег… И пообещал больше, но у меня нет такой суммы. Он, конечно, не хотел касаться меня, что за чушь. Я просто хотел, чтобы всё было как раньше. Между мной и тобой. Прислонив ладонь ко лбу, Таканори выдохнул и снова откинулся спиной на руль. — Хочешь сказать… дело в деньгах? А это всё? Это выдумка? Отвечай, чёрт тебя дери! — зашипел Юу, притягивая к себе преступника за воротник. — Прикоснись он ко мне хоть взглядом — я бы всадил ему нож в живот, Юу. Думаешь, это шутки? — щурясь, пролепетал Матсумото. — Глупец. Никто не станет хотеть меня так, как ты. — Достаточно, — отрезал Юу холодно. Разжав пальцы, он отрешённо уставился в окно. Всё это было, и вправду, сделано ради ничего. Разве что… есть одна небольшая зацепка: этого хотел Таканори. Этого — чего именно? Смерти? Хотел, чтобы Юу стал таким же, как он? Никогда, этого не может случиться. Ведь Юу уже был в сотни и тысячи раз плотнее набит гнилью. — Знаешь, я попросил остановить машину не просто так, — напомнил о себе преступник. — Попросил, — ядовито выплюнул детектив. Истерика несколькими минутами раньше, чуть не убившая их обоих, мало походила на просьбу. — Мне снилось кое-что чудесное. — Таканори вытянул руки ладонями вверх, словно ожидая, что что-то осязаемое появится в его пальцах вместе с воспоминанием. Но там была лишь пустота, которую он силился потрогать. — Обнажённые сплетения мышц. Влажные, лишённые кожи. И у меня был нож… Острый нож. Закрыв глаза, Юу провёл ладонью по лицу и вздохнул. — И мне подумалось, — продолжал тем временем Таканори, — что мы здесь так развлекаемся. Но ему… — Преступник кивнул подбородком в сторону багажника. Детектив не видел этого жеста, но прекрасно понял, что речь идёт об их «госте». — Ему, должно быть, немного печально. «Лжец», — мысленно усмехнулся Широяма. Нельзя представить, что с таким лицом, какое было у преступника в момент его пробуждения, он думал о каком-то сраном теле в багажнике. Этот никчёмный кусок мяса — смешно — был уже потенциально полумёртв. Этот чёртов детектив Шрёдингера. — Хочу, чтобы он знал. Наконец Юу обратил свой взгляд к убийце, вальяжно откинувшемуся на руль. Его глаза заискрились, как и прежде. Может быть, всё дело было лишь в необоснованных слезах. Но когда Юу видел это, он становился невообразимо жестоким. — Знал о чём? Нам нужно убираться отсюда, пока не проехала патрульная машина. Хватит светских бесед. Таканори издал шумный выдох, запрокинув голову. — Здесь и сейчас, — произнёс он неопределённую фразу и, распахнув свою шелестящую лёгкую куртку, бросил её на пассажирское сидение. На нём осталась только светлая водолазка без горла и с рукавами, севшими после стирок. Не достающие до запястий, они открыли детективу штриховку художника — наслоение вздутых шрамов, поверх которых выступали новые, ещё не успевшие до конца стянуться, раны. Широяма взглянул в окно, чтобы узнать, нет ли поблизости никаких автомобилей. За время их увлекательной беседы рядом прошумело несколько, поэтому Юу опасался, как бы кто-нибудь излишне любопытный или излишне альтруистичный не остановился спросить, нет ли у них какой-нибудь поломки, не помочь ли сменить колесо, не вызвать ли буксировочную машину. Если в помощь — тогда исключительно катафалк. — Нет. — Ледяной указательный палец прижался к подбородку детектива, насильно поворачивая его лицо обратно. — Смотри на меня. Смотреть на что? На что, чёрт возьми, нужно было смотреть? Взгляд Юу шарил по салону, и он совершенно не понимал, на чём ему необходимо сфокусироваться. Он чувствовал, как замёрзшие пальцы касаются его скулы, и совершенно ничего не понимал. Таканори прекрасно знал, как сделать себе больно, — чуть согнув запястье, он приблизил его к губам детектива и настойчиво посмотрел ему в глаза. Юу отвернулся, игнорируя просьбу. Как и всегда, у них не было ни нужного времени, ни нужного места. Только льющиеся напрасно секунды опасности. Таканори облизнул сухие губы. Медленно, даже несколько нерешительно, убийца приблизился к сомкнутым губам детектива. Конденсат выдоха осел на тонкой коже его губ; Юу не закрывал глаз. Словно примеряясь, несколько раз Таканори отстранялся, едва касался, что это только больше сбивало Юу с толку. Он совершенно онемел от предвкушения, сам не осознавая, как сильно напряжён был всё это время. И когда губы убийцы наконец горячо ужалили его, Юу надавил на грудь преступника, отодвигая его от себя. К сожалению, здесь было слишком тесно. Таканори ни на что не среагировал и, едва оторвавшись, прижался губами снова. На третий раз, когда его влажные губы заскользили по губам Юу, рука детектива медленно и безвольно сползла на сидение. — Эти сны. Я так устал. И это всё, что убийца пробормотал срывающимся голосом, после этого Широяма не смог бы услышать ничего из сказанного кем-либо. Частое дыхание заполнило собой салон до отказа, Таканори целовал его шумно и открыто, зверской хваткой вцепившись в воротник пальто. Невыносимую боль причиняло это треморное вожделение, которое не утоляли никакие прикосновения. Юу хотел вгрызться в него зубами, задушить, сломать — что угодно, но только не прикосновения, почти несуществующие и всё-таки каждый раз разрывающие нутро. Юу скользнул языком в приоткрытые губы и ощутил, как руки Таканори, стискивающие его воротник, крупно задрожали, затем резко ослабели. Оторвавшись, он простонал так вульгарно и несдержанно, что Юу стиснул зубы. Этим подставным терпением, фальшивым контролем они мучили сами себя. — Мне нужна моя бритва, — прошептал Таканори и хотел было потянуться к куртке, но Юу перехватил его руку и прижал его поясницей к рулю. Стукнув по бардачку, Широяма достал оттуда верёвку, которая предназначалась для пассажира в багажнике, но оказалась лишней. Такое растерянное, растревоженное выражение Юу не видел на лице Таканори ещё ни единого раза. И мог бы жалеть об этом, если бы только знал. Та малая часть невинности, затерявшаяся в нём, имела невообразимую ценность. Плотно привязав обе руки к рулю, игнорируя бессознательные жалобы, раскрасневшиеся от укусов губы и безумие, Юу откинулся на спинку и осмотрел свою работу. Это уж точно успокоит убийцу немного. Под тяжёлые жалобные вздохи и бессильные дёрганья Широяма, чиркнув зажигалкой, закурил. — Ты утомил меня, — сказал он на выдохе, выпуская дым. Стекло поехало вниз. Дыхание Таканори всё ещё было тяжёлым, детектив видел, как его грудная клетка поднимается на вдохе, на выдохе — опускается. Юу посмотрел на оранжевый тлеющий конец сигареты, затем на Таканори и, улыбнувшись, подцепил край его водолазки пальцем. — Да, пожалуйста, — одними губами попросил убийца, почти сразу читая намерение детектива. — Пожалуйста, — повторил Юу чуть звучнее, удовлетворённо и без выражения. Он провёл подушечками пальцев по не тронутой лезвием части у тазобедренной кости, отчего преступник дёрнулся. Пальцы Таканори словно сводило судорогами, он попеременно жмурился и распахивал глаза. Но когда сигарета была плотно вжата в его кожу, он замер и протяжно застонал. Значит, он хотел, чтобы Эйчи, лежащий там без движения, слышал это. Извращённое, больное, аморальное. Единственный, кого Таканори собирался развлечь, так это самого себя. Едва ли человеку в багажнике есть дело до того, какой мерзостью занимаются его потёкшие крышей похитители. Щелчок — сигарета снова была зажжена. Может, и не стоит никого убивать? Они ведь так неплохо проводят здесь, в глуши, время. С шипением сигарета во второй раз вжалась в бледную кожу справа от продольного и тонкого розоватого шрама. Юу расстегнул пуговицу на джинсах убийцы, потянул вниз замок, расстёгивая молнию. Поражало его только одно: как может такое частое и надрывное дыхание оставить лёгкие человека целыми. Пока что, по крайней мере, пока что — Таканори дышал, и Юу не мог утверждать, что ему это не нравится.