***
Юу нёсся по тусклому коридору, хватаясь за углы при поворотах, чтобы устоять на ногах, которые скользили по половому покрытию, где отражались потолочные лампы. Девушка, на которую мужчина наткнулся и едва не сбил с ног, ошарашенно отпрянула к стене, прижимая к груди свой дипломат. Зелёная табличка «EXIT» дала детективу ещё больше энтузиазма — он рванулся к двери что было силы. Толкнув её, Широяма оказался на улице и захлебнулся от ветра, ударившего его по лицу. Парковка. Вот что ему нужно. «Спокойно, Широяма. Ты сможешь», — едва разбирал свои мысли брюнет, чью голову забили лишь намерения. Добравшись до своей невзрачной тёмно-синей «японки», Широяма ударился руками о капот и склонился, чтобы перевести дух. Бежал он не так уж долго, однако каждый удар сердца заставлял Юу давиться воздухом, и это уже не было шуткой. Всё не было шуткой с самого начала. С того самого момента, как он родился. Слово «смех» как будто растаяло, стоило ему сделать свой первый неумелый вдох. Преимуществом детектива было лишь то, что дела с сердцем у него обстояли намного лучше, чем с головой. Поэтому загибаться от гипервентиляции он не стал и доковылял до двери, снял автомобиль с сигнализации. Руки его были такими слабыми от дрожи, что мужчина открыл дверцу с огромным усилием. Только бы никуда не вписаться по дороге. Умирать ещё слишком рано. По крайней мере, не сейчас. Отчаянно визжа, машина выскользнула с паркинга и понеслась по дороге, попутно набирая скорость. Оставалось меньше пятнадцати минут до девяти, а Юу и представить не мог, что произойдёт, если вдруг он не успеет. Вероятность этого была велика. Прямо сейчас Юу не думал — он сжимал руль до боли в пальцах. На светофорах его и вовсе одолевала паника, поэтому, когда он имел возможность нарушить правила, он нарушал их. Впрочем, как и всегда. Неудивительно. Подобные мысли заставляли его звереть и обещать себе не оплошать. Как и раньше, как и шесть лет назад, он не знал, чего ожидать от следующего мгновения. Что произойдёт, когда стрелка часов передвинется на одну секунду, и что станет следствием очередного глубокого вдоха. Публичные здания заменялись чередой многоэтажек, спальными районами, и ночные огни заметно уменьшались в своём количестве. Вот что нужно было подонку. Юу успел узнать свой небольшой городок, успел объездить его от и до, поэтому этот перекрёсток он помнил неплохо. До этого момента, однако, Широяме ни разу не доводилось заметить, каким пустым он выглядит в такое время. Ужас накинулся на детектива, когда тот осознал, что нужно заглушить мотор. Он хотел сорваться с места, вжав ногу в педаль газа, и больше никогда об этом не вспоминать. Изолироваться. Впасть в кому. Что угодно. Хватая губами горький воздух салона автомобиля, он боялся глядеть в боковые зеркала. Ни одна машина не проехала здесь за те несколько секунд, как он остановился. Он услышал бы. Обе руки Широямы всё ещё стискивали руль, и когда Юу оторвал одну из них, то чуть смог разогнуть пальцы, чтобы дотянуться до зажигания. Решение закрыть глаза пришло к нему, когда гудение мотора стала замещать зловещая тишина. Даже звуки собственного сердцебиения приводили его в ужас. А это всё, что сейчас мог услышать детектив. Остался всего лишь мизерный нюанс, и Широяма не мог решиться сделать это. Наконец щелчок оповестил о том, что двери разблокированы. Юу вжался в жёсткое сидение, предвкушая долгожданное возмездие. Обоюдное. Все те образы, что он так долго лелеял в израненной памяти, сейчас воплотятся. И то ощущение, разрывающее дыхательные пути, нельзя было описать как хорошее или дурное. Оно было неадекватным. Да, Юу осознавал это с небывалой уверенностью. Дверная ручка издала смутный звук — сердце детектива принялось коротко замирать, но Юу не мог показать своей паники. Как последнюю опору, он сжимал руль, — чтобы пальцы не дрожали. А иначе он стал бы походить на больного Паркинсоном. Какие-то неясные шорохи и хлопок. Последний едва ли не вынудил Широяму подскочить в сидении. Теперь он не был один, только никак не мог поверить в это. Сжимая зубы, он продолжал истязать руль вспотевшими руками и наблюдать темноту век. Так намного легче — оставаться в неведении, поэтому детектив долго откладывал разговор с матерью. Поэтому он игнорировал, когда ему ясно дали понять, что теперь он не принадлежит себе больше. — Ты опоздал на три минуты, — шершавым полушёпотом отразилось от окон. — Это просто непозволительно. Но если не себе — в таком случае… кому?***
— Что угодно! Я сделаю что угодно! Убийца приподнял тонкие стрельчатые брови, внимая мольбам. Делал вид, что внимал. В самом же деле он улыбался своими острыми уголками губ. — Что угодно? — Отпусти его, прошу. — Самопожертвование, господин полицейский? Как мило с вашей стороны. Всё повторялось. Очередной круг ада. Всё ниже и ниже — Юу наблюдал страдания, и проводником здесь был тот, кто изощрённо истязал его разум. Дьявольские глаза влекли его прямиком в небытие. Разгуливая по комнате с кухонным ножом, он касался мелочей: фотографий в рамках, дешёвых сувениров на комоде — и задумчиво хмыкал. Реплика Широямы смогла отвлечь его от пустого созерцания, помогла ему приступить, наконец, к запланированному. — Сегодня — кое-что особенное, — облизнув сухие губы, усмехнулся он. Фраза привела Юу в сумасшествие. Широяма имел исключительно бессознательную веру в лучшее, однако здесь, он знал, ничто не может помочь. — И не шуми, — дёрнул бровями убийца. — Ш-ш… — Пожалуйста, — прошептал Юу, пробуя изоленту на запястьях на прочность. Не поддавалась ни на грамм. Другого выбора, кроме как позволить себя обездвижить, Юу не нашёл, потому что напротив него в этот раз не находился безликий «кто-то». Его напарник. Тот, с которым они разъезжали по городу, и тот, кто болтал без умолку, только коротко и боязливо промычал, когда громадное лезвие плавно легло на его щёку. Продолжая въедливо глядеть в глаза убийце, Юу прошептал ещё одну просьбу, и тот улыбнулся ему мимолётно. А ведь полицейский так надеялся достичь его. Предполагалось, это должно тронуть его, и это, в самом деле, тронуло. В который раз Юу неосознанно исследовал косой продольный шрам у глаза. Резцы преступника несильно прикусили край нижней губы, когда он сказал так же тихо: — Ещё раз. Юу нахмурился, недоумевая. — Скажи ещё раз. Убийца не отнимал ножа от лица его напарника. Всё не может закончиться так, как в предыдущие разы, и именно поэтому Юу попросил ещё раз: — Прошу тебя, отпусти его, — прошептал он, сбиваясь со слов. — Мне нравятся твои глаза, — щурясь, чтобы вглядеться получше, ответил преступник. В отличие от брюнета, его вся эта ситуация с ножом ничуть не волновала. Сжав челюсти до тупой боли, Юу дёрнулся. Теперь он понял, что, даже если чувства в груди этого ублюдка всё ещё живут, — они деформированы. Настолько сильно, что вернуть их в норму нет надежды. — Сегодня, — вдохнув полной грудью, заговорил убийца, — особенный день. — Взгляд детально исследовал стену, что за спиной Широямы. Там висело ещё с несколько десятков фотографий — таких, какие из серии «поглядите, как я здорово живу». С родителями на годовщину их свадьбы, с друзьями, с девушкой, с её собакой. Улыбка всё ещё натягивала сухие потрескавшиеся губы, но глаза его ожесточились вмиг. — Особенный, — повторил убийца шёпотом и замахнулся для удара рукой, держащей холодное оружие. — Постой! — возгласом сорвалось с губ полицейского. Его напарник зажмурил глаза. — Слушай, — возмущённо вздёрнул брови убийца, — если соседи постучатся, что мы им скажем? Кажется, я просил… Юу следил за тем, как рука плавно опускается ниже и ниже, с замиранием сердца. Наконец движение прекратилось. Поблёскивающее в свете лампы лезвие, расположенное под прямым углом к брюшной полости, замерло, коснувшись своим концом лёгкой клетчатой рубашки. — Сегодня мы поиграем, — прохрипел он. Выражение тревоги на лице полицейского вернуло ему былое самообладание. — Правила игры… Слушай внимательно, Юу. Я не стану повторять. Когда Широяма взглянул преступнику в глаза, тот улыбнулся ему снова. Так открыто, словно они оба — друзья детства. Юу сморгнул, отодвигая подальше подтекст мимики на лице убийцы. Ему просто кажется, что это имеет некий смысл. — Я слушаю, — пробормотал Юу, чтобы поддержать эту мерзкую «игру». Чем бы это ни оказалось, только уж точно не сканвордами или судоку. — Да, — шепнул убийца. — Слушай, — прошептал он, и глаза его сузились в удовлетворённой улыбке. — Этот человек — он тебе близок? Он — твой друг? — любознательно склонив подбородок, поинтересовался преступник. Его свободная левая рука скользнула по плечу одиночным давящим движением, и пальцы сжались. Капкан. — Он — твой друг? — Сухие губы снова разомкнулись, чтобы повторить вопрос. Кожа рассоединялась мучительно медленно, показывая чуть неровный нижний ряд зубов. — Да, — согласился Юу, едва способный на такие сдержанные слова. Голос колебался, как маятник. Ему бы сейчас схватить что-нибудь потяжелее и проломить череп этому проклятому лицемерному выродку. Раздирая глотку бесчисленными мольбами, ему бы просить остановиться, прекратить. Ни то, ни другое, к сожалению, не возымеет эффекта. Поэтому он говорил «да». Именно поэтому он позволял этому человеку продолжать улыбаться. — Такие тёплые дружеские отношения — это просто прекрасно, — подняв взгляд к потолку, проговорил убийца несколько мечтательно. — Много у тебя друзей? — Смоляные зрачки вновь устремили свой взгляд к Юу, плотно смыкающему губы. — Какие правила игры? Скорее, нужно скорее сделать что-нибудь, чтобы остановить его. Усыпить его бдительность, занять его собой и отвлечь от того, чьё плечо он сжимает в пальцах так крепко, что парень, напарник Юу, жмурит глаза, вдыхая поглубже через нос. — Тебе не терпится? — вздёрнул брови убийца. Широяма не мог больше видеть, в какой опасной близости находится огромный кухонный нож от тела его товарища. Полицейский был почти уверен, что в нём все десять, а то и двенадцать дюймов. — Хорошо, я назову правила. Синий латекс на его руке морщился, с мерзким звуком отлипал от рукояти, когда он выпрямлял пальцы, чтобы ухватиться за нож попрочнее. — Правило первое: ты клянёшься говорить правду, только правду и ничего, кроме правды. — Юу глядел в застывшие глаза молча и теперь сам позабыл, как моргать. — Второе правило: ни одна мелочь не должна быть упущенной. Ни единая. — Сердце внутри полицейского отбивало ритмы. Не ритмы страха — ритмы ужаса. Ужаса, из-за которого воздух затвердевает в лёгких. — Третье и последнее, господин полицейский, — мерно произнося слова, подытожил убийца. Латекс перчатки снова заскрипел. — Каждый раз, когда ты лжёшь, лезвие заходит под кожу на один сун*. Сколько твоей лжи он вытерпит? — Нет, нет, нет, — рассмеялся Широяма лихорадочно. — Ты ведь… Ты… Пришлось сжать челюсти до скрежета зубов, чтобы ругательство не сорвалось с губ. — Расскажешь немного о нас. Да? — Каких нас?! Дёрнувшись на стуле, Широяма попытался освободиться, но всё впустую. С лодыжками, прикрепленными к ножкам стула, и руками, туго склеенными изолентой позади спинки, он определённо не боец. — Не стоит так беспокоиться. — Убийца сделал самое умиротворённое лицо из когда-либо существовавших. — Разве это так сложно? Ради него. — Он кивнул на парня под собой. — Как его зовут? — Можешь убить меня, слышишь? — Я уже сказал, — сдвинув брови к переносице, терпеливо произнёс убийца. — Правила игры, Юу. Я уже назвал их, и тебе придётся следовать. — Масахиро, — прошептал полицейский, подавленно глядя на то, как пальцы убийцы разминают рукоять ножа, словно пластилин. — Какая ирония, — усмехнулся преступник, дёрнув подбородком**. — Ну, Масахиро. Можешь поговорить со своим другом. Как только изолента исчезла с лица Масахиро, тот заговорил так быстро, будто изголодался по словам: — В чём дело, Широяма? Ты знаком с этим больным пикеристом***?! — Начинайте, господин полицейский, — кивнул преступник, продолжая широко улыбаться. — Что случилось там, в переулке? Боюсь, нашему Масахиро очень любопытно. Юу сглотнул тяжело, встречаясь с обескураженным взглядом товарища. Тот лишь моргнул одиночно, продолжая вглядываться в лицо Широямы, отчего тому сделалось совсем не по себе. Должен ведь быть какой-то другой выход. — Если не заговоришь, я введу новое правило, — сказал убийца, скучающе оглядывающий интерьер. — Расскажи нам, как вышло так, что ты, служитель закона, даже не удосужился вызвать скорую помощь. Как же непрофессионально с твоей стороны, Юу, — улыбнувшись мельком пустоте, подначивал преступник. Но Широяма не мог ответить тем же в таком унизительном положении. Всё, что он мог, — испепелять взглядом того, кто даже не смотрел в его сторону, продолжая свой монолог. — Наводящий вопрос: что ты увидел в переулке? Видишь? Я тебе помогаю. — Был бы и рад увидеть что-то другое, а не тебя, ублюдок, — зашипел Юу. — Умело, — нахмурился убийца и дёрнул головой к Широяме. — Как это так… у тебя выходит? Не солгать и оскорбить меня в одном флаконе. И всё же стоит немного пополнить свод правил: за оскорбление полагается штраф. Небольшим, коротким рывком. Всего за несколько секунд. Точечной вспышкой. Рука убийцы напряглась, пальцы сжались, и нож вонзился в плоть. Юу только и смог, что приоткрыть губы, так ничего и не произнеся. Лезвие вошло почти по самую середину, стон-рычание сквозь сжатые зубы убийцы последовал за этим, и ресницы его прикрытых глаз задрожали. Масахиро попытался втянуть воздуха, но тот лишь ускользал из лёгких. Всё его тело напряглось, словно в судороге, однако он и не подумал двинуться, опасаясь вогнать нож ещё глубже. — И да, глазомер у меня не очень, господин полицейский. — Усмехнувшись, убийца перегнулся через плечо парня, чтобы поглядеть, как глубоко вошло лезвие. — Здесь чуть больше, чем один сун, я признаю. Но ведь и ты нарушаешь правила. Красная клякса крови, пропитавшая хлопковую ткань рубашки, продолжала расползаться, а Юу даже не представлял, что может сделать теперь. Шокированный, он глядел на то, как губы преступника шевелятся, как он произносит что-то. И не мог вымолвить ни слова. В этот раз не будет смертей, нет. Этого не случится. — Должно быть, ты злишься, — продолжил преступник невозмутимо. — Знаешь, я никогда не играю по правилам. С губ, прекративших своё движение, внимание Юу переключилось на глаза. Такой ужасающей волной ярость поднялась к его горлу, какую лицевые мышцы не способны отразить в полной мере вовсе. Всё его нутро сгорало от этой слепой ненависти. И казалось, что глаза этой твари, эти разбитые вдребезги глаза, безжалостно полосуют его своим взглядом. — Боже… Юу… — стонал его напарник сквозь зубы умоляюще. — Скажи ему что-нибудь. Ради всего святого, скажи. — О, нет-нет, — рассмеялся убийца и натянул волосы пленного так, чтобы заглянуть в его лицо. Плечи того вздрогнули, стоило ему увидеть одержимое лицо мучителя. — Он рассказывает это тебе. А ты слушай. — Голова Масахиро мотнулась, когда пальцы убийцы оставили его короткую стрижку. — Говори, — обратились к Юу, и на этот раз тон голоса походил на плавленое железо. Не терпящий возражений и отлагательств. Шумное дыхание товарища и его глаза, больше не силящиеся запрятать свой ужас поглубже. Одно движение, одно слово может прекратить его жизнь, а жизнь эта в руках человека, который явно не станет церемониться и устраивать долгие разбирательства. Юу знал его давно, Масахиро, и видел, как тот отшучивался всякий раз, когда трусил. Это казалось таким забавным — показная храбрость и его хвастовство. Они с самого начала были такими разными, и всё же, даже просматривая насквозь всё его дурачество, Широяма смог найти с ним общий язык. Пусть это и не походило на «дружбу по гроб», он был тем, с кем Широяма смог сблизиться хотя бы на самую долю. Юу не помнил, чтобы когда-нибудь у него были друзья. Как же жалко слово «друзья» звучало в его мыслях сейчас, посреди этого хаоса. Любая материя приобрела оттенок неизгладимой жестокости, дышать приходилось предвкушением смерти. Мелочные слова здесь значили то же самое, что неотёсанное ругательство, нацарапанное на двери Собора Парижской Богоматери. Как первичные половые признаки, россыпью ядовито-розовой краски забрызгавшие полотно Боттичелли «Весна». Такие же пошлые, примитивные и недалёкие. — Да, мы встречались. Это правда, — прошептал Широяма, разглядывая не покрытый ничем деревянный пол. Грязно-рыжая краска была ещё совсем новой, свежей, без единой царапины, но уже смотрелась мерзкой и старой. — Плохо слышно, — провозгласил убийца. — Тогда, тот вызов… — произнёс Юу, в этот раз уверенней, громче. — Я сбежал. Потому что испугался. — Не стоит… — ответили побледневшие от шока губы. — Не стоит брать всё на себя, Юу. Тебя можно понять. — Заткнись, — оборвал преступник, напрягая пальцы на рукояти ножа. — Замолчи, он ещё не закончил. Тебя не учили манерам? Чего же вы испугались, господин полицейский? — обратился он к Широяме. — Тебя. — Себя, — перебил ублюдок снова. Этот урод ему и слова не дал произнести, и тогда лезвие сдвинулось с места, плавно проникая глубже в живот. — Не нужно. — Юу произнёс это без запала; совершенно, казалось бы, безучастно. Перед его глазами тело корчилось, дёргалось, хватало ртом воздух и мучительно стонало. Тело. Нет, тот, кто перед ним, — это не просто тело. Это человек, кого он знает, знает давно, и он обязан что-то сделать. А вместо этого… — Не нужно, пожалуйста, — жмурясь от невыносимой тяжести, заставляющей его давиться воздухом, Юу произносил пустые мольбы. К чему ему этот душащий избыток, если тому, кто напротив, кислорода не хватает. — Ложь, ложь, ложь! — возопил убийца. — Грязная ложь. Скажи ему, что ты сделал. Что именно. — Я хотел арестовать этого… — Мужчина поджал губы. — Его. Юу предпочитал смотреть в лицо товарищу, нежели падали, что держала в своих латексных пальцах нож. Нужно только чтобы он не терял сознания. Поддерживать зрительный контакт и говорить с ним. Вне зависимости от того, что придётся рассказать. — Но не сделал этого, — закончил Юу чуть тише. Его голос растворялся в тишине. Говорить в такой глуши становилось страшно. — Детали. Если не прекратишь их упускать… Да-да, если он не прекратит упускать детали, Масахиро истечёт кровью. Уже сейчас Широяма сомневался, что напарник протянет долго, таким плавающим казался его взгляд, а вдохи — судорожными. Однако Юу заметил, что глаза его также спрашивают. И только сейчас полицейский понял, что ему нужно рассказать. Да ведь у него и язык не повернётся, чтобы произнести подобное. — Я не арестовал его, хотя на его руках была кровь. Они были по локоть в крови. Масахиро шумно сглотнул, когда Юу произнёс эту фразу. — На твоём месте я бы тоже… — прошептал он слабо. Пытался не дышать так глубоко, избежать боли, оттого вдохи стали короткими и частыми. И вот он момент. Юу осознал в полной мере. Когда Широяма бросил быстрый взгляд и когда прочитал по потрескавшимся губам: «Скажи ему». В этот момент брюнет осознал, что его голос иссяк. Звуки просто не могли быть извлечёнными, не могли сорваться с его губ. Слова ткнулись ему в горло, их острые неровные куски раскромсали голосовые связки в кровь. — Неужели так сложно, — сквозь зубы процедил убийца. Терпение его окончательно истекло, и Юу знал, что с минуты на минуту произойдёт непоправимое. — Сказать, что ты заткнул свой чёртов член мне в глотку. Да это ведь смешно. — Короткий смешок исказил линию губ преступника. — Ты слышал? — склонившись к уху Масахиро, прохрипел убийца и натянул его волосы. — Твой добрый дружок позволил мне отсосать ему. Это ощущение — молниеносное. Ужас; гниль, разрастающаяся на клеточном уровне. — Ч…то? — Скажу больше. Ему понравилось. Я ведь прав, господин полицейский? Я прав? — спросил убийца смеясь. Лицо, изуродованное механической гримасой счастья, и лицо его напарника теперь находились на одном уровне. Юу не знал, в которое из них нужно смотреть. Наверное, он должен был ответить, чтобы продлить эту пытку ещё на несколько минут, но Юу сказал, скалясь, как озлобленный волк: — Пошёл ты. Пошёл. Ты. — Так вы… вы с ним заодн… Звук вдоха напомнил Широяме скрип заржавевших дверных петель, когда тонкая нить крови опустилась из уголка губ Масахиро. Но Юу не смотрел. Всё только потому, что он знал: осуждение застыло в глазах его единственного товарища теперь навсегда. Последняя мысль застыла в его мозгу, конвульсивно пульсирующая вместе со степенно замедляющимися ритмами желудочков сердца. Вместо этого полицейский глядел на убийцу. А тот облизывал сухие губы, загоняя нож внутрь до самого основания. Пожирая глазами глаза Юу. Рука его дёрнулась вверх, делая рану совершенно точно смертельной. Распарывая все органы разом. Широяма не думал произнести ни одного возражения, когда он вынул нож и наскоро перерезал изоленту на конечностях Масахиро. Единственного, с кем Юу продолжал поддерживать контакт такое значительное количество времени. Можно было назвать его даже другом. Если бы Широяма не знал, что это конец. Финал представления. Беспокоиться не о чём больше. Возражать незачем. Носок ботинка убийцы толкнул стул, и тот накренился, сбрасывая тело к ногам Юу. С глухим грохотом то, что осталось от Масахиро, повалилось на пол, где стала расползаться огромная кровавая лужа. Из горла парня вырвался последний хрип, кровь брызнула на носок чёрной туфли Широямы и каплями поползла к линии подошвы. Зрачки застыли. — Теперь ты понимаешь? Шёпот, соскальзывающий с губ преступника, приводил Юу в бешенство. Пламя это полыхало слишком глубоко, чтобы полицейский смог почувствовать. Ведь он не реагировал на слова, наблюдая за тем, как кровь проглатывает всё большее и большее пространство. Говоря начистоту, он перестал понимать что-либо ещё тогда, в том переулке, наполнившемся патологической, больной похотью. Когда их взгляды встретились, и всё в голове Юу, встряхнувшись, так и осталось в абсолютном беспорядке. Ощутив прикосновение к собственному лицу, мужчина попытался прийти в себя и понял, что картинка принимается размываться. Лицо справа от него и рука, теперь не покрытая синим латексом, а затем и вся комната — всё потеряло резкость и расплылось в цветные кляксы. Убийца с неподдельным интересом разглядывал свои влажные пальцы, но не кровь была на них. — Катарсис, — сказал он и добавил: — Незачем беспокоиться о тех, кто тебя ненавидит. Это существо, чем бы оно ни было… Оно не человек — чума. «Красная смерть»? Нет, намного и намного свирепей.